Но, ты её можешь выполнить? Ты же хороший технарь, сказала я. – Технарь… технарь… как-то раздумчиво повторил он, не по душе мне она. По душе, не по душе, а родную дочь оставить без обещанной школы! - возмутилась я. Кстати, много обещает дать? – Хватит, чтобы оплатить трёхлетнее обучение. – Так чего ты раздумываешь, говорю я ему, соглашайся, обязательно соглашайся, а работу ты выполнишь, я знаю, ты же у меня умница. – Ну, раз ты настаиваешь, ответил он, тогда соглашусь, да и куда мне деваться. Так, хоть Зойке польза будет, а я уж, как-нибудь переживу…
Через два месяца, как сейчас помню, Коля принёс деньги. Выполнил его знакомый своё обещание, оказался честным и порядочным человеком, за Колину работу всё, до копейки заплатил. Теперь Зойка у нас в элитной школе учится, надеюсь, оправдает отцову заботу.
Даа, тут же подумал я – трудно жить её мужу с таким страшным грехом на душе – подставить незнакомого тебе человека чуть ли не под расстрельную статью и всё это носить в себе, не смея признаться даже близкому тебе человеку. О-хо-хо, грехи наши тяжкие.
Ирина это тоже поняла и как-то зябко, будто ей холодно, передёрнула плечами.
- А, скажите - я вытащил три фотографии - вам, вот эти лица, случайно, не знакомы?
Зойка и Светлана Сергеевна посмотрели, и Зойка, до чего прыткая девчонка, ткнула пальцем в фотографию шофёра-амбала, - вот этого я два раза видела. Он папу привозил с работы, и они о чём-то долго разговаривали.
Светлана Сергеевна лишь отрицательно покачала головой - нет, ни разу не видела - сказала она и бросила на меня настороженный взгляд. – Вы, кто? Почему вы спрашиваете об этих людях?..
Нужно было как-то выкручиваться и я, не долго, думая, брякнул - это мы… подбираем образы для книги. Может быть, они, чем-то похожи на живых людей…
- А, он, что, уже мёртвый? – кивнула Зоя на фотографию шофёра.
- Нет, нет, что ты, - пришла мне на выручку Ирина. Он не мёртвый, он…
Её объяснение прервал звонок в дверь. Зойка вскочила с места и помчалась открывать и через секунду мы услышали её громкий шёпот: «Папка, а к нам настоящая писательница пришла, они с мамой разговаривают».
В комнату вошёл, знакомый мне по судебному процессу, мужчина. Он здорово изменился. Он ссутулился, ещё сильнее стала бросаться в глаза седая прядь на голове и глаза стали какие-то потухшие, неживые.
Эк тебя скрутило, позлорадствовал я, не прошли для тебя без последствий «Тридцать иудиных сребреников».
Он, не промолвив ни слова, поздоровался с нами кивком головы и, развернувшись, пошёл на кухню. Неужели узнал? – испугался я, тогда он упрётся, как бык рогами и его ничем не проймёшь. Но, Слава Богу, кажется, нет, он не поднял шум, не стал выставлять нас из квартиры.
Мы узнали то, что хотели узнать и, быстренько распрощавшись, покинули дом человека, по натуре своей и по жизни - подлеца. А, то, что его якобы гложут угрызения совести, что-то я не особенно верил. Если бы это было так, он бы уже давно пришёл в полицию и признался во всём, даже если бы потерял возможность оплатить учёбу любимой дочери в элитной школе.
Глава двенадцатая
Ирина вела машину в густом потоке транспорта и молчала. Сыпал мелкий снежок, даже не снежок, а крупа. В салоне было тихо, лишь неутомимые дворники чуть слышно пощёлкивали в конце каждой амплитуды движения, исправно очищая лобовое стекло. Я думал о природе предательства и падении человека в пропасть лжи. Затем, незаметно как, я стал выражать свои мысли вслух: «Надо же, из-за каких-то паршивых денег отправить человека в тюрьму и продолжать жить…»
- Ты, Лёша, не совсем прав, - включилась в полемику о природе лжи, Ирина. Сейчас пришло такое время, когда человек вынужден, понимаешь, вынужден идти на подлость, чтобы как-то выжить. Все прекрасно знают, что те, восемь, или десять процентов сверхбогачей, не своим праведным трудом сколотили себе богатство и, как бы не пытались средства массовой информации и разные там делегаты-депутаты, навешать лапши на уши людям… основная масса прекрасно видит их ложь...
