КРЕСТ НАШ? (киносценарий. Фильм третий. Часть вторая.) ФЕДЯ.

(морщится)  Да...Кочумай, старик! Или мой дед, Комиссар, в кторог ты из своего "Хино" стрелял, Россию не любил?
Лесин: - (все еще улыбается) Я не о нас, Никита...Я про ту нищету и голь, что на нас поднялась...Я о тех, кто заставил нас стрелять друг в друга. Поднять соседа на соседа, отца на сына, брата на брата, для этого не Великая любовь нужна! Для этого Великая нелюбовь к нам нужна.
Никита: - "Нищета" и "голь", говоришь, на вас поднялась? Врешь, старик! Это были - нищета и боль! И повинны были в ней - твой отец и ты! Не за Россию ты воевал. За мельницу, за "тройку", лучшую в округе, за "полость" медвежью, за шампанское в Чите, с икоркой, да девочками! Ты бы свои червонцы не в пояс зашил а деду моему принес:"На, Никанор! Отправляй своих детей учиться! В Москву, в Париж, в Берлин! Мне, на моей мельнице грамотный народ нужен: юристы, управленцы, бухгалтера! Кто бы их на тебя натравил!? Кто!? И боль эта была такой, что все твои генералы и адмиралы в ней захлебнулись. (загибает пальцы) Колчак, Деникин, Корнилов, Каледин, Врангель, Юденич, Каппель, Махно, (показывает на Лесина) Семенов! Весь мир вам помогал а победить не смогли. (снова загибает пальцы) Франция, Англия, Америка, Турция, Греция (снова показывает на старика пальцем) Япония!!! А. победить не смогли.
Лесин: - Да. не о том мы с тобой говорим, Никита! (передразнивает Никиту) "Юденич", "Врангель", "Махно"...Эти люди заслужили свой крест И имя ему - "Забвение"! И не потому, что "красных" победить не смогли а потому, что "Белого коня" не поделили. Каждый видел именно себя - "Новым Царем"! Каждый - "избавитель", "Спаситель", "Миссия"! Каждый считал, что именно он должен въехать в Москву на белом коне. Да, если бы они хоть раз объединились, где бы были твои - "нищета" и "боль"? Где? Теперь попрятались, как тараканы по щелям. Один в Париже - мемуары пишет, другой в Берлине - едва дышит... "Боль", говоришь? Ошибаешься, Никита. "Дно"! Им сказали"Можно грабить"! И они пошли. Да, мою мельницу! Да. мою "тройку"! А это и есть - Россия. Когда у каждого есть что защищать. Только, я все равно не об этом. Я, о...
                   Длинный автомобильный гудок прерывает Лесина.
                   Все, даже пограничник, смотрят в его строну.
                   Входит "Самурай".
                   Никита встает ему на встречу.
                  "Самурай" что-то говорит, протягивает Никите белый конверт.
                   Никита оглядывается на Лесина.
Лесин: - (нехотя, думая о чем-то своем, вскрывает конверт. Читает) "Господин Тадано и Префект города Хакодате, будут счастливы видеть Никиту-сан, почетным гостем театра. На любом спектакле и в любое, удобное для него время."
Голос Капитана в мегафон: - Внимание экипажу! Приготовиться к отплытию! Вахтенным занять места, согласно штатному расписанию!
Никита: - (улыбается "Самураю") Мы, тут с тобой, едва "третью "Мировую" не начали. А всех делов-то было - понять друг друга. (поднимает руку в "ротфронтовском" движении) Ну, бывай!
"Самурай": - (копирует Никитин жест) Баварь! (смеется) Зарезза рюкк поретарра!
Никита: - (смеется, прихрамывая бежит к трапу) Прощай, старик! (останавливается возле пограничника.)
Лесин: - Да, я уже простил, Никитушка! Ты прости...(вдруг заторопился) Подожди, Никита! (томик булгакова выпадает у него из-под руки. Иены рассыпаются по причалу) Никита, ты хороший. Я это вот здесь чувствую! (стучит себя по груди) Возьми вот это. (быстро снимает с шеи крестик, протягивает Никите.)
Никита: - (недоуменно отстраняет руку старика) Зачем? Не надо, дед.
Лесин: - Я этот крест с убитого отца снял. Вернуться обещал...(торопится) Ты, если его носить не будешь, ты его выкини. Только - там! (махнул рукой) Возьми, а...
                  Никита подумал, убрал руку. подставил шею.
                  Лесин вешает крестик, заправляет под рубашку, крестит Никиту.
Голос Капитана: - Отдать швартовы!
Голос боцмана: Никита, ты все равно внизу! Скинь веревку!
                  Никита подбегает к кнехту, осторожно, чтобы не уронить бутылку, снимает петлю ослабевшего
                  каната. который тут же пополз вверх, бежит к трапу.
                  Трап, как только на него вступил Никита, начал подниматься.
Лесин: - (кричит) Никита, я не успел! Никита, останови красных! Ты - умный! Ты - честный! Я знаю:У тебя получится! (по-стариковски семенит, бежит за судном) Их легко узнать! Это те, кто тебя не любит! Тебя, Никита! Валентину! Того мужика, который про купола пел! Не позволяй им не любить себя, Ни...
                  Пароходный гудок заглушает старика.
                  Камера переносится на борт судна. И мы видим:
                  Причальный кнехт.
                  Расстеленную на нем газету "ПРАВДА",
                  стоящие на газете - стакан, бутылку "Столичной" и пол буханки - черного, ржаного...
                  Японский пограничник, салютующий флагу чужого государства.
                 "Самурай", поднявший руку в Никитином приветствии,
                  Томик Булгакова на причале. Рассыпанные иены...
                  За ними портальные краны и море огней огромного города Хакодате.
                  Бегущего за судном старика с разодранным в крике ртом...
                  И, только по его жестам можно понять:"Никита, останови красных! Иначе уже твои дети
                  будут жить здесь!"

