фотографию.
- Да, хороша… была. Только время не стоит на месте. Меняются люди, меняются обстоятельства. Весна сорок пятого осталась в прошлом. Какая она сейчас, насколько изменилась, помнит ли то, что было между вами? Никто не знает... А может быть, как в прошлый раз, отправить тебя под домашний арест, чтобы дурь из башки вылетела? Что молчишь?
Уловив в этих словах нотки раздражения и даже едва заметные искорки гнева, Коренев медленно отодвинул свой стул, затем встал рядом с ним навытяжку, будто на плацу. Взгляд его потемневших от обиды и тоски глаз поначалу бессистемно сверлил пустоту просторного помещения, а затем, будто в стену, упёрся в слегка прищуренные внимательные глаза генерала.
- Ладно, ладно. Я пошутил, - сказал хозяин кабинета, улыбнувшись, пытаясь разрядить обстановку. – Вижу, у тебя это серьёзно. Помогу, конечно. Не обижайся на старика. В общем, так. На днях ты получишь повестку из военкомата. Будешь призван на переподготовку в ГДР, в расположение Группы советских войск. Ну, а дальше – смотри сам, по обстоятельствам. Командира полковой разведки Светлова помнишь? Он сейчас в Германии главный ГРУшник - наши глаза и уши. Вы с ним, помню, дружны были. Вот через него и действуй. В случае чего - звони лично мне по спецсвязи.
4.
Группа советских войск в Восточной Германии – в то время это было государство в государстве со своей разветвлённой инфраструктурой, управлением, со своими законами. Множество военных городков, стрельбищ, полигонов – около трёх процентов территории страны. Миновав проходную, Виктор долго бродил среди казарм, спортивных площадок, строений, порой имевших вид достаточно древний, пока не нашёл, наконец, Николая Светлова – фронтового товарища, о котором ему говорил генерал. Посидели, выпили, вспомнили войну. Коренев рассказал об истинной цели своего приезда - о Магде, показал на карте, где она жила когда-то.
- Так, французская зона оккупации Берлина, - констатировал разведчик, – Это, конечно, лучше, чем английская… Ну да ладно, что-нибудь придумаем.
На следующий день под видом местных жителей, предъявив изготовленные накануне почти настоящие документы, друзья беспрепятственно пересекли линию разграничения с французской зоной. Николай весело подмигнул товарищу, но тот не заметил, думал о своём. Май 1953-го странным образом трансформировался для него в другой - далёкий, но светлый и желанный май сорок пятого года.
В памяти вдруг вспыхнул тот яркий день, когда они, победители, с восторгом праздновали здесь, на широких улицах Великого города свою не менее Великую Победу, которую не суждено было увидеть миллионам советских воинов, погибших за то, чтобы оставшиеся в живых герои свободно и счастливо жили на этой Земле. Стоя на задней площадке трамвая, Коренев, кажется, узнавал улицы, по которым они тогда на броне боевого танка - с песнями и восторженными криками – совершили свой победный круг по разбитым улицам поверженного в прах фашистского Берлина.
Воспоминания затягивали, но вот, будто покидая свою боевую тридцатьчетвёрку, Виктор спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом, опережая товарища, вошёл, почти вбежал в открытые настежь двери старого домика, не раз мелькавшего в его тревожных послевоенных снах. Здесь некогда обитала сказочная волшебница, к которой он так стремился восемь долгих лет. Судьба разлучила их, но память по-прежнему хранила милые сердцу черты красавицы Магды. Что с ней? Насколько она изменилась теперь?
За барной стойкой стоял её отец, сильно сдавший, но всё ещё крепкий пожилой мужчина. Из открытого им краника по-прежнему текло в кружки посетителей отменное баварское пиво. Старик поднял голову и вопросительно посмотрел в широко открытые глаза задохнувшегося от быстрой ходьбы бравого танкиста, которого он никак не ожидал здесь увидеть. Поражённый явлением гостя из прошлого, хозяин дома замер в изумлении. Челюсть его непроизвольно отвисла, а весёлый пенный напиток, наполнив очередную кружку, с журчанием пролился через край.
