Возвращаются из школы Баба-Яга, Кощей Бессмертный
и Змей Горыныч. Баба-Яга похвасталась:
— А я сегодня четвёрку получила!
Кощей Бессмертный:
— А я пятёрку!
Змей Горыныч:
— А я шестёрку!
— Как так?
— Да каждой голове по двойке поставили.
Анекдот
ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО
Из всех персонажей русского фольклора самым кошмарным выглядит Змей Горыныч – огромный, трёхголовый, да ещё и крылатый. Как налетит, города и селения огнём спалит, народу погубит без счёта, а попробуй, достань его там, в небе. Особое пристрастие он питал к девушкам – диета, что ли, у него такая? Конечно, всё это плод народной фантазии, но ведь что-то должно лежать в её основе.
Исследователи высказывали мнение, будто поединок со змеем символизирует победу христианства над язычеством. Проф. А.И. Кирпичников заявлял: “Символизм первых веков христианства широко воспользовался старою семито-арийскою фигурой дракона-змея и сделал его постоянным символом диавола, ада и всего враждебного благочестивым людям” (А.И. Кирпичников “Св. Георгий и Егорий Храбрый. Исследование литературной истории христианской легенды”, с. 110, С.-Петербург, 1879); “дракон – язычество” (там же, с 115). Иезуит Кайе собрал случаи, когда легенда ничего не говорит о драконе, а он всё равно появляется на иконе, и пришёл к выводу, что “он ясно изображает язычество, побежденное проповедниками христианства” (там же, с. 111). Для упёртых христиан всё и так уже ясно, но для вдумчивых исследователей работа только начинается. Змей, ведь, явился не сам по себе, христиане воспользовались очередным языческим преданием, а в преданиях змей выполнял определённую функцию.
Прозвище Змей Горыныч созвучно с названием реки Горынь – правый приток Припяти. Язычники в своих преданиях постоянно населяли реки всевозможными мифическими персонажами, о чём с негодованием сообщали церковники: “Овъ рЪку богыню нарицаеть и звЪрь, живущь въ ней, яко бога нарицая, требу творить” (“БесЪда Григорiя Богослова объ испытанiи града” // Е.В. Аничков “Язычество и Древняя Русь”, с. 140, М., 2009); “РУСЬ? м. Сказочное чудовище днепровских порогов” (В.И. Даль “Толковый словарь живого великорусского языка”, т. IV, с. 115, М., 1956). Могла и река Горынь оказаться обиталищем какого-нибудь первобытного монстра, тем более что прозвище Горыныч очень уж напоминает отчество. Но можно связать прозвище и с горами, на которых (или под которыми) Змей поселился, к тому же М. Фасмер название реки Горынь производил именно от горы: “Горынь, правый приток Припяти, производное от гора” (М. Фасмер “Этимологический словарь русского языка”, т. I, с. 445, С.-Петербург, 1996), а можно и от слова “гореть” связать с огнём, который Горыныч постоянно изрыгал.
Обитал Змей Горыныч возле зловещей Пучай-реки, исследователи её однозначно отождествили с рекой Почайной – правый приток Днепра, служивший в старое время киевской гаванью (И.Д. Квашнин-Самарин “Русские былины в историко-географическом отношении” // “Беседа”, №4, с. 82, М., 1871; В.Ф. Миллер “Экскурсы в область русского народного эпоса”, с. 44-45, М., 1892). Так ведь и Москва-река в русских песнях порой отождествлялась с колдовской рекой Смородиной: “Утонул доброй молодец во Москве-реке, Смородине” (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №33, с. 160, М., 1977). Киевский краевед Н.В. Закревский сообщал, что в прошлом Почайна текла на юг параллельно Днепру мимо Подола и была “речка судоходная нарочитой глубины”, поэтому на киевском перевозе путешественникам приходилось переправляться и через Днепр, и через Почайну (Н.В. Закревский “Описание Киева”, т. I, с. 720, М., 1868). И.И. Фундуклей – киевский губернатор (1839-1852) писал, что “Почайна составляла довольно глубокую речку, протекавшую у самого Подола. От Днепра отделялась она узкою земляною косою, которая во время разлития Днепра покрывалась им <…> Этой разделительною косою объясняется несогласие наших летописцев в том, что одни место крещения народа назначают в Почайне, а другие в Днепре” (И.И. Фундуклей “Обозрение Киева в отношении к древностям”, с. 13, Киев, 1847). А уж соседи киевлян и вовсе могли принять две реки, текущие вплотную, за одну (кстати, сейчас Днепр действительно поглотил Почайну в районе Киева). Название реки вроде бы достаточно прозрачно – начало Киева, потому что именно с пристани в Почайне для гостей и начинался город. Только вот известно такое слово – “поча”, означающее: “лужа, болото, старое русло реки” (М. Фасмер “Этимологический словарь русского языка”, т. III с. 347, С.-Петербург, 1996). Насчёт старого русла – вопрос тёмный, хотя история реки Почайны показывает, что в старину её значение было велико.
Поздние рассказчики былин этого не сознавали, но первоначально обиталищем Змея Горыныча мыслился Киев, а киевляне, соответственно, оказывались “змеёнышами”. В былине про Добрыню и Маринку и в самом деле Добрыня встречает Змея Горыныча прямо в Киеве (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №42, с. 44-45, М., 1977). По всему выходит, что именно из-за Почайны и прилетал страшный змей, обосновавшийся в Киеве, чтобы опустошать земли своих соседей. Стало быть, придумали этот персонаж противники власти киевских князей, в своей враждебности дошедшие до крайности. Из земель, вошедших в состав Киевской Руси, кандидатура на эту роль только одна.
