Солнце припекало неимоверно, но степь ещё зеленела буйнотравьем. Еще не пришло то время, когда под испепеляющими лучами солнца зеленая трава пожелтеет, подсохнет, и из-под копыт будет вылетать пыль и оседать на той же пожухлой траве, на одежде всадника и на мокрой от пота шерсти коня.
Вячеслав скакал вслед за Василём и Векшей и никак не мог понять: как можно ориентироваться на этой бесконечной зеленой степи, среди похожих друг на друга холмов и оврагов? Густая сочная трава заглушала стук копыт, и Вячеслав, а за ним и Василь с Векшей слишком поздно услышали топот чужих коней. Северяне остановились и повернули коней в сторону приближающихся четверых всадников. Вдали, на холме виднелась вереница всадников.
- Войско, дядько Василь. – С тревогой произнёс Векша.
- Не мельтеши. – Ответил Василь. – В степи уважают храбрость, силу, честность и справедливость. Если ты убегаешь, - значит, в чём-то виноват. Если ты угождаешь и пресмыкаешься перед каждым встречным, - значит, слаб, и тебя не считают достойным общения. Если ты честен, - то слух о тебе бежит за много вёрст впереди тебя, и тебя уважает каждый житель степи, если, конечно, он не тать. А если ты справедлив, - то тебя будет уважать даже тать. Даже тати не могут переступить законы степи. А это - барсилы и на разбойников не похожи.
Подскакавшие всадники остановились в нескольких шагах от северян, и один из них – самый молодой тоном, привыкшим приказывать, надменно прокричал:
- Мой отец хочет знать: кто вы и куда направляетесь?
- Мы – путники. – Спокойно ответил Василь. - А направляемся мы к хану савиров Саяку.
- А зачем?
Василь ударил шпорами коня и подъехал вплотную к нагловатому молодцу, одной рукой схватил его за грудки, приподнял их седла, притянул ближе к себе и, смотря ему в глаза, произнёс:
- Зачем мы едем к савирам, будет знать хан Саяк. Понятно?
Василь отпустил молодого барсила, и тот, опустившись в седло, немного поубавил спеси.
Вячеслав, положив руку на рукоятку ножа, пристально глядел на степняков, готовый бросить его в первого, кто обнажит меч. Но степняки были на удивление спокойны, а один из них даже засмеялся:
- Не обижайся на него, путник! Это мой брат Уркюз от младшей жены хана – моего отца Мангуша. Его отец балует и до сих пор не научил учтивости. Меня зовут Азык. Мы сопровождаем своего отца к хану Саяку на праздник. Хан савиров устраивает его в честь своего младшего сына Эсена, который должен первый раз сесть на коня. А мне знакомо твоё лицо, путник. Ты не бывал в наших кочевьях?
- Приходилось. Приходилось мне общаться и с твоим отцом – ханом Мангушем.
- Так присоединяйтесь к нам!
- Что ж, - промолвил Василь, трогая коня, - с приятным собеседником и дорога короче становится.
К Вячеславу, едущему с Векшей сзади, бочком подъехал Уркюз и негромко спросил:
- Он ваш отец?
- Наставник. – Ответил за него Векша.
- Видно он хороший воин - чувствуется сильная рука.
- Поверь мне, - усмехнулся Вячеслав, - лучше с ним в бою не встречаться.
- А, это ты, купец! – Встретил Василя хан Мангуш.
Василь придержал своего коня и ехал на треть корпуса коня чуть сзади, чем хан.
- Почему ты в этот раз пустой, без своего товара? А товар, я скажу тебе, у тебя отменный: и украшения, и кинжалы… Я даже один из кинжалов, приобретённых у тебя, решил подарить хану Саяку. Мой народ ждёт тебя с товаром, а ты едешь к савирам, да не один. Это твои сыновья?
- Это мои воины.
- Воины? Такие молодые?
- Молодость – это время, которое быстро проходит. А у них на счету уже есть поверженные враги.
- У тебя нет товара на продажу, и ты один в степи с воинами. Ты собрался воевать?
- Нет, просто хочу восстановить справедливость.
- Справедливость – вещь тонкая. Каждый понимает её по-своему. Но я понял одно: у тебя неприятности.
- У кого сегодня нет неприятностей? Вот и у тебя я вижу печаль на лице.
