Командир БЧ-2 большого противолодочного корабля Тихоокеанского флота капитан 3 ранга по имени Владимир возвращается из летнего отпуска домой. Не сообщив жене телеграммой о прилете, мужик глубокой ночью прилетает в уютный Владивостокский аэропорт. Рейсовые автобусы в такое время в Приморье еще не ходят, поэтому молодой мужик случайной попуткой под сырной луной едет по дырявой дороге в свое военное поселение, которое разместилось на берегу красивейшей бухты.
С первыми лучами солнца отпускник приезжает к себе в поселок. Через две ступеньки, на одном дыхании взмывает орлом по остывшим за ночь грязным, будто в ржавчине, лестничным пролетам на свой этаж. Поставив на площадке плотно набитую сумку с помятым барахлом, Володя отряхивается от дорожной пыли. Начинает тыкать ключом в замочную скважину. С первого раза открыть замок не получается. Володя, вертя головой по сторонам, думает: «То ли я дурак, то ли лыжи не едут?» С недоумением смотрит на мертвую дверь, потом на руки, будто они растут не из плеч, а из другого места.
«Ан-нет, все правильно. Руки как руки, не дырявые. Просто замок закрыт изнутри на «собачку»! - горе отпускник с досады пожимает плечами. - Вот, незадача! Сюрприза не получилось! Что делать?»
- Была, не была! Где наша не пропадала! - говорит Вовчик пустому подъезду и набравшись какой-то внутренней решимости начинает вгонять кнопку звонка в стенку как кол в черта.
В квартире с бесовской веселостью звучит мелодия радости и победы. «Ты, моряк, красивый сам собою...» Дверь молчит, словно выключенный холодильник. Мужик опять нажимает звонок, теперь требовательнее, чем прежде. «Тебе от роду двадцать лет».
- Танюша, хорош, ночевать, приснится зима - ноги отморозишь! Открывай! - слова колышут паутину с дохлыми мухами на мутном окне подъезда.
«Странно, - в сердцах чертыхнувшись, предполагает Володя, - попугай может еще спать, собака молчать, чувствуя хозяина за дверью, кошке все до коридорного половичка, а вот жена сдохла, что ли от одиночества без мужа?» Стучит пяткой в дерматиновую дверь, похожую на вертикальный караульный топчан, прошитый декоративными гвоздями, словно пулеметной очередью. Эту дверь он сам по-хозяйски крест на крест обил полгода назад золотистыми шляпками.
- Танька, японский натюрморт! Открывай! - отрывистые слова стреляют как шрапнель, но отскакивают от двери, словно бараний горох.
За дверью становится еще тишинее. У мужика возникает страшная догадка, но ее от себя отгоняет. Не может быть! Володя втуне задает щемящий душу, проклятый вопрос: «Неужели опять зафестивалила?» Начинает снова звонить чуть ли не до посинения. Минут через десять за дверью ощущается какая-то загробная жизнь. Слышатся шорох, тараканья возня и нервный трусливый предупреждающий шепот «Тсс!» Становится тревожно как перед штурмом Рейхстага.
Звук щелканья «собачки» в замке, напоминает снятие с предохранителя и зловещее передергивание затвора симоновского карабина. Родная дверь в шесть часов десять минут утра по местному времени, наконец, выстреливает дробовиком Владимиру в глаз, еще раз доказывая, что, если бог захочет, так и дверь выстрелит. В дверях стоит в одной комбинации задом наперед, босоногая жена с левым тапком в руке. Увидев в сыром воздухе перед собой мужа, она опаленная неожиданными звонками, цепенеет. В маске безумного ужаса вздрагивает, будто видит перед собой живой труп.
- Э-это т-ты?.. - обомлевшая женщина с сумасшедшими глазами замученной кошки, растерянно задает глупый вопрос, который эхом разносится в пустом подъезде.
- М-м, - с глупым выражением на кислых губах, мычит растерянно-недоуменный Вовчик скрывшейся худой спине с торчащими лопатками и делает шаг назад, словно боится упасть.
