Белый хвост

красивенький котик вышел, - стряхивая с соломенной шляпы поганки, снова подал голос старичок-грибничок. – Но очень-то не переживайте, ребятишки. Коты всегда возвращаются домой. Куда бы их ни завезли.

- И кошечки тоже! И даже очень издалека! Я сама, то ли в «Мурзилке» читала, – затараторила девочка из соседнего купе с вытаращенными от переживаний за отставшего Зюзю глазами, – то ли в «Весёлых картинках» картинку раскрашивала, как одну кошечку случайно завезли. То ли из Швеции в Швейцарию, то ли из Австрии в Австралию. Так она через полгода обратно на трамвае приехала!

        - Сама ты весёлая картинка, – нагрубил испуганной девочке Мишка. – То ли недокрашенная, то ли перекрашенная. Что же, по-твоему, из Австралии в Австрию трамваи летают? Через океан!

        - К тому же деньги у нас остались, – добавил Ростик. – А Зюзя без собачьего билета никуда не поедет. Он честный кот, а не какой-нибудь заяц! Где он будет теперь полгода скитаться?

        - Только, пожалуйста, мальчики, не прыгайте на ходу из поезда! – испугались пассажиры, стали закрывать окна в вагоне и на всякий случай выставили часовых – по одному у каждого из «стоп-кранов» и двоих около Мишки и Ростика.

        - Поезжайте к своим мамам, игрушкам, бабушкам, - начали уговаривать часовые – крепкие парни - пленников. – Если уж ваш Зюзя на собаке кататься насобачился, то уж домой худо-бедно как-нибудь доберётся. Без вас.

        - А я могу в вашем купе уборку устроить, - предложила друзьям девочка с вытаращенными от переживаний глазами. – Чтобы вам было приятнее путешествовать.

        И она принялась наводить порядок – покидала в мусорный мешок рассыпанные поганки и мухоморы, и даже набрала в подарок подслеповатому старичку-грибничку от настоящих грибников вагона настоящих белых, красных и подберёзовиков.

        Но, не смотря на генеральную уборку в купе, благородные грибы у соседа напротив и все уговоры часовых, Мишка и Ростик вышли на следующей остановке.



Глава четвёртая. Гонка в пыли



        Пустынная станция называлась «Платформа Васькино». Поблизости поблёскивала речушка. Отделённая от железнодорожного полотна полосой зелёного леса, она убегала серебристой лентой в те края, откуда прибыла электричка. Туда же тянулась и желтеющая за речкой просёлочная дорога, с раскинувшимся за ней широким полем. К просёлку от платформы шла натоптанная тропинка и перекинутый через речушку пешеходный мостик. В общем, получалось так, что назад, в сторону Мурлышкино, вели сразу три дороги – железная, водная и просёлочная.

        По всем кошачьим законам, о которых поведали старичок-грибничок и девочка с вытаращенными от переживаний глазами, от полустанка потерявшийся Зюзя должен был направиться к дому. Друзьям предстояло понять по какой из дорог, нагнать кота, пока его не съели волки, и привести спасённого к бабушке, в Мурлышкино.

Путешественники призадумались как витязи на перепутье.         

- По путям пойдёшь… по просёлку побредёшь… А по речке не пойдёшь - поплывёшь… - маленький витязь Ростик на полуслове умолк.

        - Лучше по железной дороге - на станциях буфеты, а я скоро проголодаюсь, – предложил толстый витязь Мишка и побрякал мелочью в кармане штанов.

- Буфеты - это хорошо, - задумчиво молвил маленький витязь Ростик. - Но что-то я ни разу не видел, чтобы коты по рельсам ходили. Или по шпалам. Зюзя умный, осторожный - где поезда, по путям не пойдёт.

        - Тогда делаем плот. Ногами шевелить не надо – он сам плывёт, - придумал Мишка. – Я речку узнал, это Когтистая, она около Мурлышкино протекает.

- Плот – тоже хорошо, - наблюдая за плывущей посредине русла корягой, задумчиво молвил Ростик. – Только вода в другую сторону течёт, не к Мурлышкино. К тому же я ни разу не видел, чтобы коты плоты строили. По речке нам Зюзю тоже не догнать.