В древности постоянно соперничали за первенство на Руси славянские объединения полян и древлян. Эти два княжества нередко воевали между собой, их рати, пересекая границу, жгли города и сёла не хуже былинного змея. К X веку перевес явно был на стороне Киева – древлян громили Аскольд, Олег, Игорь, Ольга, Ярополк. Но в более давние времена борьба шла с переменным успехом. Летописец жаловался: “По сихъ же лЪтЪхъ, по смерти братьЪ сея быша обидимы Древлями и инЪми околними” (Лаврентьевская летопись, РА, т. XII, с. 16, Рязань, 2001). Значит и полянам тогда нередко доставалось от беспокойных соперников. Пока соотношение сил изменилось в их пользу, много крови пролилось. Да и кому соперничать, как не соседям? Славянские княжества были неравнозначны по своим военным возможностям и сильные подчиняли тех, кто слабее. К тому же рядом находилась агрессивная степь, поневоле приходилось объединяться для совместного отпора. При этом на роль лидера всегда претендовали и поляне, и древляне. В летописи несколько раз приводится список княжений, предшествовавших древнерусскому государству, на протяжении истории он претерпевал существенные изменения в зависимости от ситуации. Но всегда во главе списка указывались поляне, а вторыми – древляне. Если принять во внимание пристрастность летописца, отдававшего предпочтение своим сородичам, то можно предположить, что древляне не всегда бывали только вторыми. Прочие княжества могли перемещаться по списку, два сильнейших оставались вне конкуренции. А двум медведям в одной берлоге не бывать.
Когда в степи господствовали авары, ещё сохранялась потребность в совместных действиях. Но авары ушли за Дунай, а хазары, жившие на Волге, угрожали лишь полянам, северянам, вятичам, радимичам, остальные княжества оказались в тылу и для них хазары опасности не представляли. Зато хорватам, жившим на Карпатах, по-прежнему могли угрожать авары, переселившиеся в Паннонию. Изменились взаимоотношения между княжествами: поляне были вынуждены бросить все силы на отпор хазарам, зато для древлян появился шанс переломить ситуацию в свою пользу.
Во второй половине VII и начале VIII века население славянской лесостепи массово скрывает клады, так и не востребованные позднее. Тогда же там появляются богатые погребения кочевников. Во второй четверти VIII века кочевников сменяют поселения волынцевской культуры, но следы разгрома и пожаров на городищах рисуют картину масштабной агрессии Хазарского каганата. “Финал хазарского влияния в регионе приходится на первую треть IX в.” (А.В. Комар “Киев и Правобережное Поднепровье” // “Русь в IX-X веках. Археологическая панорама”, с. 301-303, Москва-Вологда, 2012).
О времени начала противоборства летописец выразился туманно: “… по смерти братьЪ сея”. Но со времени Кия, Хорива и Щека прошло слишком много времени. В летописный рассказ, начиная с переселения народов, вошли события VI и VII веков, вторжение авар и белых угров и вплоть до хазарской угрозы в VIII веке. Люди столько не живут. А ведь летописец ясно дал понять, что после смерти князя Кия и его братьев в земле полян продолжали княжить их потомки: “И по сихъ братьи держати почаша родъ ихъ княженье в Поляхъ” (Лаврентьевская летопись, РА, т. XII, с. 9, Рязань, 2001). Скорее, смысл летописной фразы должен быть иной – у полян пресеклась династия Киевичей. Их трудностями поспешили воспользоваться древляне. Случайно ли в летописи помещены рядом известия о нападении древлян и о хазарской агрессии (там же, с. 16)? Существовал ли хазарско-древлянский сговор, сведений о том не сохранилось, но в любом случае имело смысл согласовывать свои действия с хазарскими нападениями на полян. А ведь древляне действовали ещё и вместе с “инЪми околними”, то есть могли возглавлять целую коалицию княжеств, тут уж катастрофа становилась вполне реальной.
Отношения полян и древлян накалились до пределов взаимного ожесточения, которое отразилось и в летописном рассказе. Свои поляне для летописца: “Поляне бо своихъ отецъ обычай имуть кротокъ и тихъ” (там же, с. 12). Не таковы злобные соседи: “А Древляне живяху звъриньскимъ образомъ, живуще скотьски: убиваху другъ друга, ядаху все нечисто” (там же). Даже будто и не родичи, не такие же славяне. Слишком много накопилось взаимных обид, так что примирение оказалось невозможным. Теперь каждая сторона стремилась только к окончательной победе. И не зря же, едва князь Олег утвердился в Киеве, то первым делом: “Въ лЪто 6391 (883). Поча Олегъ воевати Деревляны, и примучи вои, имаше на нихъ дань по чернЪ кунЪ” (там же, с. 23).
Враждебное княжество, да вдобавок расположенное совсем рядом могло воспользоваться временными затруднениями Олега, тогда князя ожидали крупные неприятности. Олег нанёс удар первым, обеспечив себе тыл для борьбы с хазарами. А уж потом, когда Олег встал во главе огромного государства от Карпат до Волги, Змей Горыныч и расправил крылья. Началась череда киевских походов на древлянские земли, ставшие для местных обитателей постоянным кошмаром. Змей Горыныч загоняет древлян в леса и болота, толпы пленных, упоминаемые в былинах, на самом деле уводились киевлянами, чтобы поселить пленников на южных рубежах, ну и в рабство тоже кое-кого продавали. Любая попытка древлян отделиться вызывала новую карательную экспедицию и новое разорение. Ужас и бессилие древлян перед вторжениями киевских дружин воплотились в образе огнедышащего чудовища. Самым разумным было бы прекратить сопротивление, слишком уж велика оказалась разница в силах, тем более что в
