окружала такая тишина, что мне казалось - я в вакууме, и ещё мне показалось, что воздух потеплел. Посмотрев на ночное небо, я не увидел вчерашних звёзд, надо мной нависали тяжёлые, словно глыбы, тучи. Пойдёт снег и будет буран, решил я и прибавил шаг.
Мне нужно было добраться до заимки, о которой мне рассказывал Захарыч. Это он её построил ещё пять лет назад, будучи не зэком, а свободным человеком, как все.
Конечно, не было никакой гарантии, что она сохранилась, и я рисковал, очень рисковал, не только потерей времени и сил, но и возможностью заблудиться в зимнем лесу. Но и другого выхода в моём положении не было, мне нужно было подготовиться к дальнему, многодневному броску. Свой путь я выбрал по физической карте в одной из книг, имеющихся в тюремной библиотеке.
Вскоре мне стало жарко, и я расстегнул фуфайку с моим номером на спине. Несмотря на потепление, лыжи исправно выполняли свою работу. Спасибо Захарычу, это он договорился насчёт лыж с местным охотником, заплатив ему изрядную сумму денег. Захарыч мог это сделать – он расконвоированный зэк, не то, что был я. У него имелось разрешение на свободное перемещение в границах посёлка, но с шести вечера и до подъёма он должен был находиться вместе со всеми, за колючей проволокой. Я ему страшно завидовал, какая-никакая, а всё-таки свобода! Конечно, условная свобода…но, всё же свобода!
Отвлёкшись на воспоминания, я совершенно перестал следить, куда несут меня лыжи, главное, передо мной была лыжная колея, и я бежал по ней, и был наказан за невнимательность. Неожиданно я почувствовал, как лёд подо мной провалился, и я оказался под водой.
Ещё не до конца сообразив, что со мной произошло, и насколько это серьёзно, я отчаянно замахал руками и… оказался на поверхности.
Я провалился в полынью, как-то очень быстро сообразил я, и, вот только теперь, меня обуял панический ужас!
Намокшая одежда тянула меня ко дну, лыжи не давали мне возможности работать ногами. Всё, решил я, здесь мне пришёл конец! - лихорадочно забилась мысль в голове.
А, зачем я бежал?! Зачем десять дней лежал под горящим, пышущим жаром камином?! Зачем все эти мытарства?! Только для того, чтобы вот сейчас, здесь, утонуть? Ну, уж нет, дудки! Тогда, что делать? Да, прежде всего, снять лыжи с ног, а тогда посмотрим — кто кого, река меня или, я её! Все эти мысли, весь их калейдоскоп, за какие-то мгновения прокрутились у меня в голове, а затем пришло и решение, и понимание, что надо делать… делать вот прямо сейчас, не мешкая… иначе…
Пришлось, задержав дыхание, окунуться с головой и развязать крепления на одной лыже. Ура! Получилось! - Но воздух в лёгких тоже кончился. Я вынырнул и отбросил лыжу подальше от полыньи.
Странно, но мне совершенно, или почти совершенно, не было холодно. Ах, да, вспомнил я, температура воды зимой в реке ниже минус четырёх градусов не опускается... и, вторая мысль промелькнула у меня — Господи, чем у тебя Иваницкий голова забита? Надо о спасении думать, а ты о температуре воды...
Подумав так, я сам себе удивился – действительно, человек погибает, а в голове какие-то дурацкие мысли копошатся… Кошмар!
Вторично нырнув, я смог отвязать крепление второй лыжи и вынырнув, тоже отбросил её подальше от полыньи. Ну вот, решил я, пора самому выбираться - а, как?
Попробовал опереться руками об кромку льда, но она обломилась. Тогда я стал обламывать лёд все дальше и дальше, и добился-таки результата. В очередной раз оперевшись на лёд, я почувствовал достаточно сильное сопротивление и прочность.
Но, я устал! Господи, как я устал! Мокрая одежда сковывала мои движения, а раздеться было нельзя. Я же не, в по-летнему тёплой реке купаюсь, сейчас же… - Даст Бог, вылезу, так мне же ещё вон сколько бежать. Нагишом, по морозу, далеко не убежишь! Сразу окочуришься!