Отсюда вывод – хочешь выжить, делай, как они. Хочешь, чтобы твой ребёнок учился в хорошей школе, а у тебя нет денег – воруй. Ты оглянись вокруг, продолжала моя подруга, сколько пропадает втуне настоящих, народных талантов… - Нет денег, нет богатых родителей или нет спонсора – Сиди и не рыпайся. Вот, так-то…
Подрастут такие дети, кинутся туда-сюда, а им от ворот поворот, все места заняты великовозрастными балбесами богатых папочек и мамочек…
…Или... вспомни ту же Зою, грустно продолжила она, такая умница - ты видел её глаза? Ааа… её речь? Уже сейчас, она владеет двумя иностранными языками и, если бы папа не «достал», путём лжи и оговора тебя, этих чёртовых денег, то… так бы и засохла она, не сумев выбраться наверх... Ещё один самородок из народа канул бы в неизвестность, а мы, вероятно, потеряли бы в её лице новую Софью Перовскую… или... ещё какую-нибудь знаменитость.
- Ира, что ты несёшь… то, что ты сейчас говоришь… это же бред сивой кобылы! Ты, что, хочешь оправдать поступок её подлеца-родителя? - возмутился я.
- Нет. Я не хочу оправдать. Я только хочу сказать, что вся наша система выживания построена на одном Законе – «Столкни с дороги ближнего своего, иначе он столкнёт тебя!» и, «Прав тот, у кого больше денег!»…
Она, о чём-то задумавшись, немного помолчала, затем, уверенно продолжила - знаешь, это и есть Закон нашей жизни! Махровый Закон капиталистического общества…»
Я уж было собрался возмутиться Иркиными словами и привести свои контрдоводы, но не успел, ситуация на дороге резко изменилась, и я возмущённо закричал - Ах, ты зараза, сволочь, куда прёшь?!
Расшвыривая ряды автомобилей, мчался, обогнав нас на большой скорости, белоснежно-серебристый Мерседес в сопровождении чёрного джипа, битком набитого, упитанными мордами охранников. Встречные автомобили, освобождая ему дорогу, шарахались от него, как от чумного. И критические слова против Иркиных рассуждений, так и застыли у меня между зубов, не успев вырваться на волю.
В салоне застыла тишина. Я погрузился в свои мысли. В голову лезло всякое, в основном, об упущенных возможностях. Мы не узнали, кто заплатил Долбне за лжесвидетельство и, как мы сможем найти этого «кто». Насторожило меня также появление на сцене водителя директора фирмы «Амплитуда». Он-то каким образом может быть знаком с Долбнёй, или это чистая случайность в эпизоде с деньгами?
- Ирина, тебе не показалось странным знакомство нашего… свидетеля с этим… водителем джипа? – прервал я затянувшееся молчание.
- Показалось… но, вдруг они … - Ирина помолчала, - ничего, Лёша, мы знаем главное – причину ложных показаний свидетеля, а этого… его знакомого, мы в любое время достанем…
Иринка победительно посмотрела на меня, и глаза её даже как-то заблестели от боевого задора!
Я всё же засомневался, что мы легко сможем заставить признаться Долбню, по-видимому, очень уверенного в том, что никто не узнает кто его спонсор, но промолчал, чтобы не портить боевой настрой своей подруги. И, я не очень-то был уверен, что причина оговора меня кроется именно в его знакомце. Ведь может же быть ещё и кровная месть.
Меня разобрал смех.
- Ты, что смеёшься? – повернула голову ко мне Ирина.
- Да вот представил, что я для какого-то человека по имени «X», или тот же «Y» - «Кровник».
