То лето окутали сумрачные дожди. Казалось, им не будет конца.
Городок, где я проводила лето в гостях у тёти, утопал в плену бесконечных дождей.
Здесь все узнавали друг друга в лицо, что свойственно маленьким поселениям. Тётушка проживала одна и частенько звала меня в гости. Я воспринимала её компанию для своего несовершеннолетнего возраста достаточно скучной и всякий раз подыскивала предлог для отказа. Но этим летом сжалилась над её одиночеством и уступила. Мне уже шёл 17 год.
Как и предполагала, первые дни тётя не отходила от меня ни на шаг. Своих детей она вырастила и выпустила в самостоятельную жизнь. Меня же неподдельно любила с детства. На радостях кормила, поглаживала по голове, рассказывала о своей молодости и, преимущественно, о ныне покойном супруге. Но вскоре вернулась к своему привычному образу жизни. Сие означало, что с утра до позднего вечера она пропадала у соседки, с кем водила дружбу на протяжении многих лет.
Вдвоём они бескомпромиссно судачили обо всех жителях городка, кто не входил в их доверие. С подругой тётя забывала обо всём на свете и даже обо мне. Иногда я проводила время с соседскими девчонками, но вскоре заскучала и уже на третий день своего пребывания подумывала об отъезде. Но перед отбытием надумала прогуляться.
В городке повсюду стояли старые здания. Он оказался столь малым, что через какие-то полчаса я очутилась на окраине.
Отсюда приоткрывалась великолепная панорама. Протекала небольшая река, с одной стороны обрамленная высоким отвесным берегом, покрытым изумрудной зеленью. На другом же берегу располагалась небольшая берёзовая роща. Деревья стояли стройные, нежно шелестя листвой. Очень пожалела, что не умею рисовать, отчаянно захотелось запечатлеть эту неисчерпаемую красоту.
Любуясь изумительным пейзажем и обдумывая план отъезда, я повернулась было обратно, как вдруг приметила на верху обрывистого берега мужчину за мольбертом. Точно, стоял настоящий художник и творил! Перебороло любопытство… и я осмелилась к нему подойти.
Посещая с родителями выставки различных художников без тени сомнения, что свойственно юности, считала себя знатоком живописи.
По мере приближения к художнику отметила его отрешенность. Он долго не замечал моего появления. Приметив же, посмотрел скользящим взглядом и вновь переключился на мольберт.
Невозмутимость художника несколько покоробило самолюбие. Но удалиться так нелепо не пожелала. И я неестественно выпалила:
- Можно поглядеть, как работает живой художник?
- Сколько угодно - высказал он поспешно, окинув бесстрастным взглядом. У него были глубоко посаженные зелёные глаза, но очень уж опустошённые, не из этой суетной жизни. Он выглядел далеко не молодо. Острые черты на смуглом лице придавали беспокойный вид. Из-под джинсовой кепки забавно торчали пряди длинных волос.
Тонкие пальцы легко варьировали кистью на неподатливом холсте. Сам художник оказался довольно высоким, но немного сутуловатым, отчего выглядел ещё старше. По его одежде не мудрено было догадаться, что проживает один. Ничего не намекало на причастность женщины. На нём была старая зелёная футболка и узкие потёртые джинсы. Надвинутая на глаза кепка подчёркивала нежелание общаться с миром.
- Прошу прощения, но никогда не наблюдала настоящего художника в процессе творения! А если мешаю, пойду - произнесла я, как можно учтивее.
- Ты приезжая, девочка? - выпалил он резко, впервые взглянув на меня в упор. От его зоркого взгляда я немного содрогнулась. Так смотрят люди, знающие о нас больше, чем нам хотелось бы. Появилось ощущение, будто мгновенно разгаданы все мои тайны.
- А как вы догадались? - багровея, произнесла я.
- Что тут гадать, местные не интересуются живописью и художниками, - неспешно ответил он.
