Пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Пигмалион, скульптор
Его друзья:
Хрисанф
Ромил
Девушки:
Гало
Ктисто
Мино
Действие первое
Картина первая
На переднем плане - тропинка среди зарослей, вдали за деревьями на фоне моря колонны античного храма.
Явление 1
Девушки: Гало, Мино, Ктисто.
Гало проходит с корзиной и амфорой, из-за кустов выбегают Мино и Ктисто
Мино:
- Гало!
Ктисто:
- Ах, бедняжка! Совсем согнулась под тяжестью корзины! О Деметра! Чего там только нет! Груши и виноград! Сыр и свинина! Россыпи пампушек! А что в амфоре?
Гало (растерянно):
- Молодое вино…
Мино:
- Куда ты тащишь столько снеди?! Хватит накормить целый логос! Ты подрядилась снабжать наше доблестное войско?!
Ктисто:
- А может, надеешься щедростью снискать расположение какого гоплита?!
Гало:
- Что вы этакое говорите, девушки?!
Мино:
- Когда нет в приданом такой драхмы, как красота…
Ктисто:
- Мино! Не смущай её. Она прибавила шагу и, того гляди, споткнётся! Куда ты?! Постой, Гало! Ты не ошиблась? По той тропинке – мастерская Пигмалиона!
Мино:
- А! Пигмалион! Так это для него ты разоряешь свою матушку?! Сыром и молоком ты питаешь его вдохновение?! Благодаря твоим лепёшкам он почти закончил статую своей богини – и теперь сидит недвижно, как египетский сфинкс, и не сводит с неё глаз!
Ктисто:
- А ты не сводишь глаз с него.
Мино:
- Весьма недостойно для благочестивой девицы! Ты дочь свободного отца – а ведёшь себя, как презренная рабыня!
Гало:
- Пусть даже так… что вас заботит?
Ктисто:
- А нас, подруг, ты этим унижаешь! Мужчины будут думать, мы за ними побежим! Нам жалкий вид твой ни к чему! На что похоже?! Сиротливо стоишь возле камнереза – и слёзы точишь …
Мино:
- Ну, точно Семела над Эндимионом!
Ктисто:
- Так же бледна и печальна!
Мино:
- А он – так же бесчувствен!
Гало:
- Ах, девушки… к чему вы мне об этом?
Ктисто:
- К чему? А почему бы тебе не сплясать для него танец дикой вакханки? Может, хоть тогда он глянет на тебя краем глаза?
Мино:
- Хахаха! Такой боязливой скромнице – танец дикой вакханки?! Ой, умора!
Ктисто:
- Хахаха! Мино, вообрази! С такой корзинищей! С амфорой на голове! Танец дикой вакханки! А ну, как посыплется всё?! Да с обрыва – в море!
Мино:
- И потонет в пене волн! А пена оценит вкус твоей стряпни! Гало! Станцуй – и к тебе снизойдёт Киприда, рождённая из пены!
Ктисто:
- Авось, поможет! Хахаха! (со смехом убегают)
Гало (вздыхает)
- Ах, подружки… вам бы подразнить… (уходит).
Картина вторая
Кусты раздвигаются. В глубине сцены: вдали море, сцена - высокий берег, по краям деревья и кусты, средь нагромождений камней и разбитых колонн – мастерская скульптора. Отдельно, выделяясь на фоне моря - статуя богини в человеческий рост. С обеих сторон окружает её кустарник.
Явление 1
Пигмалион (сидит возле статуи), Ромил, Хризанф (выходят из-за деревьев)
Ромил:
- Приветствую тебя, служитель Прометея!
И рад увидеть плод твоих трудов,
что столько сил и чувства поглотили…
Хризанф:
- Прими и мой привет, Пигмалион.
К тебе я хаживал нередко – и лишь нынче
твой замысел оформился вполне,
как понимаю…
Пигмалион (нехотя):
- Да… Похоже, я
резец оставлю. Больше не посмею
к её живому телу прикоснуться…
чтоб не поранить…
Ромил:
- Не поранить?! Мрамор?!
Хризанф:
- Дружище, ты теряешь под ногами
земли опору! Это не годится.
Нельзя столь предаваться впечатленьям,
что забывать: живёшь не на Олимпе.
Ты можешь изваять себе богиню,
и даже поклоняться как мечте,
как красоте, любезной сердцу, но –
страшись бессмертных прогневить, нарушив
устои, созданные ими: камень –
природа мёртвая. Она без чувства.
Пигмалион:
- О! Камень – да…! - покуда только камень…
Хрисанф:
- Покуда – камень? Хочешь ты сказать –
теперь не камень?
