Апокалипсис от Иоанна; от «Золотого Века» до «Тысячелетия Праведных» (ГЛАВА 4)

В  ПОДГОТОВКЕ  "ЗОЛОТОГО  ВЕКА  ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"
(Роман-проповедь)


ГЛАВА 4    
За несколько часов до Армагеддона.

Полный слухами о скором наступлении магогов огромный город, взметнувшийся в самую высь по обоим берегам Волги, панически опустел. Проспекты и улицы, прежде круглосуточно заполненные нескончаемыми потоками и вереницами горожан, буквально в несколько дней онемели и вымерли. Как онемели и вымерли столь же многоголосые прежде городские пристани и набережные, всегда являвшиеся предметом всеобщей гордости и обожания, ныне же совершенно пустые и безжизненные. Отчего казалось, что даже сама река, прежде живо и величаво омывавшая гранит и мрамор мегаполиса, теперь же словно бы потемнев и померкнув, сжалась и притихла перед предстоящим вторжением вражеских армий демоночеловечества.  
В эту вечернюю, почти ночную пору старику и его восьмилетнему правнуку, крайне уже измученным многомесячным переходом и постоянным недоеданием, отчетливо виделось с высоты безмолвного небоскреба, что, хотя большинство городских районов уже безвозвратно погружены во тьму, но и тут и там, в высящихся вокруг высотках, еще продолжают загадочно светиться опустевшие окна. Вместе со вспыхивающей временами в разных местах города, подсветкой зданий, упорно, точно не сдаваясь тьме, выхватывая из подступившего мрака ночи промозглые струи холодного осеннего дождя.  
И хотя было очевидно, что выведенный из строя электронными атаками магогов единый центр управления жизнедеятельностью мегаполиса уже давно не работал, общегородские роботизированные системы жизнеобеспечения вышли из строя, а людей способных реанимировать все это компьютеризированное многосложие уже попросту не осталось, но все же, судя по всему, местами какие-то локальные системы автоматизированного управления еще продолжали функционировать в прежнем режиме. Правда, теперь уже, по всей видимости, действуя исключительно по какому-то собственному, не зависевшему от нужд горожан сценарию. Самостоятельно включая или не включая освещение улиц и подсветку зданий. Осуществляя или не осуществляя их энерго- и водоснабжение, откачку канализации и уборку мусора. В столь же автоматическом режиме все еще обеспечивая или уже не обеспечивая и всю прочую жизнедеятельность городских районов, всего множества кварталов и неисчислимого числа небоскребов этого огромного, но, как оказалось, совершенно уже пустого, а главное – совсем непривычно для глаз старика избежавшего разрушений мегаполиса.
В отличие от множества иных городов, – начиная со Столицы Мира в Альпах, пройденных и виденных стариком в последние годы и в Европе, и в России – переживших в большинстве своем настоящие осады и масштабные разрушения. Превратившие в конечном итоге жизнь их, уцелевших себе на беду, остатков жителей в настоящий кошмар, а сами же города – в зловонные руины и выжженные пепелища.  
Которые, однако, еще прежде полного упадка и окончательного разрушения представляли собой не менее ужасающие зрелища. И тут и там являя жуткую картину очередной многомиллионной ловушки с плотно захлопнувшейся дверцей. Прежде же, намеренно стиснутую в полукольцо наступающими магогами. И лишь после скопления в очередной «мышеловке» дополнительных сотен тысяч или даже миллионов беженцев, смертельно отсекавших все входы и выходы. Одновременно отрезая осаждаемый город от воды и энергии. Лишая тепла и запасов продовольствия. Включая затем ежедневно и еженочно свои жуткие психоизлучатели. Повелительно толкавшие десятки и сотни тысяч людей, не способных преодолеть внушающие воздействия психотропных излучателей, становится на путь изуверств и мучительств себе подобных. Целенаправленно превращая тем самым жизнь деморализованных и обреченных на самоистребление городов в самые жуткие повседневности с ежечасными изуверствами сильного над слабым и зверствами большего над меньшим. С непрестанными и бессмысленными убийствами, ежечасным разбоем, беспощадными мучительствами, безжалостными насилиями и садистски-нещадными надругательствами.
Сами же многомиллионные города уже всего через несколько недель или даже дней превращая не то в смешение арен коллизеев и огромных пыточных камер, не то в каменные склепы с заживо погребенными в них обитателями. В которых из-за голода и начинающегося затем людоедства – даже днем и даже без излучателей магогов – передвигаться было крайне опасно. Как и не обеспечивали безопасности всем, становящиеся обыденностью сборы жителей на ночь – не то в большие группы, не то в людские стаи – дабы вместе дожить до утра. Но и выжившие встречали восход солнца, если и не стенанием и горестным плачем, то неизменными проклятиями и злобными ругательствами. Поскольку, возвещал каждый новый рассвет для выживших, но день за днем теряющих былое человекоподобие, горожан, вовсе не радость нового утра, а очевидное горе необходимости прожить еще один мучительный день в яростной борьбе за существование…      
В прочем, общечеловеческая жизнь и во всех прочих, даже не охваченных еще военными бедствиями, городах мира, сопровождалась теперь не менее трагическими для человеческих множеств техногенными катастрофами; невероятно расширившимися и невообразимо участившимися. Уже самого начала мировой войны чуть ли не ежедневно приводя к гибели огромных трансконтинентальных самолетов или к крушению сверхскоростных поездов и автоматизированных составов. К взрывам подземных заводов или к гибели плавучих энергостанций. Неизменно перемежаясь ежедневными пожарами и разрушениями, крушениями и бедствиями...  
