стены сжали теперь Россию и обездвижили. Парализовав в ней светлый восходящий порыв. Увлекая ее теперь вместо этого все более и более вниз.
Петр взглянул на исподволь наблюдавшего за ним следователя и вновь вспомнил о неудавшейся миссии последнего народа-миссионера – Византии. Следом из глубин памяти вновь выскользнуло стихотворение религиозного поэта-мыслителя Соловьева:
«…Когда в растленной Византии
Остыл божественный алтарь
И отреклися от Мессии
Иерей и князь, народ и царь, –
Тогда Он поднял от Востока
Народ безвестный и чужой,
И под орудьем тяжким рока
Во прах склонился Рим второй.
Судьбою павшей Византии
Мы научиться не хотим,
И всё твердят льстецы России:
«Ты – третий Рим, ты – третий Рим».
Пусть так! Орудий божьей кары
Запас еще не истощен.
Готовит новые удары
Рой пробудившихся племен…
3
Следователь, давно уже исподволь наблюдая за Петром, то и дело меряя его пристальным оценивающим взглядом, наконец, нарушив тишину, спросил.
– Так как простому обывателю-то поверить во все связанное – якобы и поту- и посюсторонне – с великодержавием? Ведь если поверить Христу, апостолу или пророку о том, что именно «дьявол – властитель мира сего». По-гречески, стало быть, «князь». И разному другому поверить, относительно великодержавных правителей и великодержавных царств-государств, то нужно тогда поверить и дальше. В то поверить с чего мы, собственно, и начали.
Признать, что гордость за победы своего великодержавного государства. Гордость даже за какие-то мнимые – ну, вот хоть как теперь – его достижения. Просто даже гордость за самое это «свое государство». Чуть ли не благоговение и восторг перед ним. Как и ощущение себя строителем этого великого и грандиозного имперского государства. Гордость за своих правителей. Восторженное их почитание. Как и, скажем… – недоговорив, следователь скривил нос. – Пусть даже и так, как у вас: «национальное самодовольство», «воинственный и завоевательный пыл». Или же здесь: «ненависть к критикам своего государства», «ненависть к критикам и врагам своих вождей». Что все это, опять же, масштабно внушается извне. Пусть на этот раз и не самим дьяволом; меньшими, хотя и исполинскими его сподручными-демонами: «Властителями царств». Или как вы пишите тут, цитируя с «Розы Мира» другого религиозного авторитета – Андреева: «Демонами великодержавия». Которых, оказывается, ровно столько, сколько в мире великодержавных государств и империй. И больше того, оказывается, империи эти как раз их «когтистых лап» и дело. Каково, а? Ну, как поверить-то? Как поверить, что зарождение СССР с его большевизмом, идеи коммунизма – пусть даже эфемерно-недостижимого, «Мировая революция», Вторая, а прежде и Первая мировая войны, гитлеровский фашизм и японский милитаризм, череда локальных войн и разного рода нескончаемых революций, сталинские ГУЛАГи и всеобщее доносительство, маоцзэдуновские многомиллионные вакханалии, «социалистический лагерь» в полмира и мучительный разрыв человечества «на двое» с угрозой ядерной войны – вот все, все это, оказывается, масштабный демонический проект: «Красный всадник Апокалипсиса». Пусть даже в полной мере и неудавшийся. Пусть даже и предсказанный Иоанном Богословом задолго прежде. Как тут у вас? В смысле, у него: «И вышел другой конь, Красный; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч». – следователь по-прежнему вопросительно, но уже исподлобья смотрел на Петра.
– Ну, а современность. – продолжил он. – Как поверить, что уже и нынешнее «бодание» России с Западом, как и сближение ее с Китаем – все это тоже, оказывается, современные «многоходовые терки» «высшего демонического менеджмента»? И это, оказывается, – если выражаться кремлевским языком об «эффективном управлении» страной «эффективным менеджментом» – еще один «эффективный демонический проект». Так что ли?...
Петр, думая о своем, не ответил.
Следователь, пристально всматриваясь в Петра, точно поняв что-то, усмехнулся. Лицо его сделалось злым, и, точно входя в какую-то новую роль, он с явным раздражением заговорил об ином:
– Знаете, в чем одна из главных российских проблем? В бессмысленной круговерти безыдейных фраз и столь же бессмысленных терминов, раз в пару лет сменяющих друг друга на небосводе российской государственности. Не так давно была «суверенная демократия» и «государственная эффективность». Теперь «стабильность» и «консерватизм». Завтра же мы услышим, что-то типа: «управляемая демократизация» или «консервативная модернизация». Мало кто понимает смысл всего этого, применяемого к российской действительности, но тем не менее употребляется везде и всюду. А вот это – «гарант конституции» – и вовсе шедевр российской абстракции. Этакий политический «квадрат Малевича»; форма есть, а содержание совершенно в потемках. Ниже по уровню только «эффективный менеджмент» и «эффективное госуправление», повторяемые, опять же, с завидным постоянством. В прочем, если вспомнить, что Сталин теперь тоже «эффективный руководитель», а вся его «поножовщина» – это лишь необходимость приносить жертвы, чтобы как раз и быть «эффективным управленцем», то кремлевская трескотня об «эффективном менеджменте», воспеваемая обрюзглой «киселевщиной», это не только дальнейший шаг к пропасти, но и ничего общего не имеющее с той самой «стабильностью» к которой «Кремль» и призывает; правда, лишь на словах. Не находите? – следователь, еще более удивляя Петра своим перевоплощением в фэ-эс-бэшного Чегевару, глядя и говоря с явным даже презрением к режиму, продолжил. – Все уже давно понимают, что ситуация в стране далека от стабильности, и что ничего «эффективного» в России в действительности давно уже не происходит, а то, что происходит, толкает, скорее, к совершенно обратному, чем устойчивость. Не так ли?...