                              Конец Фильма.

                             Благовещенск.
                      Офис "Японца".
                   "Японец" закончил читать рукопись, подвинул последние листы к Ирине Сергеевне.
Японец: - (помолчал) Хорошо пишешь, Никита. Подозревал я, что ты талантлив, но, даже не представлял, что настолько...(вдруг с легкой иронией) Ну и как, удалось остановить "Красных"?
Никита: - Нет. Даже не пытался.
"Японец: - И, напрасно...Их и правда хорошо видно, Никита. Это те, кто тебя не любит...Павла. Не поверишь, но и меня тоже.
Никита: - Это наш крест, Илья. Тяжелый, Русский крест. Какая бы ни была власть в России - наверху всегда красные. (помолчал) Но, я не с этим к тебе пришел.
"Японец": - А с чем? (на лице его появляется понимание. Растерянно) Ты...Не шутят такими вещами, Никита...
Никита: - А я и не шучу. (открывает кейс, подает "японцу" конверт.)
                 "Японец" открывает.
                  Сложенный вчетверо, тетрадный листок "в клеточку", исписанный мелким, старушичьим почерком.
                  Читает.
Старческий женский голос за кадром: - Здравствуйте, Никита Сергеевич! Спасибо за то, что оставили свой адрес. Когда,два года тому назад, Вы пришли и стали спрашивать о Феде и Илюше. я испугалась. Не знаю, смогу ли я объяснить причину моего страха но попытаюсь. В 1931г. Был арестован мой отец, за "связь с белой эммиграцией" в Харбине. Так объяснили маме. В Харбине, и правда, тогда жили все наши родственники и отец переписывался с ними. Мне было восемь лет, когда в 37м отец вернулся. Что-то нарушилось в его психике. Он, бывший владелец большого магазина, стал просить милостыню у ворот городского кладбища. Я хорошо помню его руки на моем плече, когда мы с мамой уводили его оттуда... Потом я помню яму в которую опускали гроб с его телом. И стук земли о крышку гроба. Потом умерла мама...В 39м... В 47м вернулся мой дядя - отец Феди. Его прямо на границе арестовали. Дали десять лет за измену родине. Когда в 52м арестовали Федю, как "японскую шпионку" я испугалась. Мне стал сниться один и тот же сон: это меня опускают в яму и закапывают. Мне тогда уже было 23 и я все ждала, что придут за мной.
Илюшеньку я отдала в дом ребенка.