Попросив разрешения, я подошла к мольберту. Поразило, что на холсте изображался не окружающий пейзаж. Почти законченная картина была наполнена философией бесконечности…
Я вспомнила картины ныне покойной Тамары Глытневой. Талантливой художницы, ушедшей рано и очень тихо. Её работа «Погашенная лампа» у меня вызывала трепет и определенное волнение. В ней проглядывалась опустошенность от крушения надежд. Подлинник этой картины был продан в Швецию, когда художница нуждалась даже в малом.
В картине моего нового знакомого ощущалась та же философская неизбежность. Сквозь туман и грозу пробиралась одинокая фигура высокого сутуловатого мужчины. Он ступал в неизвестном направлении, словно боялся остановиться. Возникло ощущение, будто автор запечатлел самого себя.
Вопреки его неприветливости и солидному возрасту, к художнику я сразу прониклась симпатией.
Привлекала его таинственность. Бесконечно испытывала желание прочитать его мысли. Не ведала, как выразить трепетный восторг по поводу его работы. И непременно, чтобы он поверил!
Я внимательно рассматривала картину. Тем временем художник отложил кисть и, закуривая сигарету, расположился неподалёку на небольшом камне.
И смотрел отнюдь не на меня. Он вглядывался в сторону берёзовой рощи, где на небе торопливо сгущались тучи.
- Быть снова грозе, надо вовремя смываться, - оборвал мужчина мои мысли.
- Не знаю, как вас зовут, но рисуете вы как-то особенно грустно, - произнесла я.
- Спасибо, - резко отрезал он и засобирался домой.
- Вы чрезвычайно схожи со своей картиной, такой же сумрачный и загадочный, - хотела было продолжить, но он укладывался, забыв о моём присутствии, всё чаще поглядывая на небо.
Осознавая своё нелепое положение, решила уйти первой.
- Прощайте, пойду, - сообщила я негромко.
В ответ художник лишь слегка кивнул и отвернулся, надевая куртку. Опережая его и не оглядываясь, я поспешно направилась в сторону городка. На душе поселилась смута.
Глава 2
Едва поспела к тётиному дому, как хлынула гроза. Тети же все ещё не было. Несмотря на полдень, есть не хотелось. Перед глазами стоял загадочный образ художника. Укутавшись в теплый плед, я расположилась на диване возле окна и стала наблюдать за грозой.
Деревья за окном корчились от ветра и града. Ветер беспощадно вырывал листочки с деревьев, а то и целые веточки. Молнии периодически озаряли небо и комнату. Неустанно грохотал гром. Природа бушевала. Вдруг я почувствовала себя самой одинокой на земле. Показалось, в этот час весь мир забыл обо мне.
Гроза усугубила воспоминания о художнике. Отчего-то испытывала к нему жалость. Не удалось добраться до его мыслей, но ощутила степень одиночества. Что привело мужчину к абсолютной замкнутости и недоверию к окружающим. Его неприветливость не обидела...
За этим скрывалось нечто непонятное. Сквозь неустанные нити дождя вырисовывался образ уставшего человечка, его пронзительный взгляд.
Теперь я предала забвению школьных друзей. Нынче они представились малоинтересными. Размышляя о художнике, предполагала разные версии его прошлого. Исчерпав фантазию и согревшись под пледом, я задремала.
Когда проснулась, тётя на кухне гремела посудой. Часы показывали семь вечера. Гроза уже прошла. За окном на земле лежала куча вырванных свирепо грозой листьев и веток. Небо выглядело сочно - голубым. И вновь я вспомнила о художнике. Возможно, чаевничал в одиночестве в грозу. Или часами, лёжа на диване, уставившись в одну точку, как дядя Архимед, в сотый раз размышлял о смысле жизни.
Голос тёти прервал мои мысли:
- Детка, пойдём ужинать!
Она была добра и очень любила детей. Лишь одно не воспринимала в ней - бесконечные сплетни со своей подругой. Хотя данное обстоятельство обеим помогало коротать время.