Пигмалион:
- Знай, Хрисанф – в ладонях
я ощущал и трепет нежной кожи,
и перекаты плавного движенья,
и дрожь волненья, и под левой грудью –
биенье слабое живого сердца…
Ромил:
- Ох, эти скульпторы…! Но жертва Прометею,
быть может, возвратит тебя назад
из плена чувств. А заодно напомнит
тебе титан могучий, что на свете
другие камни ждут – они не хуже
способны трепетать в твоих руках,
когда звенит резец, идёт работа…
Не стоит останавливаться, мастер,
на созданном – а надо устремиться
на новые порывы и восторги!
Лишь в том стремленьи состоит искусство.
Хрисанф:
- Прислушайся, мой друг Пигмалион!
Я восхищён прекрасною скульптурой.
Как грациозен стан, изящна поза!
Как руки плавны, словно бы в движеньи!
Лицо, и кудри… Да, влюбиться можно.
Тебя я понимаю. Но – не надо.
Ромил:
- Да, статуя достойна восхищенья.
Как ты измыслил, как нашёл такое
литое сочетание пропорций?!
Где подсмотрел переплетенья линий,
гармонию текучих плоскостей?!
Как всё здесь ясно, цельно, лаконично!
Лицо! Как необычно выраженье!
Черты… Да, безупречны… но черты…
кого-то, явно, мне напоминают…
Хрисанф:
- А ну-ка… что ты говоришь, Ромил?!
Неужто, есть в природе… да, пожалуй…
как-будто видел… где… когда… не помню…
Пигмалион! Ты не подскажешь мне?
Пигмалион:
- Луна и солнце были мне натурой.
И свежесть утра. И прохлада ночи.
И часто приходила Афродита –
влагала в пальцы выпавший резец…
Ромил:
- Ах, даже Афродита…? Но тогда,
она, наверно, мне являлась тоже –
раз узнаю знакомые черты.
Да и тебе, Хрисанф, она знакома?
Хрисанф:
- Я приносил ей жертвы – но давно.
Да и не так, чтобы черты запомнить…
Вокруг полно хорошеньких девчонок.
Да вот – сейчас попались по дороге.
Ромил (со смехом):
- А! Эти? Мино. Ктисто. Как же, как же!
Плясать горазды, на язык остры.
Оно, конечно, весело – но знаешь –
менады пляшут, а не Афродита.
И острота порой надоедает.
Хрисанф:
- Вон… что-то шевельнулось… за кустом…
(Из-за куста показывается Гало. Помедлив, скрывается. Хрисанф и Ромил приходят в движение, расходятся по сцене. Пигмалион неподвижен, созерцает статую. Некоторая пауза.)
Явление 2
Те же и Гало
Ромил:
- Там белое мелькнуло…
Хрисанф:
- Край пеплоса…
Ромил:
- Девица? Легка на помине!
Хрисанф:
- Да! Стоит лишь заговорить о них…
Ромил:
- Эй, красавица! Не бойся! Мы добрые люди!
Хрисанф:
- Небось, твоя почитательница, Пигмалион? (зовёт Гало) Подойди, нимфа! Экая робкая… наверно, Гало… кому и быть, как ни ей…
Ромил:
- Гало? Это – такая? (показывает руками в воздухе) А! Та, что кругами ходит вокруг Пигмалиона? Ты, мастер, жесток! Заставить девушку так порхать над собой – и даже головы не повернуть….
(Пигмалион медленно и неохотно поворачивает голову, Гало выходит из-за куста)
Гало: - О Пигмалион…
Пигмалион (к Гало):
- А… это ты? (отворачивается к статуе)
Ромил:
- Ну, ты и скряга, Пигмалион! Неужто жаль тебе для девушки пригоршни любезных слов и ласковой улыбки?! (к Гало) Красавица! Не трать движений сердца на этот ледяной утёс! Не стоит! Есть более весёлые сердца и более внимательные люди!
Хрисанф:
- И верно! Идём с нами, Гало! Клянусь Дионисом, мы рассмешим тебя и увлечём такими шутками, что ты печаль забудешь! Ну, соглашайся! Пусть ваятель наш своей богине фимиамы курит. А мы добудем лучших благовоний – не мрамору, а девушке живой!
Гало (качает головой):
- Прости, о славный муж и любочестный – не следовать мне слову твоему (скрывается)
Ромил:
- Отказываешь? Очень огорчаешь… (порывается бежать за Гало)
Хрисанф:
- Оставь, Ромил… Всё это бесполезно.
Сии болезни фимиам не лечит,
и ничего ты шуткой не исправишь.
А жалко. Ведь красивая девчонка…
Ромил:
- Да, хороша… А кстати – ты заметил?
Хрисанф:
- Заметил? Что?
Ромил:
- Взгляни-ка на богиню,
перед которой млеет скульптор наш.
Не правда ли… похоже…
Хрисанф:
- Ну-ка, ну-ка…?
