о своих питомцах с друзьями. И все время ждал чего-то необычного.
Несколько онцидий и дендробий погибло, несмотря на все его заботы о них, но странная орхидея прижилась и вскоре стала показывать первые признаки жизни. Уэдерберн был в восторге и тут же потащил кузину в оранжерею, чтобы продемонстрировать ей свои успехи.
- Вот это — бутон, - пояснял он, - а тут скоро будет много листьев. А вот эти маленькие отростки — воздушные корешки.
- Как будто из навозной лепешки торчат белые пальцы, заметила хозяйка. — Нет, они мне совсем не нравятся.
- Почему же?
- Не знаю. Эти пальцы словно ищут кого бы ухватить. Извините, я не могу скрыть того, что чувствую.
- Не могу, конечно, утверждать наверняка, но, насколько мне известно, таких корешков нет ни у одного вида орхидей. Впрочем, может, это просто моя фантазия. Посмотрите-ка, на концах они немного сплющены.
- Да, и они мне определенно не нравятся, - стояла на своем экономка и, почему-то передернувшись, отвернулась. – Я понимаю, с моей стороны глупо так говорить, и я очень сожалею, что порчу вам настроение. Вы, ведь от них в таком восторге. Но у меня из головы не выходит бедняга Баттен.
- Но, может, это — совсем не то же растение. Почем мы знаем? Ведь, это только мои догадки.
Экономка пожала плечами.
- Все равно, они мне совершенно не нравятся.
Уэдерберна слегка задело такое неприкрытое отвращение к его питомице. Но это не помешало ему заговаривать об орхидеях вообще, и об этой в частности, всякий раз, как только представлялся случай.
- Сколько интересного в жизни этих растений, — сказал он как-то, - сколько неожиданных возможностей и возможных неожиданностей. Дарвин изучал их оплодотворение и доказал, что строение самого обыкновенного цветка орхидеи приспособлено к тому, чтобы насекомые могли переносить пыльцу с растения на растение. Но существует множество уже известных видов орхидей, которые не могут быть оплодотворены таким образом. Например, некоторые из киприпедий: не известно ни одно насекомое, которое могло бы переносить с него пыльцу. А у некоторых орхидей вообще никогда не находили семян.
- Но как же вырастают новые цветы?
- Из усов, клубней и тому подобное. Это объяснить легко. Непонятно другое: для чего служат эти цветы? Весьма вероятно, — добавил Уэдерберн после некоторого размышления, - что моя орхидея окажется в этом отношении совершенно необыкновенной. Если так, я буду ее изучать. Я уже давно собирался продолжить дело, начатое великим Дарвиным, да всё что-нибудь мешало. Знаете, листья уже разворачиваются. Мне бы очень хотелось, чтобы вы зашли взглянуть на них.
На что экономка заявила, что в оранжерее слишком душно и у нее там кружится голова. Она видела растение уже дважды и в последний раз его корешки опять напомнили ей, к сожалению, мерзкие щупальца спрута, которые тянулись к ней, словно к добыче. Она заявила, что они даже преследуют ее во сне: будто растут прямо на глазах и стараются ее схватить. Поэтому она решительно отказывается сопровождать его в оранжерею.
Уэдерберну ничего другого не оставалось, как отправиться туда одному и в одиночку восхищаться развернувшимися листьями. Они были, как и полагалось, широкими блестящими, темно-зеленого цвета, с пурпурными вкраплениями. Уэдерберн поставил орхидею на низкую скамью под термометром, а рядом устроил нехитрое приспособление для ее обогрева: на горячие трубы батареи сверху капала вода, и воздух вокруг насыщался водяными парами. Теперь все его время после обеда проходило в мечтах о скором цветении этой странной орхидеи.
