него радовался…
Так Рональд Дойл начал писать свой великий роман. Это были лучшие два месяца в его жизни. Это была настоящая дружба. Майкл всегда был рядом - и в шумных попойках, и в офисе, где они горячо обсуждали каждую страницу написанного, и в бесконечных похождениях в поисках красоток и развлечений. Жизнь двух молодых людей била через края и фонтанировала. За это время Рональд сдружился с Джерри, Томом и Филом. Только одно не давало ему покоя – сердце замирало, когда он встречал Вивиан. Виделись они часто. Больше она не приглашала его к себе, видя, как он беспечно проводит время с другими женщинами, но, казалось, не обращала на это внимание. Иногда она появлялась в компании незнакомых мужчин, и тогда Рональд чувствовал себя ужасно. Но его спасала работа, а еще, что удивляло, та потрясающая музыка, которую играли ребята из ансамбля. Когда он ее слышал, все становилось легко и просто. Это был восторг, замешанный на безрассудном веселье и буйстве. Эта музыка не давала думать, она сносила голову, растворяла мозги, уносила на высоту, заставляя забыть обо всем. И снова работа, бесконечное нагромождение слов, страниц, а потом вечерние попойки, музыка, друзья и… Вивиан. Иногда ему казалось, что она как-то странно на него смотрит, когда видит с другими женщинами, хочет что-то сказать. Но он проходил мимо, стараясь не замечать. Удавалось ему это с трудом.
- Привет, Ронни!
- Привет, Виви!
Но снова начинала играть волшебная музыка и все проходило. Эта музыка была лекарством от всех болезней, а главная болезнь, как известно, в нашей голове. И если что-то помогает, за это можно отдать все. Сколько за эти два месяца у него было женщин, он не помнил. Однажды проснулся на большой кровати в кампании двух незнакомых девиц и Джерри.
- Привет Джерри!
- Привет Ронни! – хохотали они. Однажды Том научил его курить сигареты, которые помогали не хуже той волшебной музыки, а, может быть и лучше. И теперь, в трудные минуты Рональд с удовольствием принимал спасительную пилюлю. Но появлялась Вивиан, которая была поблизости всегда... И снова этот запах, который сводил с ума... А однажды он проснулся и увидел рядом с собой в кровати Фила. С ужасом обернулся, но больше не нашел никого. Вспомнил, как они вчера долго пили, потом курили волшебные сигареты. А потом… Потом он не помнил ничего.
- Привет Ронни!
- Привет Фил! – пробормотал он. – А что это было?
- Тебе понравилось, Ронни? – улыбнулся Фил.
- Не знаю, Фил… Не уверен… Я не знаю… Не помню…
- А ты был ничего! Как-нибудь повторим?
- Может быть…
И снова к спасительному столу, он хватает бумагу и начинает яростно писать. В такие минуты он не боится ничего, даже самого себя.
Так прошли два месяца. Оставалось всего несколько страниц и книга будет готова. Майкл ликовал. Больше он не торопил, с вниманием, бережно относясь к его работе. Наконец осталось всего несколько строк. Рональд с трепетом отложил рукопись и поехал в ресторан, где в последнее время они по вечерам собирались. Эти последние слова, эти буквы он допишет завтра. А сейчас ему безумно тяжело было прощаться с романом, с этой жизнью, с друзьями, с Вивиан. Что будет дальше, он не знал.
Как всегда шумное застолье, музыка, друзья и снова Вивиан. Сегодня она была какой-то другой, он сразу же это заметил. Спустя какое-то время она взяла его за руку и, не спрашивая, повела танцевать. Обняла, посмотрела в глаза и тихо сказала:
- Мои пробы закончились. Завтра я уезжаю на съемки. Придешь ко мне сегодня?
- Приду, - не задумываясь, ответил он, и все в душе перевернулось.
Она любила его так, как не делала это ни одна из женщин, которым он платил. Этой ночью она была совсем другой. Он забыл обо всем, сейчас для него жизнь помещалась в этом сегодня, потому что завтра Вивиан уезжала, но пока еще оставались крохи этой ночи, ловил каждое мгновение. Снова удивительный запах, снова эти руки, на подушке распущенные черные волосы. Рональд был счастлив.