Держась за лёд, немного передохнул и, резко оттолкнувшись ногами от воды, попробовал вытащить своё тело из речного, сковывающего движения, жидкого плена. Не получилось! Лишь после третьей или четвёртой попытки я оказался на льду и тут же мороз захватил меня в свои объятья. Но я вылез! Сумел!
Мокрая одежда стала промерзать и превращаться в ледяной панцирь. Я, где-то, когда-то, вычитал, надо вставать и идти, иначе замёрзшая одежда скуёт мои ноги и руки, и я не смогу двигаться. Вот тут-то я, по-настоящему, испугался, испугался до дрожи в теле!
Когда я оказался в воде, скорее всего до меня тогда ещё не дошла сложность моего положения, или мой разум ещё её не оценил, а вот сейчас…, сейчас совсем другое дело!
Но сил не было! Я их растратил на борьбу с коварной рекой. Вставай! - приказал мой разум, - немедленно вставай!!! И, я встал, и, я пошёл... медленно-медленно. Одежда на мне потрескивала, и мелкие кусочки льда, отламываясь, падали мне под ноги! - А лыжи?! Куда я без лыж? - промелькнуло в разгорячённом мозгу. Пришлось вернуться. Лыжные крепления начали промерзать. Тогда я потоптался на них, покрытыми ледяной коркой, валенками, чтобы хоть немного размять ремни, кое-как закрепил и, опять вперёд! Только вперёд!
Одежда покрылась ледяной коркой, но я переставлял ноги, отталкивался палкой, одежда потрескивала и ломалась... но я шёл! Делал шаг за шагом и, шёл! Шёл, чёрт меня, забери! С трудом, но шёл! В голове крутилась только одна мысль — дойти до зимовья Захарыча, обязательно дойти! - В этом моё единственное спасение! Мысль эта настолько поглотила меня, что я чуть не пропустил первый и самый главный ориентир – высоковольтную линию, перекинутую поперёк реки.
От первой опоры на правом берегу мне нужно было пройти под углом в сорок пять градусов три километра в глубину леса, а там – новый ориентир. Огромная скала — валун-медведь.
Никогда не думал, что ходьба на лыжах, да ещё в промёрзшей одежде, настолько мучительна!
Следующий ориентир я нашёл лишь часам к трём утра, затратив уйму сил и, кажется, немного заблудившись. Мои ноги дрожали от усталости, из груди с хрипом, как у загнанной лошади, вырывалось дыхание. Как и обещала погода, крупными хлопьями повалил снег и только чудом я нашёл ориентир Захарыча – скалу похожую на присевшего медведя.
Нужно было торопиться и я, отдышавшись, двинулся дальше в глубину леса. Не дай Бог заблудиться, подумал я, переставляя ноги. Ещё я подумал - хорошо, что лес хвойный и без подлеска, а то бы я, точно, продираясь сквозь кусты или обходя их, потерял направление и тогда мне – каюк!
Кто мне помог, Бог, или моя судьба вела меня, не знаю, но заимку я нашёл на том месте, на котором она и должна была быть. Захарыч, добрая душа, не обманул, а я был очень прилежным учеником в постижении лесной науки.
* * *
Она стояла на небольшой поляне, вся, по самую крышу, засыпанная снегом. Пришлось прокапывать проход к двери. Я перекидал, наверное, три куба снега прежде, чем добрался до входа. Дверь, на удивление, хотя и со скрипом, легко отворилась. Сделав пару шагов, я вступил в свои временные, но такие желанные, владения.
Внутри было темно, лишь узкая полоса серого рассвета слегка заглядывала в открытую настежь, дверь. Воздух внутри был затхлый, чувствовалось, что давно никто не посещал и не проветривал домик. Но я был рад новому пристанищу, как может быть рад одинокий путник, встретивший на своём пути старого товарища или друга.