И наконец, этот час настал. Едва войдя в маленькое застекленное помещение, он тотчас понял, что бутон распустился, хотя и не видел еще самого растения, скрытого от глаз огромным кустом палеонофиса. В воздухе носился новый аромат — сильный, необычайно сладкий, заглушавший все остальные запахи в душной, наполненной испарениями теплице. Уэдерберн поспешил к орхидее и — о, радость! — на свисающих зеленых ветках качались три крупных цветка, источавшие этот одуряющий аромат. Уэдерберн замер от восторга.
Цветы были белыми, с золотисто-оранжевыми полосками на лепестках; тяжелая верхняя губа цветка (лабеллум) вытянулась вперед замысловатой спиралью и ее нежный пурпур чудесно сочетался с золотистым сиянием лепестков. Уэдерберн тотчас понял, что это совершенно новый вид. Но какой нестерпимо дурманящий запах! И как вдруг душно стало в оранжерее! Цветы поплыли у него перед глазами.
Надо проверить, не слишком ли высока температура, подумал он и шагнул к термометру. Внезапно у него все закачалось перед глазами. Белые цветы, зелень листьев, солнечные блики на стеклах — все вдруг резко накренилось, а потом разом подскочило вверх.
В половине пятого, согласно раз и навсегда заведенному порядку, экономка поставила чайник. Однако, Уэдерберн к столу не явился.
"Никак не может расстаться со своей противной орхидеей", - подумала женщина и подождала еще минут десять. "А вдруг, у него остановились часы", - пришло ей в голову. "Надо пойти позвать".
Она направилась прямо к оранжерее, открыла дверь в теплицу и окликнула хозяина. Ответа не последовало. Экономка сразу обратила внимание на одуряющий запах в помещении. Затем ей в глаза бросилось что-то, лежащее на полу у горячих труб батареи.
С минуту она стояла неподвижно, не веря своим глазам. Уэдерберн лежал, опрокинувшись навзничь, у подножия странного растения. Похожие на щупальца корешки растения уже не свисали вниз, — собравшись вместе, они отвратительным мотком проводов висели над его телом и их концы, словно гигантские пиявки, впились в его подбородок, шею и грудь.
Вначале она просто ничего не понимала. Потом увидела, как по щеке Уэдерберна из-под одного из хищных щупалец, стекает тонкая струйка крови. Выкрикнув что-то нечленораздельное, она бросилась к кузену и попробовала отодрать от его лица скользкие присоски. Ей удалось оторвать несколько щупальцев, с их концов на пол закапала что-то красное, напоминающее кровь. От одуряющего запаха цветов у нее кружилась голова и все вокруг плыло, как в тумане. "Как они вцепились в него!" Она тянула за щупальца, чувствуя, как усиливается вонь, как она проникает ей в легкие, дурманя голову. Чувствуя, что теряет сознание, она поняла, что дальше ей здесь оставаться нельзя. Оставив Уэдерберна, она подбежала к двери и, открыв ее настежь, вдохнула свежего воздуху. И тут ее осенило: надо скорей все проветрить! Схватив цветочный горшок, она швырнула его в окно теплицы, а затем с новыми силами принялась тащить неподвижное тело Уэдерберна к выходу. Горшок со страшной орхидеей свалился на кирпичный пол и не отпускал свою жертву. С мрачным упорством растение цеплялось за Уэдерберна и ей пришлось тащить его вместе с присосавшимся растением. Затем ей пришло в голову отрывать корешки по одному и через пару минут Уэдерберн был свободен. Он был бледен, как полотно, из многочисленных круглых ранок сочилась кровь.
Поденный рабочий, привлеченный звоном бьющегося стекла, увидел ее в тот момент, когда она окровавленными руками волокла из оранжереи безжизненное тело Уэдерберна. На мгновение он заподозрил неладное.
- Скорее, воды! — крикнула экономка, сразу же рассеяв его подозрения. Когда рабочий с необычным для него проворством принес воду, экономка со слезами на лице стирала кровь с лица Уэдерберна, голова которого покоилась у нее на коленях.
- Что произошло? - воскликнул Уэдерберн, на миг приоткрыв глаза и тут же закрыв их снова.