Пришлось витязям выбрать самый трудный путь - без буфетов и с шевелением ногами. Но именно на просёлочной дороге – на самом сложном пути, они и могли, по их разумению, догнать и спасти от волков Зюзю.

Два витязя – толстый и маленький – перебрались по мостику через речку и ступили на пыльный, мягкий просёлок. Вскоре они сняли кроссовки и кинули их в сумку, чтобы приятнее было идти по тёплой, греющей ноги, пыли.

Вначале путешественники шагали просто так, рассуждая о котах - о том, ловят ли они, оголодав, диких полёвок и умеют ли охотиться на летучих мышей. И о том, что шерсть на хвостах у котов должна отрастать быстро. Потом Ростик попробовал загребать пыль босыми ступнями. За ним поднялось небольшое серо-жёлтое облачко, ему это понравилось, и он побежал, превратив маленькое облачко позади себя в пыльную тучку.

        - Ты зачем на меня пылишь? – чихнул из неё Мишка.

        Он тоже побежал и даже опередил маленького Ростика. Теперь уже Ростик вначале расчихался в Мишкиной тучке, как дряхлый мотор, но потом прибавил обороты и настиг друга. Тот не захотел уступить, и они запылили рядом, оставляя за собой два густых жёлтых шлейфа.

- Так гоночные машины носятся! – крикнул Ростик пыхтевшему рядом Мишке. – В гонке «Ралли Дакар»! Я по телевизору видел. То одна вперёд выскочит, то другая!

        - Я чур «Камаз», а ты «Нива», - предложил Мишка. - «Камазы» всегда побеждают в ралли! У них мотор мощный! А «Нивы» вообще не гоняются! У них движки хилые! 

- Раньше не гонялись, а теперь будут гоняться! Нормальные у них движки! – Ростик поднажал, и в доказательство своих слов, оставил друга позади, в густом пыльном облаке.

        Выскочить из этой жёлтой завесы и опередить лёгкую «Ниву» тяжёлому «Камазу» мешала не только излишняя полнота, но и сумка с кроссовками.

        - Я, чур, превращаюсь в мотоцикл! – придумал Мишка. – В пустынный! Специальный!

Он бросил сумку и взревев, будто гоночный, мощный, без глушителей мотоцикл, догнал «Ниву». И друзья снова помчались рядом, оставляя позади себя два пыльных хвоста, сливавшихся в одну жёлтую тучу. Но вскоре специальный, пустынный мотоцикл начал сдавать.

        - Может пешком попылим? – задыхаясь, предложил он.

        - Неинтересно, - не согласилась легковушка. – Пыль будет слабо клубиться!

Но у мотоцикла от усталости уже начали подгибаться коленки. И грязный пот застилал глаза. Он уже совсем было решился отстать и исчезнуть в пыльной туче, но в последний момент вдруг сообразил:

        - Чур, я прицеп! Начинаем гонку с прицепами!

        Мишка ухватился за рубашку несущейся на полной скорости «Нивы», в пыль полетели пуговицы, легковушка не справилась с управлением, её занесло к обочине, она споткнулась о колдобину и вместе с прицепом, подняв море брызг, свалилась с просёлка в заросшую тиной придорожную канаву.



Глава пятая. По морям, по волнам



        Путешественники стащили с себя верхнюю одежду, от которой расходились по воде грязно-жёлтые разводы, и бросили её подальше от места купания отмокать. После этого они дружно нырнули.

        - Это не канава! – появившись из воды и отфыркиваясь, крикнул Ростик. – Это огромная река! Амазонка! Чур, я – крокодил! А ты, Мишка - индейская пирога!

        И хотя пирогу трудно спутать с пирогом, крокодил Ростик стал гоняться за пирогой Мишкой, пытаясь откусить у него кусок днища. Может быть, чтобы полакомиться, если он всё-таки не разбирал где пирога, а где пирог. А может и для того, чтобы потопить пирогу вместе с гребцами, и тоже полакомиться, но уже индейцами.