Какие у нас еще, помимо «эффективности» и «стабильности», главные «заклинания» современности? «Национал-предатели»? «Госдеп враг»? «Гейропа»? «Россия встает с колен на карачки»? – следователь, сделав паузу, как-то совсем «по-путински» иронично-снисходительно улыбнулся и тут же кардинально меняясь в лице, меняя интонацию и даже сам голос, вновь становясь прежним следователем, продолжил, крайне поражая всем этим Петра.
– Не буду утверждать, что на сто процентов являюсь автором только что сказанного монолога, но то, что он может родиться лишь у человека с тем выражением лица что было у вас до моего прихода – это точно. Не так ли? – следователь, подняв глаза, быстро прошелся ими по потолку, явно намекая на скрытое видеонаблюдение. – К чему я все это? Мы не только знаем о вас все; кто вы и что вы, но и, как видите, понимаем даже какие мысли у вас в голове. Угадал? – он вопросительно кивнул, имея в виду только что разыгранный спектакль. – К чему это я? По работе я общаюсь с разными людьми. Чаще всего с «профессиональными революционерами»; от ярко-красных до черно-коричневых. Опыт большой и в людях, как вы поняли, разбираюсь. По вам же я вижу, что вы заняли глухую оборону неприятия и отторжения всего что я говорю. А потому буду откровенен. У нас сейчас просто нет времени, чтобы затягивать все это дольше, чем на оставшееся до часа «Ч» время. Многое, если не все, о «Липрегосе» и ваших планах мы знаем, но кое-что не терпит отлагательств. Поэтому и хочу просто поговорить с вами. Обстоятельно и по возможности по душам. Пока же просто внимательно слушайте. По крайней мере, убеждения любого человека претерпевают в жизни те или иные изменения. Почему бы не предположить, что для вас это как раз тот самый день? Или ночь; как получится.
Больше того. Не стоит думать, что если вас и обвиняют в крайне серьезном преступлении, то якобы обязательно с задачей упечь лет на двадцать в мордовские лагеря. Вы же только что видели, – улыбнувшись, он театрально развел в стороны руки – что ничто человеческое мне не чуждо. Скажу даже честно. Многие ваши мысли мне – если и не сказать, что близки, – по-человечески понятны. Просто немного под другим углом зрения.
Скажу больше. Человек вы не глупый и понимаете о жизни поболее многих. Именно поэтому никто и не ставит задачу сломать вас быстро и навсегда. Или узнать во что бы то ни стало всю вашу подноготную. Нам даже не нужны от вас «явки» и «пароли. Единственное что нужно – это отказ от банальных «ступоров».
Поверьте, «материалов» упрятать вас надолго и далеко – предостаточно. В том числе и признательных от ваших «соратников». Поверьте даже – я знаю о вас больше, чем ваша мама. А если соединить все окружающее вас информационное пространство воедино, то даже побольше, вас самого. – следователь, увидев на лице Петра недоумение, шутливо добавил. – Нет-нет, в вашем туалете видеокамер нет. Только в ванной и в спальне. – он засмеялся. – Не смущайтесь, это шутка. Итак, просто слушайте. Слушайте и рассуждайте. Быть может, я открою вам глаза. – он взглянул поверх очков. – А может вы и сами меня кое в чем убедите. Чем черт не шутит? – и вскинув циферблат красивых, даже изящных часов, провел черту. – Окей?! А то мы отвлеклись, а нам еще бомбу вашу разминировать. – и вновь, точно включив свою ироничную полуулыбку, вернулся к прежнему.
– Что же касается темы разговора, – продолжил он как ни в чем ни бывало. – То, говоря о великодержавных государствах, – не знаю, как вам – а мне, например, сразу же рисуется образ таких огромных ферм, где вместо коров и куриц – человеческие множества. США там. Российская «человекоферма» здесь. Евросоюз где-то рядом. Китай далее. А границами всего этого, стало быть, «эффективного демонического менеджмента» являются уже не стены огромных птицефабрик и гигантских ферм, а границы человеческих имперских государств. Согласитесь, – следователь доверительно понизил голос. – Что легче поверить в какую-то там «матрицу», чем во все это. Хотя это тоже, получается, и есть самая настоящая «матрица». Не так ли?
А теперь подумайте – нужно ли это людям? Нужно ли массам знать подобную правду, даже если именно это, – продолжая хитро улыбаться, он сделал многозначительную паузу. – И есть настоящая правда. Как там у апостола? «Власть царств-государств принадлежит мне, и я кому хочу, тому даю ее». И зачем обывателю знать все это? Зачем знать, что кто-то могучий и темный потусторонне находится «при царях»? – следователь продолжал вглядываться сквозь хитрый прищур. – Согласитесь, когда нет в головах никаких заковыристых сложностей, когда все просто и плоско как программа «Время» – криво усмехнувшись, он постучал костяшками пальцев по столу. – Человек спокойно спит. Спокойно живет. Пусть даже и плоховато, но спокойно. Восторгается и всему слепо верит. Верит словам и цифрам. Пусть даже и пропагандистским. Пусть даже и надуманным. Одобряет, ликует и верит. По крайней мере, полный великих, хотя и несбыточных надежд. Ведь все при этом понятно и просто. Вот мы, а вон враг. Так было и в советское время. Так и теперь. «Разделяй и властвуй». Древний закон. – точно не желая выдавать тайну откуда этот закон, он неопределенно повертел указательным пальцем, хотя общая направленность жестикуляций угадывалась без особого труда: «откуда снизу». –