Но вот утреннее солнце заглянуло в окно, осветив ее красивое лицо. И тут ему стало страшно. Он смотрел на нее, любовался и чувствовал, что видит ее в последний раз. Только теперь он понял, как бесконечно любил эту девушку. Он не знал, что делать! И даже Майкла не было рядом, и музыка не врывалась в номер, чтобы снести голову, помогая забыться и не думать ни о чем. Спасительная сигарета? А завтра еще одна и еще?
Вивиан уже оделась, она сидела на кровати такая хрупкая, такая нежная и улыбалась. Он встал во весь свой дурацкий рост, посмотрел на нее, вдруг полез в карман и положил на тумбочке 50 долларов. У него тряслись руки, но он знал, что должен это сделать! Майкл снова был с ним! Он был рядом! Он не бросил его в трудную минуту! Вивиан вспыхнула, помолчала немного, потом тихо сказала:
- Ты мог бы этого не делать, я тебя просто пригласила.
- Нет, не мог, - ответил он и уставился в пол. Они долго молчали.
- Можно спросить, почему столько? – наконец нарушила она молчание.
- Теперь ты стоишь дороже.
Она грустно улыбнулась. – Я ошиблась, Ронни. Ты такой же, как все.
- Встретимся, Вивиан, когда я стану великим писателем. Тогда все обойдется без этих несчастных бумажек, - уверенно ответил он и смело посмотрел ей в глаза.
- Ронни, когда ты станешь великим писателем, любой конгрессмен будет мечтать о том, чтобы целовать мне руки. Прости.
- Ты в этом уверена?
- Я это знаю, - твердо сказала она.
- Прощай, - он больше не мог находиться здесь.
- Подожди! - она вынула из сумочки ручку. - Поставь автограф, великий писатель, - и протянула его пятидесятидолларовую банкноту. Он молча расписался.
- Теперь прощай! – сказала она.
Он уже хотел уйти, вдруг спросил: - Вивиан, а ты любишь рок-н-ролл?
Девушка долго молчала, глядя куда-то в пустоту, наконец прошептала:
- Нет.
А в этих удивительных красивых глазах застыла тоска.
- 17 –
- Неплохо, - бормотал Дойл, листая рукопись. – Очень хорошо. Я сделаю вас, Луи, настоящим писателем!
- Я вас об этом не просил, - ответил тот, но старик его не слышал.
- Очень хорошо, - снова воскликнул он, заканчивая читать. Франк все это время смотрел на него, не скрывая отвращения.
- Кем стала ваша красотка? - спросил он Дойла, - вернулась на свое дно? Вы потом ее встречали?
Дойл вздрогнул и лицо его перекосило.
- Не твое дело, - зло прорычал он. Вдруг прошептал, подняв глаза кверху:
- Нет, не на дно. Она поднялась на самую вершину, стала настоящей королевой… Королевой кино! Только одного не знала - там грязнее, чем в аду. По ней ногами прошлись самые великие, каковыми они себя считали, личности, а потом растоптали ее и уничтожили. Прожила Вивиан недолго… Выполнила свою миссию, девочка… Выполнила, только под другим именем.
И он снова замолчал.
- Кто она? Я ее знаю?
- Ее знают все, - тихо ответил он, – вдруг закричал, – не ваше дело! Она была чище, чем, каждый из тех, кто ее окружал в смокингах и фраках. Я не дам опорочить ее имя в вашей книжонке!
- Это ваша книжонка! – возразил Франк, - потом пробормотал:
- Меня скоро стошнит от ваших откровений!
- Стошнит? – удивился Дойл. – Вас?! – он пришел в себя, прищурился и хитро на него уставился. Долго так смотрел и молчал.
- Стошнит!? И это говорите мне вы – дитя своего времени?! – уже заводился он. - А где же толерантность? Где современный взгляд на вещи? Отстали от жизни, Луи? – и хрипло засмеялся. – Ваш сын в какой класс ходит?
- Во второй... При чем здесь мой сын?