Осторожно, делая короткие шаги и боясь наткнуться в темноте на что-нибудь, я медленно продвигался к левой стене, у которой, по словам Захарыча, должна находиться небольшая печь и запас сухих дров. И опять он не солгал. Печь была на месте, а нагнувшись и пошарив рукой, я нашёл дрова. Даже лучины для растопки находились на месте. Странно, подумал я, неужели за столько лет никто, никогда, не посещал избушку? И тут я вспомнил слова Захарыча: «Охотничий Закон гласит – попользовался чьим-то добром, отплати ему тем же. Использовал продукты - оставь свои, воспользовался дровами – заготовь вновь, чтобы следующий усталый охотник мог обогреться и поесть». Хороший Закон, решил я, разжигая плиту.
Дрова быстро загорелись, но… дым… Дым никак не хотел идти в трубу, он клубами наполнял избушку, разъедал глаза. Не выдержав, чихая и кашляя, я выскочил из избы и уставился слезящимися глазами на крышу в поисках трубы. На крыше, как шляпка гриба-боровика, лежал толстый слой снега, и такой же шляпкой он лежал на трубе, полностью перекрывая выход дыму. Ничего не поделаешь, подумал я, и решительно полез по снегу на крышу, пытаясь добраться до трубы.
Верхний слой снега, покрывавший крышу зимовья, был настолько плотен и твёрд, что выдержал мой вес, и я благополучно добрался до цели. Смахнув снег с трубы, дождался, когда появиться первый дымок, и на отощавшей от тюремной баланды, худой заднице, съехал вниз.
Вытеснив холодный воздух из дымохода, печь загудела, распространяя по избушке долгожданное тепло. Даа… золотые руки у печника, Захарыча! – в который раз восхитился я, смотря на огонь в печи и вспоминая, с какой любовью прилаживал он кирпичик к кирпичику при сотворении своего чудо-камина в коттедже.
Под этим камином, покрываясь потом от жары и трясясь от страха, что раскроется тайна моего убежища, я провёл одиннадцать долгих дней! И вот, я здесь - усталый, замёрзший, но живой и свободный!
Глава вторая
На второй день моего пребывания в избушке, случилось непредвиденное мною событие - я заболел и, не просто заболел, а здорово заболел. Ещё с вечера я почувствовал, что со мной не всё в порядке. Кружилась голова, меня бросало то в жар, то в холод, а в груди, при вдохе и выдохе раздавались звуки «гармошки». Я был слаб, как новорожденный ребёнок.
Подбросив дров в печку, я с трудом заставил себя поесть лапши и сразу же забрался под ветхое ватное одеяло. Вообще-то, я очень брезгливый человек, но сейчас - сейчас мне было не до брезгливости.
Несмотря на относительную теплоту в избушке, меня начало морозить. Я трясся от холода не в состоянии согреться. Кое-как дотянулся до моей зековской телогрейки, чтобы набросить её поверх одеяла и, сжавшись в комок, попытался уснуть.
Проснулся я весь в поту, мой лоб пылал от высокой температуры, казалось, приложи к нему бумагу и она вспыхнет как от спички. Одеяло и фуфайка валялись на полу, хотелось пить и я, кое-как пересилив слабость, вышел из избы с ведром, чтобы набрать снега для воды.
Как я растопил плиту, как вскипятил воду и вскипятил ли я её, не помню. Думаю, у меня начался горячечный бред, потому что, я увидел себя в лесу, окружённым со всех сторон огромными волками.
Я сидел на нижней толстой ветке сосны и, обламывая ближайшие ко мне тонкие ветки, поджигал их и швырял в окруживших меня зверей, похожих на волков. Находящийся ближе всех ко мне волк, с лицом следователя Кондратьева (по его милости и не желанию разобраться в моём деле, я загремел под суд), сидя на заду и ухмыляясь, приговаривал - Никуда ты от нас не денешься, всё равно мы тебя съедим. Ты убил своего партнёра, своего друга. Тебя застукала соседка над ещё тёплым трупом. У тебя вся одежда и руки в крови… - И, оскалив пасть, завыл - Убий-ца-а!.. Твоё место только в тюрь-ме-е!..
- Не-прав-да, не убивал я Севку!!! – закричал я в ответ и швырнул в него горящую ветку. - Мы с
