НАШ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

резонансными. А уж в случае с Чарли они беспокоили меня заметно чаще. И однажды залезли своими лапами туда, что их совсем не касалось.
Однажды ко мне домой пришла мама. И она была в ярости.
- Поздравляю! Ты уже стала известным адвокатом. Скандально известным!
И она подала мне свежую, довольно бульварную, газету. Развернув ее, я увидела заметку со следующим заглавием: «Мэри Бейкер, адвокат серийного убийцы Чарльза Кинга, расторгла помолвку из-за любви к своему подзащитному». Я похолодела. Неужели Саймон? Кажется, больше некому.
- Это правда?! – кричала мать.
- Что именно? – усмехнулась я.
- Что ты в этого урода  влюбилась? Скажи, что нет!
- Скажу, что да» – возразила я, наслаждаясь ее реакцией.
- Ты понимаешь, что позоришь нашу семью? Мы ходим  в церковь…  У нас верующая христианская семья – и ты позволяешь себе такие вещи! Связаться с маньяком!
- А разве Христос не учил любить грешников?
- Но Он никогда не учил, что девицы должны терять от них  голову.
- А лезть в чужую душу – тоже не по-христиански, - заметила я.
- Но неужели тебе самой не противно?  Неужели ты бы хотела  прикасаться к этому чудовищу… Спать с ним, наконец?!- с невыразимым отвращением произнесла она, сделав акцент на последней фразе.
- Я отвечаю «да»! Ты довольна? – я уже откровенно злила ее.
- Ты мне противна, Мэри, - в сердцах воскликнула мать, едва не ударив меня.
- Как обидно, - с иронией и деланной патетикой проговорила я. – Ваша хорошая девочка, ваш невинный ангелочек потерял свои крылья… И стал дрянной девчонкой. И вы стали стыдиться его… Не ожидала от своих родителей такого. Впрочем, это ваш выбор, и если вы не хотите принять  меня такой, какая я есть, то я ничем не могу вам помочь.
- Нам не о чем с тобой говорить, мне лучше уйти.
И мать ушла. Никогда в жизни мы не ссорились так безобразно.
Но  история на этом не закончилась. Журналисты стали задавать мне вопросы, вроде этого:
- Это правда, что дело Кинга стало причиной расторжения Вашей помолвки?
- Маленькая поправочка, ребята, о своей помолвке я слышу впервые, - отшутилась я.
Но в остальном я была благоразумна, и в разговорах с журналистами всякий  раз категорически отрицала свою любовь к Чарли. Но вовсе не потому, что стыдилась своего чувства, напротив, я безмерно гордилась им и была готова кричать о нем на весь мир,  -  но страх быть отстраненной от столь важного  дела из-за любви к подзащитному заставлял меня быть крайне осторожной.
Впрочем, некоторых это не остановило. Я стала получать анонимные издевательские звонки, которые, однако, ничуть меня не волновали.
                                ***
Разумеется, я усердно  ограждала Чарли от этих маленьких неприятностей, делая все для того, чтобы он хоть немного  чувствовал себя счастливым.
Но зловещая тень Смерти все время неумолимо  витала над нами. Мы чувствовали ее холодное дыхание. Кроме  любви и страха у нас остались боль и Бог. Мы часто молились вместе, читали Священное Писание. Чарли искренне приобщился к религии, которая помогала ему избавиться от своей неизлечимой вины и леденящего страха смерти.
Кроме Любви и Веры у нас оставалась еще Надежда. Что его все-таки помилуют, он останется жив, и мы никогда не расстанемся…
На это были основания. За 15 дней до предполагаемой казни мы с Мэгги отправили в апелляционный суд ходатайство с просьбой о пересмотре дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Также я пыталась добиться отсрочки исполнения приговора с целью  назначения новой судебно-медицинской экспертизы, но получила отказ.