- Где она? – чуть слышно выдохнул Коренев.
- Там! – с трудом обретя дар речи, кивнул отец красавицы в сторону лестницы, которая вела куда-то вверх.
Одним махом взлетев на второй этаж и распахнув настежь небольшую дверь, наш герой, наконец, увидел её. Магда сидела за столом рядом с мальчишкой, который что-то старательно выводил в тоненькой тетради. При виде гостя женщина заметно побледнела, бросила в его сторону быстрый взгляд голубых выразительных глаз, медленно встала, подошла к Виктору, взяла его за руку и как ни в чём не бывало сказала по-русски ровным спокойным голосом:
- Я знала, я верила, что ты вернёшься. Знакомься, это твой сын.
5.
Больших трудов стоило разведчику Светлову вечером оторвать друга от красавицы Магды, от сына, который в свои семь лет достаточно хорошо говорил по-русски. Мальчишка знал, что его отец был советским танкистом, гордился этим. В своё время родня настояла, чтобы ребёнка назвали немецким именем Рентгольд, но Виктор, обняв рукой парня, сказал, что будет звать его Ромой, Ромочкой, Ромашкой. Тот, немного дичась родного человека, согласился. Тем более что во всех документах он был записан Викторовичем. И этот факт лучше любых слов говорил о том, что его мать, действительно, любила и ждала своего бравого танкиста.
Магда и Виктор были на седьмом небе от счастья. И когда, наконец, проводив сына в школу, они остались вдвоём, то возобновившийся после многолетней паузы медовый месяц вскружил им головы с новой силой, будто и не было великого множества чёрных дней и ночей разлуки, ушедших в небытие и навсегда забытых обоими. Будто никогда не расставались рождённые друг для друга две половинки единого целого – он и она. Само время остановилось для двоих, которые выдержали столь длительное испытание разлукой и, будто две капельки-росинки, слились в одну с тем, чтобы никогда больше не расставаться.
Светлов ушёл по делам, но вернувшись вечером, направил восторженные романтические мысли влюблённых в практическое русло. Решили, что Магда с сыном поедут к Виктору в Донбасс с тем, чтобы жить там всем вместе одной большой семьёй. Рома был в восторге от предстоящей поездки, и только отец красавицы никак не соглашался отпустить их в далёкую загадочную Россию, где, как он считал, медведи бродят по улицам, а люди пьют водку стаканами. Жена его, мать Магды, умерла несколько лет назад, но родни было много, и пожилой мужчина не чувствовал себя одиноким. Договорившись обо всём, влюблённые, наконец, расстались. Однако Магда, не веря в то, что счастье вернулось к ней, будто Жар-птицу, никак не хотела выпускать его из рук. Горькие слёзы текли по её щекам в момент расставания с любимым. Плакала, всеми возможными способами пытаясь удержать своего милого Виктора.
6.
Никто не знает, как, каким образом человек предчувствует грядущую беду, но любящая женщина оказалась права. На следующее утро Коренева вызвал к себе начальник особого отдела военного городка. Ничего не подозревая, наш герой вошёл в кабинет и обомлел. За столом сидел тот, по чьей злой воле он некогда расстался с Магдой - особист Пёрышкин, который восемь лет назад, угрожая расправой, запретил ему не только жениться, но даже думать о прекрасной немке.
- Ага, старый знакомый, - вымолвил с издёвкой НКВД-шник. – Снова ты здесь. Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Не успел приехать, и сразу - шасть во французскую зону. Выходит, прав я был в сорок пятом. Зря тогда не отдал тебя под трибунал.
- Да при чём тут… Я приехал за своей невестой, и на этот раз не отступлю ни перед чем, не надейся.
