Потом они прошлись немного в обратную сторону и уселись на качелях, размышляя о себе и отношении с матерью вслух, попутно обсудили маньяков, известных и не очень, но что-то было не так. Видимо Мальчик не чувствовал того безумия, которое проявлялось у него при раздумьях одних только об Инессе. Это было не любовь ( вновь повторение) скорее – ее противоположность, жестокая потребность в жестоком убийстве. И Ветер бы сказал, что Мальчик слабоват для этого дела. Нужно время. Но время нас несет неумолимо быстро, если он не успеет, возможно, Инесса куда-то исчезнет, исчезнет откуда-то – куда-то.
VIII
Мальчику плохо спалось, он не мог просто выкинуть из головы то, что его постоянно мучило: вопросы бытия, вопросы небытия, все, что может произойти и происходит изо дня в день. Но, тем не менее, этот человек находил в себе силы немного поспать.
Уже двое суток Мальчик не смыкал глаз и пытался, хоть как-то себя разнообразить, читая книги. Как-то вечером он принял небольшую дозу снотворного и медленно погрузился в сон. Проснувшись в три часа ночи, он пошел на кухню, выпить воды, вернулся и почти уснул, но только телом.
Дух его продолжал созерцать потолок комнаты, когда послышался женский приятный голос:
- Ребята, послушайте, я хочу рассказать вам один забавный анекдот… - начинала она.
- Пахнет безумием, Мириэм, - прервал ее худощавый парень в бейсболке, сидевший у костра, - Ты нам все время рассказываешь небылицы, но они совсем не веселые!
- Хорошо, Мик, в таком случае я зашью рот. – девушка явно расстроилась.
- Ладно, попытайся. – парень сдался.
Мальчик все лежал и слушал, на лбу проступил холодный пот и он понимал, что не выйдет никакого анекдота из того, что говорила девушка – Мириэм.
- Когда-то давно, - начала она, наконец, - лет тридцать назад, некий испанец Дел-Матио Оноре, стал очень популярен, но в гнилую сторону известности.
Человек он был неважный, его предки мигрировали в Америку, когда Дел-матио было семь лет. Страхи, что одолевали мальчика, перенесли себя для мужчины, которым он стал позднее.
Оноре уже не мог вспомнить, почему в нем растет патология и пытался изгонять плохие мысли, но иногда, желание преобладало над ним и становилось ясно, что изменить этого нельзя.
Первый раз, когда Дел-Матио похитил девушку, произошло, когда тому было шестнадцать. Он получил много положительных эмоций, продержав ее в плену подвальных стен около трех недель. Когда же девушку начали искать, он перерезал ей горло, упаковал в чемоданы, предварительно обмотав в пищевую пленку, использовав также большой рулон скотча, а затем поместил их в бетон на новой стройке.
Никто не нашел девушку, никто не заподозрил Дел-Матио в содеянном. Но приступы перед страстью, куда большей, продолжали преследовать его.
В нем закипала страсть, когда предоставлялась возможность показать себя «рожденного» миру. Под «рожденным» он подразумевал, неприкрытого человека, человека, который вещает миру без нужды в одежде…
- Постой, Мириэм, - прервал ее Мик, - хочешь сказать, этот... испанец, страдал эксгибиционизмом?
- Что то вроде того.
Так вот, парень продолжал похищать девушек и делать из них своих зрителей, начинал представления он, со слов:
« - Вы никогда не обретете покоя, покуда не явитесь перед миром «рожденными»».
Сумасшедшее желание, чтобы все видели его «рожденным», развивалось в крайней степени быстро. Что привело его в городское метро.
Накинув плащ поверх нагого тела, он преследовал свою цель – Патрицию Клайдман, как стало известно позднее. Она медленно спускалась вниз ближе к станции в центре города, а на Дел-Матио,нашло то, что в последствии рассматривалось многими учеными людьми, как крайняя стадия, так и не сумевшего себя обуздать человека.
Оноре быстро и бесшумно подошел к девушке, приставил нож к ее спине и прошептал на ухо:
« - Вы никогда не обретете покоя, покуда не явитесь перед миром «рожденными»
Девушка испугалась и попыталась вырваться, но сильные руки испанца, одолели ее, затащили в вагон метро и резко бросили на сидение.
В метро было безумно мало людей, никто не пришел на помощь бедной Патриции, когда Оноре жестоко избил ее, порвал грудную клетку и съел сердце, при этом он был абсолютно «рожденным».
Затем он просто остался сидеть на месте, где было очень много крови. Его так и арестовали.
Маньяк потряс весь город и остался обитать во многих умах людей, безумных умах - безумных людей. И, возможно, эта страсть останется с вами.
Мальчик очнулся от полусна и не мог принять, как многое ему удалось запомнить из всего, что он слышал. Туман в его голове продолжал существовать несколько дней после, и он решил, что будет правильным, если исповедуется в этом перед дневником.
Вскоре он записал это в дневник. Последние слова девушки застывали у него в голове, ничего не могло остановить это. Он понимал, что где-то согласен с ней. Возможно и в нем живет некая страсть.
Мы часто видим нутро свое, во снах и видениях предстают перед нами, наши страхи и небыль, погруженные в глубокие воды подсознания.
Некоторым из нас удается вспомнить все, что мы узрели, когда видели казнь наших умов. Нарастающее чувство удовлетворения руководило Мальчиком, каждый раз, когда он запоминал, «часть своего подсознания». Лжецы те – кто отрицает признать увиденное зло во сне, как перевернутую действительность яви.