Однако мы с Мэгги не унывали – а усердно готовили ходатайство о помиловании. Ни один документ я не составляла с такой тщательностью и любовью, как тот! Суть его заключалась в следующем. Делался акцент на ужасной моральной травме, полученной Чарли в детстве, на то, каким хорошим человеком был он в своей «нормальной» жизни, на его незаурядный талант психолога и криминалиста, который можно было бы использовать в поимке других преступников. Ужасные деяния, совершенные им, списывались на тяжелое психическое заболевание – к делу было приобщены проигнорированные ранее медицинские заключения докторов Браун и Гофмана,  указывающие на наличие у Чарли психического расстройства; и свидетельства очевидцев, подтверждающие эту теорию.
Ведь за эти годы судебно-медицинская экспертиза могла измениться. Мэгги и я выражали надежду, что на несправедливо проигнорированную работу докторов Гофмана и Браун будет обращено должное внимание. К тому же обращалось внимание на факт, что в период своей кровавой «карьеры» Чарли имел серьезные проблемы с алкоголем. Я старалась действовать честно, но постоянно ловила себя на мысли, что ради него готова даже обмануть следствие.  Потому что нет на свете более бессовестного существа, чем влюбленный адвокат!
    Верная  Мэгги помогала мне, мы тщательно подбирали каждое слово, ваяли из Чарли ангелочка – не забыли даже упомянуть о его примерном поведении в тюрьме (приобщив  туда показания его соседей по камере – Роджерса и Миллера);  о его полном, искреннем раскаянии, а также о том, что у него остаются пожилая мать и малолетняя дочь.
- Ты просто превзошла себя, мы отлично подготовились, надежда есть, но все равно рано радоваться, - сказала Мэгги.
  Чарли как грамотный юрист тоже остался доволен нашей работой, и, будучи до ужаса придирчивым к своим адвокатам, очень хвалил нас. Он наконец согласился с нашей тактикой признания его невменяемым или ограниченно вменяемым.
  Мы поставили перед собой весьма амбициозную задачу – добиться повторного слушания дела в суде, пригласить туда лояльных ему докторов и с их помощью развалить обвинение, признав Чарли невменяемым или хотя бы частично вменяемым, тем самым заменив смертный  приговор пожизненным лишением свободы или даже принудительным лечением. Я уверена, нам бы это удалось, если бы нам оставили хоть малейший шанс…                         
                                     
                                                16
- У меня для тебя 2 новости – хорошая и плохая, - сообщила Мэгги. – С какой начать?
- С плохой, - выдохнула я, чувствуя, как холодеет все внутри.
- Наше ходатайство в отношении  Кинга  о повторном слушании дела  в суде отклонено.
- О, Господи! – воскликнула я. – А какая тогда хорошая?
- Стефани Аллен помилована!
- Ну ее, эту Аллен! – вырвалось у меня. – Лучше бы ее казнили! Но только не Чарли! Он не должен умереть!!!
И я разрыдалась как ребенок.
Мэгги уставилась на меня с таким удивлением, как будто я на ее глазах превратилась в гуманоида.
- Почему ты так переживаешь за него? – изумилась она.
- Тебе не понять! – сквозь слезы сказала я.
- Кажется, я и так уже поняла, дорогая! Значит, все правда… – грустно и многозначительно ответила она и воскликнула: - Будь я проклята, что навязала тебе это дело!
- Нет, Мэгги! – горячо возразила я. – Хорошо, что ты дала мне это дело! Иначе я бы никогда не встретила его!
- Боже мой, Мэри! – покачала головой Мэгги, печально глядя на меня. – Возьми выпей!
И она протянула мне стакан воды.
- Все-таки, что мы с тобой сделали не так? – спросила я, понемногу овладев собой.
- Мы подготовились идеально, - заверила она. – Я не могу залезть в голову тех судей, но предполагаю, что они не стали пересматривать дело из-за исключительной тяжести преступлений.
Я снова заплакала. Мэгги крепко обняла меня.
- Не отчаивайся! Он же еще не получил ответ на свое прошение о помиловании. На худой конец, есть еще Верховный суд…
- А с тобой такое случалось? – после короткой паузы спросила я.