- Бегите живей за Энни и пусть она сейчас же идет сюда, а потом живо за доктором Хэддоном, - скомандовала она поденщику и, видя, что он медлит, добавила, - Я все расскажу, когда вы вернетесь.
Вскоре Уэдерберн вновь пришел в себя. Заметив его удивление на лице, экономка объяснила:
- Вам стало дурно в оранжерее.
- А орхидея?
- Я ей займусь сама.
Уэдерберн потерял много крови, но, в общем, особенно не пострадал. Ему дали бренди с крепким бульоном и уложили в постель. Экономка вкратце рассказала доктору Хэддону обо всем, что произошло.
- Сходите в оранжерею и убедитесь сами, - предложила она ему.
Холодный воздух врывался в теплицу через открытую настежь дверь и приторный запах почти совсем исчез. Оторванные корешки растения, увядшие и сморщившиеся, валялись на кирпичном полу, покрытом темными пятнами свежей крови. Ствол растения сломался при падении, лепестки его цветков побурели и скукожились. Доктор наклонился, чтобы рассмотреть их поближе, но заметив, что один из корешков еще слегка извивается на полу, выпрямился и отошел в сторону.
На следующее утро странная орхидея все еще лежала на полу. Она вся почернела и испускала запах гнили. От утреннего ветерка дверь в теплицу постоянно хлопала и весь выводок орхидей Уэдерберна съежился и завял. Зато сам потерпевший, лежа у себя в спальне, в упоении разглядывал свои затянувшиеся ранки, представляя, какой фурор он произведет, рассказывая о своем приключении друзьям.
Натаниель Готорн
Дочь Рапачини
Много лет тому назад молодой человек по имени Джованни Гуасконти, уроженец юга Италии, прибыл в Падую, чтобы завершить свое образование в тамошнем университете. Имея в кармане лишь несколько золотых дукатов, он поселился в высокой, мрачной комнате старинного здания, которое вполне могло принадлежать какому-нибудь падуанскому дворянину, да и на самом деле украшено было над входом гербом давно уже угасшего рода. Молодой человек, хорошо знавший великую поэму своей родины, вспомнил, что один из предков этого рода, возможно даже один из владельцев дворца, был изображен Данте терпящим вечные муки в аду среди других грешников. Это воспоминание, усугубленное печалью, вполне естественной в человеке, впервые покинувшем родные места, исторгло из его груди, когда он осматривал эту запущенную, пустую комнату, невольный вздох.
- Святая мадонна, синьор! - воскликнула покоренная редкой красотой юноши старая Лизабетта, пытавшаяся по доброте сердечной придать комнате жилой вид. - Вам ли, такому молодому, вздыхать столь тяжко? Неужели этот старый дом кажется вам таким мрачным? Взгляните, ради бога, в окно, и вы увидите то же яркое солнце, какое оставили в Неаполе.
Гуасконти машинально последовал ее совету, но не нашел солнце Ломбардии таким же радостным, как солнце юга Италии. Впрочем, каким бы оно ни было, сейчас животворные лучи ярко освещали раскинувшийся за домом сад с множеством растений, за которыми, по-видимому, ухаживали с особой тщательностью.
- Этот сад принадлежит хозяину вашего дома? - спросил Джованни.
- Упаси бог, синьор! Вот если бы в нем росло что другое, а не зелья, которые там разводят, - тогда иное дело, - ответила старая Лизабетта. - Сад возделан собственными руками знаменитого доктора Рапачини, о котором, я уверена, слыхали даже в Неаполе. Говорят, что сок этих растений он перегоняет в лекарства, обладающие той же чудодейственной силой, что и амулеты. Вы сможете часто видеть синьора доктора за работой в саду, а возможно - и синьору, его дочь, когда она собирает диковинные цветы, которые там растут.
Сделав все возможное, чтобы придать комнате пристойный вид, старуха удалилась, препоручив молодого человека
