пошатнулась она, закрываясь тыльной стороной ладони от солнца.
Но парень не дал ей упасть, подхватив ее. Вдруг он поднял ее и понес.
– Держись за шею. Крепче!
Она не закричала, не стала отбиваться, но притихла на его руках, трепетно дыша ему в сильную шею. Его сердце молотило о грудную клетку, но Павел – такое у него было имя – донес ее почти до самого поселка, где находился санаторий.
4
– Ты пришла! – сбежал к ней с обрыва Павел. Его лицо сияло от счастья.
– Привет! – одарила она его беглой улыбкой, пребывая в том настроении, которое охватывает человека, миновавшего смертельную опасность, только что ему грозившую. Она положила сумку на песок, стащила с себя футболку, сняла белые шорты. И осталась в косынке и в купальнике цвета морской волны. В стремлении жить на полную катушку она была готова на все.
– Ах, какая ты! – вздохнул он.
– Какая?
– Необыкновенная, – сказал он с нежностью, рассмешившей ее.
– Я в море! – воскликнула она.
И решительно бросилась в воду, вспугнув на берегу черного баклана. Павел взглядом проследил бреющий полет птицы. А когда он перевел взгляд на женщину, она уже сидела на камне, лежавшем в море. Огрызком карандаша он стал быстро рисовать ее на картоне, чтобы потом выложить из янтаря картинку, но не для продажи…
– Я замерзла! – крикнула женщина.
И, соскользнув с камня, поплыла обратно.
Когда она вышла из воды, он уже шел к ней навстречу с ее полотенцем.
– Разотрись, – сказал он, в его взгляде читалось почтительность и... желание.
Странно, но ей это понравилось. Она чувствовала себя гораздо лучше, чем по приезде в санаторий. Нынче она отмахала три километра и совсем не устала. Небо было в тучах. Солнце не пекло голову. Соленый морской ветер вдувал силы. За две недели, проведенные на берегу, она окрепла. У нее даже волосы стали расти на голове. Но косынку она не снимала.
– Ну, я готова. Показывай свой ритуал.
Господи, как же он обрадовался!
– Каждое упражнение нужно делать двадцать один раз. Вот первое... Смотри!
Он выпрямился с вытянутыми в сторону руками.
– Руки на уровне плеч. Пальцы вместе, ладони вниз. Теперь кружимся...
Глядя на него, она стала кружиться, ощущая себя девчонкой, беззаботной и свободной как ветер. У нее хорошие анализы. И завтра она улетает в Москву! Но совсем иной, чем до встречи с Павлом. Жаль его конечно, но у нее своя жизнь. Любимая работа, круг знакомых. От этого никуда не денешься…
– У-у-у…
И ее грустные мысли о том, что завтра эти игры на берегу моря закончатся, подхватил и унес морской ветер...
– Уф! – села она на песок, раскинув точеные ноги. –Голова кружится...
– Теперь нужно лечь на спину, – сказал он, когда она немного отдохнула.
Павел лег на спину и вытянул руки вдоль тела.
– Выдох… А на вдохе поднимаем голову, касаемся подбородком груди и поднимаем ноги... С выдохом плавно опускаем голову и ноги... Вот и все… Поехали!
Это упражнение она сумела выполнить только пять раз.
– Трудно? – посочувствовал Павел.
– О, нет, – солгала она, хотя перед ее глазами плыли багровые пятна, но она поставила перед собой цель: рано или поздно выполнить этот ритуал по полной программе.
– Третий монах.
Ей было приятно смотреть, как он, тонкий, мускулистый, прогибает спину, стоя на коленях. Встав на колени, она стала повторять его движения; со вздохом запрокидывала голову назад, выставляя вперед грудь и прогибая позвоночник... Павел был на седьмом небе от счастья.
– Теперь садимся…
Он сел на песок и вытянул ноги перед собой.