- Такого, как с тобой, слава Богу, нет, - ответила подруга. – Но за 15 лет работы я потеряла 8 своих подзащитных. Поверь, это очень тяжело. Помню, парень один был. В 18 лет жестоко убил отчима. Который до этого насиловал его 2 года.
- Фу, какой ужас! – с отвращением поежилась я.
- Настоящий ужас был в том, что мамаша на суде свидетельствовала против него. Против родного сына. Больная на всю голову! И парня к казни приговорили. Я его защищала. Мы проиграли. А он был так одинок. Я стала для него чем-то вроде старшей сестры. Он попросил меня прийти к нему на казнь. Я видела, как он умирал. После этого 3 дня не по себе было.
- И как же ты с этим справляешься? – поинтересовалась я.
- Знаешь, наша работа чем-то похожа на работу врачей, - заметила Мэгги. – Они тоже часто теряют своих пациентов, но продолжают свое дело, потому что уверены, что поступают правильно. Я тоже знаю, что должна делать свою работу, потому что она нужна людям. И, конечно же, нам, как врачам, неизбежно приходится становиться немного  циничными и толстокожими. Это такая защита. Иначе с ума сойдешь. И главное, никогда не смешивать работу и личную жизнь…
- Это точно, - согласилась я. – Прости, я должна торопиться.
- Я даже догадываюсь, куда, - грустно заметила она. – Но не забудь: вечером мы с тобой идем в кафе на мороженое. Я жду тебя!
Стены тюрьмы казались мне еще более мрачными и угрюмыми, чем всегда. Меня трясло мелкой дрожью.
- Ты чего? Отклонили, да? – все понял Чарли.
Не в силах произнести «да», я согласно кивнула.
- Что ж, видно, так тому и быть… - задумчиво проговорил он.
- Нет, этого не будет! – словно очнулась я.- Я тебя им не отдам! Я пойду к губернатору!.. Да, губернатору… Я пойду к родным тех девушек и… ты ведь помнишь, где лежат их останки?
- Ты снова об этом, - горестно отвечал он. – Прошу тебя…
- Я знаю, что тебе это неприятно, но… Я буду просить родных тех девушек, чтобы они… написали губернатору прошение об отсрочке казни, а взамен ты откроешь им места захоронений, чтобы они могли проститься с ними…
- Они на это не пойдут… Я помню места захоронений, но… они на это не пойдут. Безумная идея.
- Но я попытаюсь, я должна… Я должна спасти тебя, любовь моя… и я сделаю это…
Чарли ничего не оставалось, кроме как согласиться.
…Когда тем же вечером я встретилась с Мэгги в кафе и поделилась с ней    новой идеей, она просто в ужас пришла:
- Мэри, ты, точно, больная на всю голову! Идти к этим несчастным матерям, чтобы просить у них помилования для убийцы их детей! Это не только безумие, адвокат Бейкер, это самая бессовестная  манипуляция – ведь Кинг мог открыть места захоронений, не прося  ничего взамен. А вы вздумали торговаться с родными жертв! Ты хоть понимаешь, что такое потерять своего ребенка?! Вот будут у тебя дети – поймешь!
Последняя фраза Мэгги причинила мне страшную боль и просто вывела из себя.
- Не будет у меня детей! – закричала я так, что люди за соседним столиком оглянулись. – Никогда не будет! Ясно тебе?!
- Прости, - спохватилась Мэгги. – Я понимаю, как тебе сейчас больно и что ты чувствуешь к нему… Я просто пытаюсь объяснить тебе, что ничего из этого не выйдет…
Она оказалась права. Я обошла семьи, много семей, но везде встречала гнев, холодность, непонимание и единодушный решительный отказ… Я молила этих людей, убеждала, приводила какие-то аргументы – все было напрасно. Я словно бы билась головой о глухую стену, но продолжала идти дальше. Причем, чем жестче было сопротивление, тем упорнее я пыталась преодолеть его. Я защищала Чарли с яростью дикой львицы, у которой пытаются отобрать ее  дорогое дитя. Испытывала ли я сострадание ко всем этим людям? Страшно сказать, но нет. Мое чувство к ним было скорее