Тем более, что и все эти бедствия – в отличие от этого нынешнего, спокойно погрузившегося во мрак ночи, мегаполиса – происходили почти повсеместно и почти всегда на фоне каких-то страшных природных явлений и аномалий; со стремительно налетающими ураганами, с внезапными арктическими вторжениями и снегопадами даже среди лета. С неожиданными землетрясениями или многодневными потопообразными ливнями. Все чаще и чаще сопровождаясь столь же внезапными знамениями в виде лунных или солнечных затмений. Со столь же внезапно открывавшимися тогда же видениями каких-то огромных, во все даже небо, могучих контуров или страшных силуэтов нездешних грозных ратей; являясь точно бы проекциями и панорамами каких-то общезначимых потусторонних битв и исполинских непостижимых сражений.      
Отчего теперь, молчаливо застывшему у самого окна, старику, нет-нет, да и казалось, что этот, хотя и совершенно обезлюдевший, но уцелевший еще от разрушений и вражеских вторжений, город, покрытый до самого горизонта мерцающей в ночи чешуей небоскребов, начал вести уже какую-то свою собственную, неведомую и нереальную жизнь; отличную от жизней других городов и всех других мест. В прочем, то была лишь горестная иллюзия. И старик мучительно осознавал, что и этот необозримый, точно бы бескрайний, мегаполис, панически теперь его жителями оставленный, также уже совершенно пуст и мертв. Как и мертвы были, навсегда бездыханно застывшие на его окровавленных и обезображенных площадях и улицах несколько десятков тысяч замученных и истерзанных горожан.      
Подавляющее большинство из которых были подростки и малолетние дети. Чьи детские тела еще накануне войны с магогами, помимо давно уже обыденного пристрастия всего взрослого населения – и мужчин и женщин – к извращенной и многообразной педофилии, стали еще и основным ингредиентом мистико-омолаживающих процедур разного рода сатанинских культов и поклонений. С началом же мировой войны и повсеместно наступающего голода, и вовсе уже совершенно открыто и столь же нещадно, превратившиеся в самую доступную и самую легкую добычу «охотников» за молодой и сочной «челятиной».      
Тем более что в отличие от накачанных разного рода гормонами и омолаживающими стероидами – в погоне за долголетием – родителей и родителей их родителей, лишь подростки и дети еще хранили в своих детских телах силу натуральной молодости. Еще имели в своих тканях достаточный запас настоящих белков и природных протеинов. Вследствие чего, как с ужасом открылось старику и его маленькому правнуку, с опаской вошедшим в этот брошенный, залитый кровью город, из десятков тысяч убитых теперь горожан, именно малолетние его жители и составили подавляющее большинство обезображенных, посмертно изувеченных и присмертно истерзанных жертв. Одни из которых оказались аккуратно зарезаны, скрупулезно разделаны и прагматично освежеваны. Другие – грубо зарублены и на скорую руку, нередко еще полуживыми, нередко, видимо, самими же родителями в обмен на свободный проход по городу, расчленены и на куски нарезаны на их же собственных, с малолетства знакомых и исхоженных площадях и улицах. Превращенных неделею ранее, при паническом, совершенно обезумевшем бегстве многомиллионного населения, в кровавые и жуткие побоища, все более и более наполняемых теперь удушливым зловонием разлагающихся, обезображенных и брошенных тел.  
Вследствие чего, старик теперь, с тяжелыми чувствами оглядывая из окна небоскреба страшный город-призрак, и думал с мучительной горечью:
«Приоткрыли ли хотя бы уже теперь, хотя бы для одного жителя этого, залитого кровью мегаполиса, смерти несчастных жертв, зверски истерзанных и полуживыми изъеденных, понимание о всеобщей утрате людьми своего былого светлого имени? Добавили ли, страдания и мученическая гибель всех этих детей, хотя бы кому-нибудь, понимание о невозможности людей выжить ныне ни в этой беспощадной войне с магогами, ни в столь же нещадных ристалищах друг с другом, без какой бы то ни было помощи Свыше?
Открыли ли, наконец, все эти повсеместно творимые людьми бесчинства и изуверства, понимание, что и сама, столь необходимая теперь человечеству помощь Свыше, еще задолго до мировой войны, еще задолго до появления магогов, была самими же людьми сознательно отвергнута? Отвергнута сначала в пользу восторженного принятия человечеством мирового владычества антихриста, а затем и вовсе – столь же осознанного принятия людьми демонической стороны и сатанинского миропорядка?»  
В прочем, к горькому сожалению, ответы на все эти вопросы были для старика очевидны. Так же как увиденное здесь, и виденное во всех иных местах, уже давно говорило само за себя. Мучительно же спрашивая себя теперь обо всем происходящем в мире старик пытался такого рода вопросами, задаваемыми им и в этом, и во всех прочих, уже безжизненных или стоящих на самом краю гибели, городах, понять главное для человечества: сегодняшний день и сегодняшний этап в общечеловеческий истории по-прежнему является тем самым днем и тем самым этапом, когда действия исполинских потусторонних сил – Провиденциальных и демонических, все еще опираются в своих глобальных планах и масштабных действиях на участие во всем этом человеческих масс? Или же борьба планетарных сил Добра и сил зла вступила уже в ту, издревле предсказанную, самую последнюю для судьбы нашего мира и множеств соседних с ним миров, фазу, когда участие самого человечества уже фактически не имеет никакого значения?