Все начинает походить на плохую мелодраму. Тяжело выдохнув, обескураженный мужик, зацепив бровями косяк двери с облупившейся краской, решительным поленом входит в квартиру со смутным предчувствием чего-то страшного и смешного. Не замечая отсутствия света в узкой прихожей, хочет надеть дежурную улыбку, лежащую среди расчесок на полочке под зеркалом, но с размаха врезается взглядом в потертую тужурку с мичманскими погонами, висящую на вешалке как танк на заборе. Ноги спотыкаются о не чищенные чужие ботинки.
«Вот тебе астролябия! - искрой проносится в голове у прибабахнутого Вовчика. - С какой сырости они здесь?» Электросчетчик прекращает стрекотать сверчком. Дружище-таракан Кеша, подобрав яйца с пола, с ужасом на морде лица сквозняком скрывается за плинтус. Призраки прошлого, населяющие квартиру, испуганно прячутся в пыли времени между мохнатыми банками тушенки и сгущенки на антресолях. Все тихо, с затаенным любопытством начинают ждать, что будет дальше.
Позабыв снять китайские кроссовки и отпихнув ногой чужие ботинки, опешивший Володя с мокрым сердцем почему-то идет не за женой, а в подслеповатую кухню, тоже оцепеневшую от внезапно приехавшего хозяина. Мужик, с видом баклана, надетого на кол, тупо оглядывает убогую кухоньку без занавесок с грязной электрической плиткой «Мечта», будто на ней жарили картошку без сковородки. Глядя на мусорное ведро с протухшей рыбой, Володя нервно дергается - «Целый день дома, зараза, а мусор вынести не кому! Зато мозг выносит регулярно!»
С параноидальным интересом любуется застывшими остатками романтического ужина на двоих, который видимо должен был перейти в завтрак в постели. Две рюмки, две грязных тарелки с обглоданными скелетиками кильки, недоеденный винегрет, облепленный мухами, пустая бутылка балованной водки застыли на столе с исцарапанной липкой клеенкой в ядовитых квадратах. Керамическая баклажка любимого рижского бальзама, цвета дыма над трубой завода «Базальт», откуда он ушел на флот, заныканная им в свое время от жены в бачке унитаза, возвышается, будто погасший Форосский маяк.
Пепельница, забитая изжеванными окурками погарской «Примы», пахнет изменой. Отпускник, глупо таращится на старенький моргающий холодильник «Саратов», тарахтящий как грузовик на подъеме в сопку. «Шуба» из заморозки, живущая своей жизнью, словно переваренная манная каша из кастрюли, готова затопить всю кухню могильным холодом. Из неплотно закрытого крана тоскливо капающая вода, ударяясь о выщербленный умывальник, символизирует, что все в жизни течет - все изменяется.
- Ну и стерва! - горько вздыхает Вовчик, не понимая кого ругает: жену или распроклятую судьбу-злодейку.
Чумовые раздумья начинают лезть в голову. «Что делать? Умереть от любви? Из-за любви? Ради любви? - мужик, сцепив до скрипа зубы, чтобы совладеть с волнением сердца, застывает по середине кухни. - Бежать сломя голову из этого вертепа? Выгнать? Развестись? Впасть в депрессию, в запой? Или удариться в загул? С кем и как теперь жить? Зачем?»
Володя, подорвавшись, как сапер на мине, садится мешком картошки на холодящий зад табурет за липкий стол, покрытый хлебными крошками и «начинает худеть». С грустью в кармане, трогательно роняет, будто в старинных романах, коротко стриженую голову на большие смуглые кулаки, поставленные один на один. Мужик в позе согнутого идиота с поникшими плечами замирает, словно проглатывает утюг. Мысли начинают прыгать как черти в решете. «Вот, коза сусанинская! - с чувством одураченности, думает Володя. - Все-таки изменила! При законном-то муже!»