- Молодец, складно поёшь! Только кто тебе поверит? – угрожающе произнёс особист. - Говори, на чью разведку работаешь? Где и когда был завербован? Какое у тебя задание? Кто твой связной? Она, эта немка? Отвечай!
От этих наглых и беспочвенных обвинений у Коренева перехватило дыхание. И Пёрышкин, заметив его замешательство, пытаясь дожать, расколоть боевого офицера, выскочил из-за стола, хотел схватить его за грудки, но вдруг увидел в глазах фронтовика нечто такое, что сразу охладило рвение профессиональной ищейки. Немного успокоившись, особист достал из сейфа две пачки писем:
- Смотри, герой-любовник! Вот твои послания к ней, а это то, что она писала тебе. Сложный шифр, ничего не скажешь, но наши люди над ним работают. И лучше будет, если ты сам всё расскажешь. Ну?..
Виктор посмотрел на свои письма, свёрнутые по фронтовой привычке треугольником, бросил взгляд на вскрытые чужими руками аккуратные голубенькие конвертики Магды, и ему вдруг стало больно до слёз от такой наглой бесцеремонности. Стало невыносимо гадко оттого, что это подобие человека в форме НКВД рылось в его мыслях, изложенных на бумаге, в нежных признаниях, в чувствах, о которых должны были знать только двое – он и она. Вдруг появилось неистребимое желание за это надругательство над любящими душами разорвать подлеца-особиста на части. Но наученный горьким опытом, Коренев с большим трудом взял себя в руки, смолчал, понимая, что спорить с хозяином кабинета смертельно опасно. Здесь можно было потерять не только свободу, но и саму жизнь.
Собственно, у Пёрышкина не было никаких улик, а подозрения, как говорится, к делу не пришьёшь. Поэтому он отпустил Виктора, запретив ему выходить за пределы военного городка, что само по себе было для нашего героя большой «дипломатической победой». Не теряя времени, Коренев отправился к Светлову, и уже через полчаса говорил по спецсвязи с Москвой, с Генеральным штабом.
- В общем, так, - выслушав своего протеже, ответил ему генерал, - Особисту мы тебя не отдадим. Большой Хозяин умер, а потому подходит к концу золотое время пёрышкиных. Сегодня вечером из Германии, с военного аэродрома в Москву вылетает самолёт. Я распоряжусь, чтобы ты, немка и твой сын были вывезены на нём в столицу. Документы оформим позже, а пока… Смотри, Коренев, не опаздывай. Это твой последний шанс.
Времени было в обрез. Поэтому Светлов собрался идти к Магде, а Виктору оставалось только ждать и надеяться на благополучный исход операции. В то время местным жителям разрешено было переходить из одного сектора Берлина в другой. Но чтобы не вызвать подозрений, надо было идти налегке, без объёмистых сумок и чемоданов. Как поведёт себя Рома? Что скажет отец Магды? Сможет ли она без вещей, без нарядов броситься в омут неизвестности за своим любимым? Виктор написал ей письмо, полное нежных слов и увещеваний. Но всё равно сомнения не давали ему покоя.
Правду говорят, что самое трудное в этой жизни – ждать и догонять. Не знаю, как насчёт догонять, но вот ждать… В тот светлый майский день напряжённые часы ожидания показались нашему герою вечностью. Но вот, наконец, ближе к вечеру разгорячённый быстрой ходьбой Светлов показался на пороге его комнаты:
- Ну и задал ты мне работёнку, - улыбнулся он другу. – Ничего, всё хорошо. Твои сейчас на аэродроме, а вот тебя в проходной могут задержать - наш общий друг об этом позаботился. Придётся боевому капитану Кореневу, будто солдату-срочнику, через забор в самоволку идти. Ладно, знаю я тут один лаз. Только и я тебя очень попрошу: будешь в Москве – скажи