- А ты дерзок! Не боишься моего гнева?
- Я на этом свете ни кого не боюсь.
- А если я сейчас прикажу своим воинам прирезать тебя и твоих воинов и бросить здесь на корм падальщикам?
- Ты не сделаешь этого, хан, по двум причинам. – Спокойно ответил Василь.
Хан удивлённо изогнул брови:
- Ну и по каким же?
- Первая – ты не кровожадный и не поступишь несправедливо, ибо можешь потерять уважение своего народа. А народ, уважающий своего правителя, преодолеет все невзгоды, и его ждёт в дальнейшем процветание. Народ, равнодушный к своему правителю, выживает сам по себе и, стараясь преодолеть трудности, может разбрестись по земле или растаять в других народах. А тот народ, который существует только страшась своего правителя, - того история проглотит не пережёвывая. А во-вторых, как только ты отдашь этот приказ, - ты и твои сыновья будут убиты. И не всё ли равно потом будет тебе, хан, убьют ли твои воины нас, или мы их?
Хан от неожиданных слов остановился, натянув поводья:
- Как ты смеешь говорить мне такое?
Василь тоже остановил коня:
- Ты мне не враг, хан, и поэтому я с тобой откровенен.
Хан обернулся и, удостоверившись, что их разговор никто не слышал, опять тронул коня:
- Но ты всё-таки опасаешься меня, если едешь чуть сзади. Ведь так убить меня легче – не так ли?
- Ты, хан, не путай страх с уважением. Я стараюсь сохранить твою честь перед подвластным тебе народом, уважающим тебя.
- Ты в нескольких словах приоткрыл мне те основы истины, о которых я и не думал. Вот ты сказал, что никого не боишься. А боишься ли ты гнева Тенгри?
- Всё в его воле. Всевышний посылает мне испытания за мои грехи, а затем вознаграждает меня за мои праведные дела.
- А весомы ли эти испытания? Может они как укус комара, а награды – как щекотание блохи в промежности?
- Суди сам, хан. Всевышний вначале лишил меня любимой жены и сына, а затем послал мне взамен ласковую и внимательную жену, которая подарила мне дочь и сына. А теперь он готовится опять забрать у меня дочь. А что дальше мне готовит – известно только ему. Может быть ещё испытания, а может – награда.
Хан помолчал, обдумывая услышанное, а затем неожиданно рассмеялся:
- А ты оказывается хвастун. «…Убьют ли твои воины нас, или мы их!» - Повторил он слова Василя. – У меня воинов всё-таки четыре десятка. Ты же не Ганукей-батыр, который побил самого Кара-батыра, и о Кара-батыре после этого теперь не слышно.
- Об этом говорит Ганукей-батыр?
- Об этом говорит вся степь…
- Слова – как камень или как ветер. Вовремя и к месту сказанные – укрепляют наши сердца и наш дух, а сказанные попусту или с бахвальством, – летают как ветер по степи из одних уст в другие уста, и все почему-то им верят.
Хан ещё раз внимательно посмотрел на Василя:
- Ты рассуждаешь здраво, но даже здравые рассуждения не помогут решить всех неприятностей.
- Не горюй, хан. Все неприятности когда-либо уходят. Невозможно лишь вернуть то, что уходит безвозвратно.
- Например?..
- Например, прошедшие годы или ушедших из жизни…
- Откуда тебе знать о моей неприятности?
- Я догадываюсь о ней, хан.
- Ну и?..
- Твоя неприятность связана с печенегами. Ты мудро поступил, хан, не дав погибнуть в этой войне своим воинам. Барсилы и савиры всегда были на острие войн хазаров. Вас всегда большинство и гибло, а хазары снимали сливки…
Хан Мангуш надолго замолчал, а затем произнёс:
- Жаль, я не знал, что ты такой умный и проницательный собеседник. Мне нужны такие люди как ты, которые бы не побоялись говорить мне правду. Соглашайся служить мне. Я могу приблизить тебя.
- Нет, хан. Тогда я буду зависим от тебя, и мне придётся, как и всем, угождать тебе и льстить. Вряд ли я это смогу.
- Я ожидал услышать от тебя этот ответ и боялся его. Жаль. Мне действительно не хватает таких людей. – И хан больше не обмолвился до самой встречи с савирами.