Ведь верно… необычное лицо…
черты его, при тонкости рисунка –
наивны и мудры одновременно.
Такое выражение, наверно,
У сильно любящих.
Ромил (оборачивается к Пигмалиону):
- Эй, ты! Слепой художник!
Ты – что?! Не видишь, что изобразил?!
(Пигмалион, оторвавшись от статуи, удивлённо оглядывается на него)
Пигмалион:
- О чём ты?
Хрисанф:
- Да о том, камнедробитель!
О том, точащий белоснежный мрамор!
О том – что вожделенная богиня,
Которой молишься ты – вылитая Гало!
Ромил:
- И то неудивительно! Ведь Гало
Вокруг тебя кружится постоянно.
Ты к ней привык – она в твоём сознанье
Давно слилась с зелёною листвою,
С лучами солнца, с облаками в небе –
А так же – с хлебом, молоком и сыром,
что принимаешь ты, не замечая.
Ты никогда не думал: вдруг однажды
она сюда дорогу позабудет?
Чем скульптор наш изволит пообедать?
Пигмалион:
- Кто? Гало?! Да брось ты! Я не помню дня, чтоб не пришла. Стоит и отбрасывает тень. А мне надо побыть одному.
Хрисанф:
- Она тебе мешает? Это странно.
Она тиха, послушна, исчезает
по первому же слову твоему.
Ты, друг мой, попросту неблагодарен.
Ромил:
- Ах, что, Хрисанф, ты хочешь от таланта?!
Художник не бывает благодарен –
Поскольку никого не замечает,
Кто не является его твореньем.
Хрисанф (Ромилу):
- Ты задеваешь друга.
Ромил:
- Задевай,
не задевай – он даже не заметит.
Как не заметил до сих пор, что Гало –
богиня, пред которой он простёрся.
Ты слышишь?! Эй, очнись, Пигмалион!
Пигмалион:
- Тебя я слышу, друг Ромил. Но только –
всё, что сказал ты – шелуха ореха,
граната кожура и прочий мусор,
который недостоин поминанья.
Как можно – рядом поместить две вещи,
Несовместимые?! Огонь и воду!
Ущелье – и вершину снеговую!
Звезду в ночи – и жалкую стекляшку!
Как можно светлую мою богиню
Всерьёз равнять с какою-то девчонкой?!
Тут если есть какое-то подобье –
Лишь в том, что две ноги да две руки!
Да! Я не отрицаю! Боги образ
Божественный свой людям передали!
Мы созданы, по их уразуменью,
На них похожие – но всё ж – не боги!
Девчонка! Гало! Ну, и насмешили!
Я помню Гало тощей и патлатой,
Похожей на сверчка или омара.
К тому же хнычет, глупости болтает!
Согласен – нынче выросла и в возраст
невест вошла – но чтоб с моей богиней,
с моей сияющей прекрасной девой
её сравнить…?! да вы, друзья, безумцы!
Вы отличить не можете смарагда
От черепка, облитого глазурью!
Моя богиня! Сладостная Тео!
Вся жизнь моя – одной тебе служенье!
(склоняется перед статуей)
Гало (выглядывает из-за дерева):
- О, сердца боль! Какая это мука –
услышать и понять – всё безнадёжно!
О Афродита, озорного сына
никак не приструнишь – так пусть же следом
стреле любви пошлёт другую в грудь мне –
ту, что любовь исторгнет из неё! (уходит)
Ромил:
- Ну, что ж! Служи придуманной богине!
Устраивай ей жертвоприношенья!
Смотри лишь – как бы боги не отняли
За дерзости таланта или жизни!
(вдали слышно женское пение)
Хрисанф:
- А мы с Ромилом на земле цветущей
Найдём живые радости. Зовут нас
Весёлые певучие девчонки,
чей голос нежен, и рука тепла… (оба уходят).
Звучит песня:
- Расцвёл нарцисс у вод.
Что ж Эхо слёзы льёт?
Явление 3
Пигмалион
Пигмалион (простирает руки в мольбе):
- О Тео! Никогда и никого
Я не любил так! Лишь тебя люблю!
Не мрамор шелковистый, не резец,
Тебя извлекший из него, отсекший
Всё лишнее – чтоб ты явилась миру –
И озарила жизнь мою навеки!
Тебя! Тебя люблю, моя богиня!
Я знаю – видишь ты и понимаешь!
Меж нами тот язык, которым мастер
беседует с творением своим.
Но я хочу, чтоб не моим твореньем –
Чтоб ты собою стала, и жила,
Имела волю, душу и желанье –
и отвечала взгляду и словам.
Взгляни! Ответь! Открой уста немые –
Скажи мне так же о своей любви!
Скажи словами, плоти трепетаньем!
Но ты молчишь, как