- Доченька, тебе, наверное, здесь очень невесело? - обратилась ко мне между делом тётя и сама тут же пояснила:
- Да, конечно, сидишь целыми днями дома, да и девочки здесь не те, не подруги они тебе.
Отныне мне не было скучно, да и уезжать уже не торопилась.
- Отчего же! Мне нравится у вас. Сегодня прогулялась до реки, там так красиво! - заметила я.
- Да, дочка, там красиво, - без энтузиазма ответила тётя и мгновенно переключилась на местные новости. Мне не хотелось её перебивать.
Если бы в те дни художник осознал, какое впечатление произвёл на меня! Нет, он для меня значил больше, чем художник.
С трудом улучив паузу в монологе тёти, я торопливо, словно испугавшись, что вот-вот перебьёт, выпалила:
- Тёть, можно ещё поживу у вас?
- Дочка, конечно, хоть будет ради кого стряпать, я-то всё одна да одна, и готовить неохота, - не без удовольствия произнесла она.
После ужина мы еще долго сидели на кухне. Тётя в сотый раз пересказывала, как развивался её роман с ныне покойным мужем. Она излагала весьма увлеченно - то смеялась, то пускала слезу. Заново переживая всё, как тогда, в те далёкие годы.
Мы беседовали допоздна, и я отправилась спать. Перед сном долго размышляла о художнике. В темноте грезился его рассеянный взгляд.
В ту ночь он мне приснился: мы стояли на высоком берегу реки. Непрестанно менялось небо. Всё так же сгущались тучи. Не успели собраться вовремя и попали под грозу. На мольберте располагалась всё та же картина. Она называлась «В тумане». Дождь незаметно смывал картину. Я бросилась судорожно собирать вещи и вдруг... художник пропал. Окликала его громко, но тщетно.
Понимая, что потеряла художника, я стояла в недоумении, не желая смириться с потерей, как неожиданно раздался его голос откуда-то извне:
- Алинка, прикрой картину и сохрани, я дарю тебе ее навсегда. Она мне непомерно дорога. Прощай!
Оглядываюсь, никого. Выхватываю картину с мольберта и, прикрыв собой от дождя, бегу к тётиному дому. Бегу, намокая до ниточки, спотыкаясь, но картину спасаю. Пробуждаюсь...
Столь необыкновенный сон вызвал беспокойство, и всю ночь я пролежала с открытыми глазами, анализируя приснившееся. Уже светало, когда открыла окно. В душную комнату ворвался предрассветный свежий воздух, очищенный вчерашней грозой. Измаявшаяся от бессонницы и под воздействием утренней прохлады, я уснула, забыв обо всём на свете.
Обильное пение птиц разбудило в девятом часу утра. Перебираясь сонным шагом и лениво натягивая огромный тётин халат, я неспешно направилась на кухню. На столе лежала записка от нее и еда. Она напоминала про завтрак и просила не скучать до ее приезда. Наспех перекусив и убрав со стола, я отправилась на высокий берег реки.
- Может не стоит? - советовал внутренний голос. Но ноги, отвергая разум, сами привели на уже излюбленное место. Вот ещё чуть, и я приметила знакомую фигуру. Всё напоминало в точности вчерашний день. Словно он здесь и ночевал. Мгновенно я впала в смятение. Сердце забилось учащенно. Но как бы ни волновалась, через несколько секунд оказалась возле него.
- Доброе утро! - поздоровалась я. Художник невозмутимо посмотрел в мою сторону.
- Доброе, опять ты здесь? - обратился он строго.
- Думала о вашей картине, - произнесла я робко.
Он молча водил кистью.
- Минувшей ночью приснилась ваша картина и вы, - доверительно продолжила я.
Неожиданно художник прервал работу и принялся бесстрастно рассматривать меня с макушки до пят. Видя мое замешательство, он сам же помог выбраться из этой неловкой ситуации.
- Ты, похоже, хорошая