                                    1952год.
                   Кабинет заведующей домом ребенка.
                   В кабинете:
                   Тетка Феди, испуганно вжавшаяся в стул.
                   Нянечка, держащая на руках годовалого Илью.
                   Заведующая - оформляющая ребенка.
                   Местный участковый.
Заведующая: - (пишет. Тетке Феди) А, фамилия какая будет у ребеночка?
Тетка: - Косицина...(поправляется) Косицин.
Участковый: - (властно) Пиши:"Косой!"
Заведующая: - Лейтенант, ты фамилию человеку на всю жизнь даешь!
Участковый: - Даю! Все - "дают"! Она "дала" японцу, я даю фамилию! (властно) Косой!
Заведующая: - (вздыхает, вписывает) Имя?
Тетка: - (испуганно смотрит на участкового) Федечка Илюшенькой назвала...
Участковый: - Кто?
Тетка: - Федечка...(Поправляется) Феодосия. Племянница.
Участковый: - (смеется) Ну и все нормально, тетка! Илья Федорович. Хорошее Русское имя!
Заведующая: - (записывает) Распишитесь. (показывает где расписаться.)
                    Тетка Феди расписывается, снова ипуганно вжимается в стул.
Участковый: - (расписывается. Тетке) Пошли, тетка!
Тетка: - (испуганно) Куда?
Участковый: - Домой. (разводит руки)Все, тетка, нет у тебя больше племянника!

                          Офис "Японца".
Старческий голос за кадром: - Федечка умерла в лагере, в 54м. В 57м. вернулся ее отец. Мы, тогда попытались найти Илюшеньку. Но в детском доме нам сказали, что ребенка с такой фамилией нет и никогда не было. В 66м отец Феди умер и я опять попыталась разыскать Илюшеньку. Я только тогда узнала, что Заведующая изменила его фамилию. Но, мне сказали, что Илья забрал документы и уехал. Куда - неизвестно.
"Японец": - (поднимает голову от письма. Сипит) У ме...(прокашливается. Проглатывает комок в горле) У меня тогда сложности начались с детской комнатой милиции. Я на Сахалин уехал. В "рыбный" техникум поступил. Никому не говорил, куда поеду. Даже Жорке. (Читает)
Старческий голос: - Я знаю, Никита Сергеевич, Вы найдете Илью. Передайте ему...(голос срывается, всхлипывает. Женщина явно плачет) Илюшенька...Родненький...Прости меня бабу глупую...Я только сейчас поняла...Это они нас боялись...Так боялись, что стреляли и по тюрьмам прятали...А папу твоего зовут Даня. Он из Японии...(голос женщины совсем теряется в всхлипах) Не верь никому...Только я знаю, какая это была любовь...
"Японец": - (поднимает голову. Сипит) Дальше не понять. (прокашливается) Плакала наверное.
Никита: - Там, на обороте, еще есть.
Ровный женский голос: - А похоронена Федечка в Старой Пёре. Там когда-то женский лагерь был. Я, когда помоложе была, часто туда ездила.
"Японец": - (Никите) Знаешь, где это?
                     Никита кивает, снова лезет в кейс, достает маленький газетный сверток.
                    "Японец" осторожно разворачивает.
                     В газете - завернутая в пожелтевший от времени шелковый платок с кружевами,
                     жестяная коробочка, то ли из-под чая, то ли из-под монпансье с хорошо сохранившейся
                     надписью - "ЧУРИНЪ". В коробочке - сделанная когда-то руками Тадано - кукла-самурай.
                    "Самурай" изрядно потрепан: Глиняная головка его, со свирепым выражением лица, едва
                     держится на ниточке. Яркое, красное, когда-то кимоно - поблекло. Одной руки нет.
                    И, только меч, выкованный из гвоздя и отполированный руками Тадано - блескуч и грозен.
                    Под куклой - сложенный вчетверо лист бумаги.
                   "Японец" осторожно достает его, разворачивает.
                    На листе, по-японски - сверху вниз но русскими буквами, красиво выведено:
                  "Я тебя рюбрю".
                  "Японец" зарывается лицом в платок.
                   Никита и Ирина Сергеевна, не сговариваясь, тихо выходят.

                                 Приемная.
                  Ирина Сергеевна и Никита стоят у окна. Виден