– Ступни на ширине плеч. Пальцы ног тяни на себя. А ладони прижми к песку возле... – он застеснялся.
– Задницы?
– Да. Теперь выпрями спину. Опусти голову, и постарайся коснуться подбородком груди. Выдох. А со вздохом запрокинь голову как можно дальше назад, подними бедра... Молодец! Такая гибкость! У меня так не получается!
– Я была танцовщицей...
– Ух ты! – изумился он. – В детстве матушка читала мне сказку Андерсена про стойкого оловянного солдатика и танцовщицу, ради нее он...
– Это моя самая-самая любимая сказка, – сказала она, вздохнув. – А что нам говорит пятый монах?
– Ах да! Смотри!
Прогнувшись, он оперся на ладони и пальцы ног. Голова его была поднята и запрокинута назад.
– Запомнила?
– Да.
– Теперь выдох, а со вздохом... Не сгибая рук и ног, поднимаем задницу и касаемся подбородком груди... Выдох! – принял он исходное положение.
– Здорово, – сказала она.
Это упражнение она смогла выполнить только пять раз.
Потом они легли на песок. Совсем близко друг к другу. Он нашел ее руку и не больно сжал ее пальцы. Это было дружеское пожатие.
– Ты меня любишь? – спросила она, подумав.
– Да, – признался он.
Она взяла его руку и положила себе на грудь.
– Ты хочешь любви? – спросил он с надеждой.
– Да, – сказала она, готовая полюбить до безумия.
И приоткрыла губы.
Дрожа, он провел рукой по ее голени, отполированной морем. Не открывая глаз, она бессознательно обняла его...
Неизбежность скорой разлуки удесятеряла ее страсть, придавала любовному акту жгучую мучительную остроту. Женщина любила в нем каждую клеточку. Но так и не решилась сказать ему, что завтра она уезжает.
5
Под Рождество она решила вырваться из города к морю, чтобы увидеть Павла – она стала тосковать по нему. На рождественских распродажах она накупила ему кучу подарков, включая теплые вещи для зимы. И, позвонив в регистратуру санатория, забронировала номер в гостинице. Регистраторша Алина, принявшая заказ, тут же насплетничала доктору Юшкевичу, еще больше растолстевшему и полысевшему за минувшую осень.
– Та самая танцовщица? – удивился он, уже давно ничему не удивлявшийся.
– Ну да. Наша красавица.
В тот же день Юшкевич позвонил своему бывшему однокурснику в Москву, врачу-радиологу и, поздравив его с Рождеством, поговорив о том, о сем, между прочим спросил, как дела у пациентки, и назвал фамилию танцовщицы.
– Она выздоровела! – бойко сказал приятель. – Магнитно - резонансное сканирование показало – все чисто! Представляешь? И она продолжает работать. Открыла школу «Пять монахов». Что-то вроде йоги, черт знает, но желающих заниматься у нее немало. У нее даже волосы отросли, что, сам знаешь, после облучения... И я не узнал ее, когда встретил на Арбате…
Ах, какая женщина!
Какая женщина! Мне б такую... –
пробасил он в трубку, подвыпивший.
Поговорив с Москвой, доктор Юшкевич долго сидел в задумчивости, глядя в окно, где качались на морском ветру черные кроны сосен. Потом, покопавшись в ящиках своего стола, заваленных бумагами, отыскал свой «мартиролог» и, порвав его в мелкие клочья, бросил обрывки в корзину.
Пять Монахов никогда не ошибался, – вслух подумал он.
По этому поводу стоило пропустить. И доктор пропустил, достав из портфеля подарок одной из пациенток - бутылку коньяка. Потом, посидев в размышлении о превратностях судьбы, стал надевать «пуленепробиваемое» пальто. Собираться домой в свою холостяцкую квартиру, мимолетно пожалев бедного почтальона по прозвищу Пять Монахов, умершего в декабре в своем доме на берегу – не иначе как от тоски. По женщине, которую он так любил.