Он догадывался, что жена ему изменяла. Предполагал с кем и когда, но не мог понять - зачем? До опустошенного и подавленного Володи, одинокой клизмой сидящего в кухне постепенно начинает доходить банальная жизненная ситуация, про которую где-то слышал, но что она может случиться с ним - не верил. Неотвратимость встречи с хозяином вонючих ботинок в коридоре настораживает.
Володя с ошеломленной пустотой в душе, покрытой черной, спекшейся кровью поднимает голову от стола. Опершись локтями о стол, размашисто нахлестывает в стакан, недопитый невезучими любовниками бальзам. Махом глотает горючую боль-тоску, крякает. Зарозовев зверобоем, чувствует, как на голове начинают прорастать рога до чердака.
«Может выброситься от горя из окна? - мелькает в голове у северного оленя, но внутренний голос подсказывает. - Рога не крылья!» Хочется от отчаяния прочистить мозги затяжкой, но сигареты остались в сумке на лестничной площадке. Зная, что на флоте быстро выпитый стакан не засчитывается, глубоко несчастный мужик натачивает себе остатки божьего напитка. Примеряет новое выражение лица.
- Если растут рога - это еще не значит, что жена изменяет, - через сцепленные стальные зубы вслух успокаивает себя мужик. - Может просто я козел?
Володя начинает искать выход из создавшейся ситуации, зная, что выхода нет только из гроба. Опираясь на стол, и с трудом отклеившись от стула, в душевном смятении встает, будто выбирается из окопа. Пытается скинуть адские чувства, но они не отпускают.
Завернув кран, чесоточно чешет спину об угол вспотевшего холодильника. Ненароком опрокидывает с кухонного шкафчика на голову таз для варки варенья, который начинает смеяться медным нутром над сердечными переживаниями Вовчика, лишний раз, доказывая, что у человека в любой момент может все накрыться медным тазом. Царапая быстро растущими рогами потолок в коридоре, позабыв в туалете поменять «воду» в своем перегретом «радиаторе», опупевший мужик тяжелой походкой, будто переболев свинкой идет в большую комнату. Пригибаясь словно под обстрелом, проходит мимо зеркала в прихожей. Смотрит в свое отражение и удивляется - «Вот ты какой, флотский олень!»
Потерянный во времени Володя, с видом солдата, вернувшегося с фронта к сожженной врагами хате, входит во чрево квартиры. Посередине комнаты на краешке стула, скучающего по свалке, с прямой, как полено спиной сидит по пояс, вкопанный в пол, мичман Вася с местного узла связи. Что парадоксально - лицом к входной двери. Напряженно подняв плечи, словно ожидая удара, связист с видом куска покойника в черных брюках и расстегнутой мятой кремовой рубашке без погон стеснительно прячет под стул свои долгопятые ноги без носков в мужнины тапочки со стоптанными задниками. Не стриженые худые ногти на сырых ногах готовы отделиться от хозяина и от страха убежать к парижской богоматери.
Соблазнитель, тифозно вспотев, ошеломлен внезапным появлением мужа. Ему кажется, что видит не загоревшего рогатого оленя, а призрак отца Гамлета с Малой Арнаутской. Его бьет нервный озноб. С белыми от ужаса глазами с оттенком отчаяния и обреченности, громко дышит, словно загнанный гончими заяц. В сером экране «телеящика», видно, как Вася с безумной мольбой в глазах и с расстегнутой хоризмой ширинки обреченно подымает голову. Непроизвольно встречается со стальным взглядом Володи. Застыв как дерьмо в куске льда, Казанова оцепенело смотрит на мужа, играя всеми цветами радуги свежего «засоса» на шее. Непроизвольно хочет встать перед хозяином дома по стойке «Смирно» как перед старшим по воинскому званию, по возрасту и положению в этом классическом любовном «треугольнике», но намертво пристреливается к стулу грозной бровью мужа.
В глазах
Хотя... что это я - странного мало. Наоборот - закономерно.
Автор же в тусняках не участвует, в степломщики не вступил.
А рассказ действительно классный. С психологической изюминкой.
И нетривиальным финалом!
Спасибо!