- А при том, что через пару лет он будет посещать уроки, так называемого, сексуального образования. Вы слышали об этом!? А там ему на красивых пестрых плакатах будут показывать половые органы мужчин и женщин. Будут объяснять, как нужно совокупляться, учить, как пользоваться презервативом! Вы об этом не слышали? Вы не знаете, что многие страны прогрессивной культурной Европы уже ввели такую дисциплину. Больше не тошнит? Всего через два года ваш мальчик будет весь бледный возвращаться из школы и задавать вопросы. Вы будете знать, как на них отвечать?
- Через два года и посмотрим, - пробормотал Франк.
- А если вы не отпустите его на эти уроки, на вас подадут в суд и посадят в тюрьму. Прецеденты случались! В тюрьму за то, что вы не даете сыну получать образование, развиваться, а, значит, подвергаете его насилию и нарушаете права! – и Дойл громко захохотал.
- Может быть, к тому времени все изменится, многие выступают против таких инноваций.
- Изменится?! Конечно, изменится! - уже орал он. - Через два года все эти плакаты выкинут за ненадобностью, и будут заставлять детей на уроках делать это не понарошку, а по-настоящему. А вы знаете, что некоторые уважаемые депутаты с высоких трибун уже лоббируют закон о защите прав педофилов? О том, что им будет позволительно проводить время с мальчиками. И с девочками! Этот вопрос обсуждают на полном серьезе! Больше не тошнит? Сколько лет вашему малышу?
- Оставьте в покое моего сына!
Дойл снова захохотал.
- А дочери?
- Месье, Дойл!
- Я-то оставлю, а тот, кого будет защищать этот закон, нет! У вас красивые дети, Луи! Я видел их! Ангелочки!
- Откуда вы знаете об этой мерзости?
- Иногда я читаю ваши мерзкие газеты!
Вдруг Дойл стал серьезен. – А если вас тошнит – это очень хорошо. Значит, мы на верном пути… Куда же вы?
- Куда-нибудь… Мне нужно от вас отдохнуть! Мы два дня безвылазно сидим в этой норе, - с этими словами Франк выскочил из комнаты, а вдогонку ему послышался безумный хохот старика…
- Ненормальный! Маньяк! – бормотал он, убегая.
- 18 –
Выходя из дома, он забежал в свою комнату и взял телефон, отключив его от зарядного устройства. Потом долго брел по улице, пытаясь позвонить, наконец, заметил, что нет сети. Может, сломался? – подумал Франк. Завидев какого-то прохожего, спросил:
- Извините, месье. Вы не посмотрите, у вас есть сеть?
- Месье? – не понял тот.
- Я не могу поймать сеть, хотел бы узнать, у вас она есть? – и кивнул на свой телефон. Тот недоуменно на него уставился и произнес:
- Нет, месье. У меня сети нет… С собой нет. Но я знаю, куда вам нужно идти. Неподалеку есть магазин, где вы сможете купить и сети, и прекрасные спиннинги, и удочки. Все, что угодно! Замечательный магазин! Вам прямо до угла и налево. Успешной рыбалки! - откланялся он.
- Спасибо, месье, - только и ответил Франк. Потом на такси он добрался до злополучного парка и снова достал телефон. Тот не работал. И тогда Франк зачем-то пошел вглубь зарослей, туда, где несколько дней назад они бродили со стариком. Он не знал, что ищет, снова и снова кружил по газону, наконец, побрел к скамейке. К той самой проклятой скамейке, где он познакомился с Дойлом. Долго сидел так, не зная, что ему делать. Наконец встал и направился к выходу.
И снова удивительный незнакомый Париж расстилался перед ним ковровыми дорогами булыжных мостовых, снова он приглашал пройтись по улицам и площадям, гостеприимно принимая его в свои объятия. Этот Париж не был к нему равнодушен, ему был интересен этот заблудившийся человек…
- Снова вы? – воскликнула Жоан, увидев Франка, одиноко стоящего у подъезда.
- Жоан, простите меня, - воскликнул он. – Вы не подумайте, что я преследую вас. Если мое появление в тягость, скажите, и я оставлю вас в покое!
Она улыбнулась и спросила:
- Вы пришли просить меня о том, чтобы я вас прогнала?
- Я сам не понимаю, что со мной происходит. У меня в этом городе кроме вас никого нет… Я не пытаюсь за вами ухаживать,
Спасибо.