IX
Он лежал и рассматривал потолок, который был расчерчен мазками светящейся краски, снова не мог уснуть, пытался вспомнить свое пребывание в психлечебнице.
Прошло уже более года. Но выкинуть из головы всего не было возможности. Иногда зловещие сны (когда он относительно нормально спал) пробуждали былые эмоции, хотелось их скомпоновать, но это было невыносимо сложно.
Здесь Мальчику представилась возможность вспомнить все и в деталях, все равно его никто не торопил:
«Подходило к концу лето предыдущего года, и Мальчик был знаком с Девочкой, но тогда они лишь пару месяцев были знакомы, все стремились узнать друг друга. Девочка часто спрашивала его:
« - Почему ты считаешь себя необычным? Ведь мне нравится твоя «обыкновенность»
На что Мальчик часто отвечал: « - Я не рассчитываю на необычность, просто являюсь или могу являться чем-то другим»
Девочка часто огорчала Мальчика, своим, уже тогда, слабым проявлением заботы к первому, что не могло пройти бесследно.
Начав горевать, Мальчик вспомнил о Ветре, которого так давно не было. С детских лет он не звал к себе Ветер.
- Я считаю, - начал он – что мне следует отдохнуть с больными и, также, от всего прочего, так терзающего меня. Напрошусь у матери на обследование психиатром, он сможет что-нибудь найти в моих россказнях. Заодно позабавлю его.
- Он может надолго затолкать тебя туда, поверь. Неизвестно еще, как трудно будет перенести все это, я вообще считаю, что никто не должен знать обо мне, – ответил Ветер.
- Но как ты узнал, что я собираюсь рассказать про тебя?
- Я знаю твои мысли.
- А я твои? – недоумевал Мальчик.
- Они блокируются мной. Я могущественен, и лучше тебе послушать меня, иначе будешь жалеть.
- Я решил уже, – отрезал Мальчик.
Вскоре он начал жаловаться матери на свое дурацкое существование и настаивал на анализе у врача.
Он прошел анализ детского психолога, которая в скором времени потребовала для него обследование у специалиста. Мальчик, пришел в центр от клиники для душевнобольных на прием к психиатру. Психиатр осмотрел Мальчика, задал пару форменных вопросов и решил предложить ему «пару неделек» в санатории «второй» клиники.
Первые дни шли очень скудно. Он хотел убежать домой. Часы длились глобально длительно и долго. По прошествии двух дней в палате, приближенной к тем в которых осматривают подозрительных больных, проверяющий психиатр заметил на руке у Мальчика, множество порезов, которые никто не заметил до его помещения в клинику.
Врач принял решение: переместить Мальчика в большую комнату, набитую около тридцати кроватями под завязку, называлась она «Надзорное отделение», подразумевала контроль пациентов ежечасно. К этому отделению приписывались сиделки. А санитары и дежурные обычных палат, которые добровольно (принудительно или от скуки) работали в столовой, приносили таким больным завтрак, но только постоянным больным, а у Мальчика еще не было диагноза.
В этом отделении, у мальчика случился приступ горя от совершенного, а затем ему свело шею, от сильного воздействия таблеток, вскоре (где-то через неделю после этого) ему подобрали оптимальный состав таблеток.
Через два дня «без происшествий» врач, проводивший осмотр по нечетным рабочим дням недели, принял решение: сразу перевести Мальчика в обычную палату №2.
«Заключенные этой палаты должны были, как и все «обычные», дежурить по комнате и мыть полы, протирать за собой в ванной комнате, в которую пускали с семи вечера. А также проводились генеральные уборки по четвергам, но все, же это было лучше «Надзорного отделения».
Было еще «поднадзорное отделение», подразумевающее менее проблемных «заключенных».
Мальчик читал там детские книги, или просто длинные книги, похожие на сказки. Он старался не снабжать себя реализмом в таком месте. Нет, криков здесь было немного, изредка кому –то вкалывали средство, от которого человек валился с ног. Мальчика касался только его препарат, Мальчик не буянил и мирно читал книжки.
Мама приходила сначала два раза в неделю, приносила очень много всякой вкуснятины. Это было «шедеврально», вновь видеть хорошую еду, после харчей клинической столовой. Но эти встречи вскоре заканчивались.
Пару раз Мальчика к себе вызывал психолог из клиники, из «заметок» которого, врач должен был составить мой относительный диагноз. Психолог был дружелюбный, Мальчик «за глаза», называл его «мышиное лицо». Но, соответственно, ему об этом не говорил. Они беседовали о всякой ерунде, психолог старался наладить самочувствие Мальчика, но второй всегда просил о том, чтобы его отпустили на волю.
В последствии Мальчик еще долгое время виделся с этим терапевтом на «групповых занятиях.
Здесь, в психушке, Мальчик нашел себе престарелого друга, с которым периодически общается и по сей день. Они о многом болтали, вскоре Мальчик узнал, что Алексей сменил несколько педагогических должностей, в том числе и психолога. Ему не нравился только категорический и негативный настрой этого реалиста, который не принимал весь мир фантазий Мальчика.
Мальчик любил играть с ним: он рисовал в тетрадке, разные вещи, непонятные ему самому а «психолог-друг» угадывал оные. Вскоре это вошло в привычку.
Во всех местах «общего поведения» есть строй из правил и группировок, Мальчик умел отделять попрошаек на передачку родителей в столовой, но не умел им хорошо противостоять, поэтому сидеть рядом с друзьями получалось редко. Тем более, что Алексей работал в столовой, изначально из своих побуждений и скуки, но потом просто не мог