- Лёша, у тебя, случайно, головка не «Ва-ва»? - Иринка коснулась рукой моего лба. Тоже мне, «Кровник», - она заливисто засмеялась. И ещё раз сквозь смех, повторила, - ну, надо же придумать такое – он «Кровник!».
- А, что? Разве такое не может быть в моём случае?
- Лёша, книжки внимательней читай. Чтобы стать «Кровником», по крайней мере так пишут, нужно, как минимум, убить человека… - А ты, в своей жизни, кроме зайца, о котором с таким восторгом рассказывал, убил кого-нибудь?
- Не-ет, - с огорчением признался я.
- Вот видишь. Кровник! - повторила она и насмешливо скривила губы.
Убитый её доводом о моей неполноценности, как кровника, я загрустил, а загрустив, вновь задумался. Нам предстояла сегодня ещё одна встреча, встреча с другим свидетелем.
Интересно, подумал я, нам с ним также «повезёт»? Сумеем мы добиться какого-то результата при этой встрече, или судьба-злодейка прокатит нас?
* * *
Ехать пришлось на другой конец Москвы, в Красногвардейский район, но утешало то, что оттуда нам было легче доехать к моему теперешнему месту жительства - на дачу Ирины в Картино. Этот свидетель жил на улице Гурьевской, недалеко от МКАД, и Ирина, вырвавшись из автомобильной пробки, прибавила газу и помчалась по Каширскому шоссе с ветерком, заботясь лишь об одном, чтобы, избави нас Бог, не напороться на ГИБДДешников.
Но, как видно, сегодня был не их день, потому что, встречные водители не подмигивали нам фарами, предупреждая, о засевших в кустах или спрятавшихся по за углами, ГИБДДешниках с радарами в руках.
Увы, увы, увы! Нужного нам человека не оказалось дома. Открывшая дверь напротив, соседка, с годовалым ребёнком на руках, сказала, что видела в окно, как сосед, его жена и их двое детей, закрепив лыжи на крыше автомобиля, куда-то укатили. На Иринин вопрос - какие они, её соседи? Она вначале, казалось, не поняла её, а затем равнодушно произнесла - соседи, как соседи, и добавила - обыкновенные.
Возвращения этой семьи с прогулки не было смысла ждать. Не сидеть же до вечера в машине, и надеяться на «удачу». Так можно чёрт знает сколько просидеть, а потом всё равно уехать не солоно хлебавши! Может быть, у них зимний отпуск и они останутся на даче, если, конечно, она у них есть. А может, они поехали в деревню к своим родителям… - Этих «а, может» набиралось с десяток, не меньше, и все они имели право на существование.
После краткого диалога с обсуждением ситуации, мы решили поехать домой, то есть, на дачу в Картино, с обещанием завтра вечером вернуться сюда, а день посвятить ещё одному «Штрейкбрехеру» из бывших моих заказчиков.
* * *
«Штрейкбрехером» был розовощёкий, пухленький и подвижный крепыш с короткими ручками и толстенькими, как сосиски, пальцами. Я его очень хорошо помню. Даже помню, как он четыре года назад, вкатился на своих коротеньких ножках в мой кабинет, плюхнулся в кресло и, вытирая большим носовым платком в полосочку и розой посредине, блестящую свою лысину, отдуваясь, представился - Здравствуйте, я Мандельштам Иосиф Яковлевич, и сразу же, хитренько улыбаясь, весело договорил - Не подумайте чего такого. Я в родственники Великому Поэту не набиваюсь, случайное совпадение.
И вот, сейчас, увидев его взгляд, насмешливый и дерзкий одновременно, я понял, что поступил, мягко говоря, несколько необдуманно. Дома я бегло ознакомился с копией договора и последнюю страницу с подписями и печатями вообще не стал смотреть, а теперь пожинал плоды своего неблагоразумия. Я казнил себя за неподготовленность к разговору, но время и прошлое вспять не повернёшь, я уже находился у него в кабинете, а он изучающе сверлил меня и Ирину,