        - Чур, я теперь не пирога! – устав удирать и спасаться от крокодильих зубов, придумал Мишка. – Чур, я кит-кашалот!

        Мишка подпрыгнул и с размаху плюхнулся в канаву, пустив волну, расплескавшую по заросшим травой берегам, мутную после погонь и ныряний, в тине и водорослях, воду. И теперь уже кит-кашалот стал гоняться за крокодильчиком, широко разевая пасть, будто пытаясь проглотить его целиком.

        Пришлось Ростику придумывать, что он - китобойный корабль. И начать охоту на кашалота в южных водах Атлантики, целясь в кита Мишку подобранной на берегу канавы веткой вместо гарпуна.

        - Стой! – когда гарпун в очередной раз попал ему в хвост, потребовал Мишка. – Мы совсем забыли, что охота на китов давно запрещена!

        - Ну и ладно, - согласилось китобойное судно и отбросило ветку-гарпун. - Запрещена, так запрещена. Я замёрз. Что-то мы заплыли слишком далеко на юг. Совсем близко ко льдам Антарктиды, – постукивая зубами, добавил он.

        - Так близко, что у тебя даже намерзает лёд на борта, - поддержал китобойное судно толстый кашалот Мишка. - Как бы ты не затонул!

        И он попытался соскоблить лёд с бортов корабля зубами.

        - Больно! Не надо кусаться! Давай лучше подплывём к Африке и оттаем на берегу. Чур, я теперь, бегемотик, - вылезая из воды и укладываясь в горячую пыль на дороге, придумал бывший китобойный корабль. – Греюсь в саванне. Бегемотиков бесполезно кусать, - предупредил он кашалота. - У них кожа толстая – только зубы сломаешь.

        - Тогда я тоже бегемотик. Меня тоже бесполезно кусать, - решил, куда больше смахивающий на это животное Мишка, укладываясь рядом.

        Два бегемотика долго грелись в грязи на солнце в Африке, переворачиваясь с боку на бок как блины на сковородке, и рассуждали о котах. На этот раз о том, за сколько дней смог бы Зюзя добраться домой, если бы спасся с потерпевшего крушение китобойного судна, где-нибудь в островах Океании. И опасны ли для котов людоеды, поджаривающие на этих островах попавших в кораблекрушение моряков.

Вдруг бегемот Мишка приподнялся и замер, будто сделавший стойку охотничий пёс, уставившись куда-то за канаву.

        - Как ты думаешь, - вглядываясь в зелёное поле, медленно и негромко, словно боясь спугнуть замеченную им дичь, спросил он, - бегемоты любят морковку?

        - Я думаю, что бегемоты очень любят сырую морковку, - тоже уставившись на поле, ответил Ростик. – Но терпеть не могут варёную – из супа.



Глава шестая. Пир горой



        Отныне путникам, даже без буфетов при дороге, не грозила голодная смерть – за канавой, где оседала и всё никак не могла успокоится взбаламученная их бултыханиями муть, простиралось огромное морковное поле. Из-за ралли в пыли и погонь в переполненных опасностями водах Амазонки и в океанских волнах, они не заметили его. Но теперь жёлтые как папуасы от налипшего на них песка путешественники, спешно перелезли через канаву, и начался пир горой.

        Сколько морковок Мишка съел сразу, за один присест, подсчитать было невозможно. Он выдёргивал из земли самые крупные собирал в пучок и волочил за зелёные хвосты к канаве. Там наспех прополаскивал пучок, держа его за вершки, и тут же, не отходя от канавы, будто огромный заяц, жадно схрупывал вымытые с грехом пополам, корешки. Ростик угнаться за прожорливым, то ли покуда ещё бегемотиком, то ли уже гигантским зайцем, как ни силился, не мог. К тому же он старался мыть морковку хотя бы так, чтобы земля не хрустела на зубах. И уходил со своим пучком вдоль канавы подальше от места купаний и ныряний, где вода была чище.

        Заморив червячка, Мишка прилёг на куче ботвы, отдышался, затем принялся поедать морковку снова. Выходило у него уже не так быстро, да и казались она ему уже не такой сладкой, но Мишка всё равно набивал, пыхтя,