Кыш, магия! (несерьезная повесть для весёлых друзей)

КЫШ, МАГИЯ!
(несерьезная повесть для весёлых друзей от 6+ до 60–)

Глава первая, в которой стучится Странный Почтальон, и с лунным
светом приходит пухлое-пухлое письмо

Саня сидела на подоконнике, глядела в окно и размышляла над тем, как ей
не по вкусу собственное имя. Потому что все, абсолютно все, кто слышали
её имя, но саму пока не видели, полагали что она – мальчик. Правда, она
себя успокаивала: «Когда повзрослею и сделаюсь тётенькой, меня будут
красиво величать Александрой». Но от этого делалось ещё печальней: как
бы Сане не мечталось переменить имя, ей для этого вовсе не хотелось
стареть. А пока лишь один человек на целом свете звал её Александрой – это
дядя Артур, мамин брат.

Когда он приезжал в гости (что случалось редко, всего три раза в год – на
три дня рождения: папин, мамин и Санин), тогда в доме воцарялся весёлый
переполох. Мама говорила, что брат несносен, потому что навсегда остался
ребёнком. А вот Сане дядя Артур нравился очень-очень.

Дядя был забавный, он рассказывал волшебные истории и показывал
фокусы. Одним взмахом превращал тросточку в букет цветов – и ничего что
бумажных. У него были «хитрые» монеты. Одна «бегающая», которая сама
собой переносилась из руки в руку, то пропадала, то вынималась у Сани
из-за уха или даже из носа. Другая монета была «мошенническая»: сколько
ни подбрасывай, она всегда выпадала вверх решкой. Саня-то знала секрет:
обе стороны у монеты были подделаны одинаковыми. И Саня весело
смеялась всякий раз, когда дядя кому-нибудь предлагал разрешить
серьёзный спор подбрасыванием монеты. Это было замечательно: решать
нудный спор подкидыванием шутовской монеты. В общем, дядя привносил
радость к ним в дом, балагурил и дарил чудесные подарки.

Так вот. Сейчас Саня в окно высматривала дядю Артура, который должен
был с минуты на минуту появиться у их дома – ведь назавтра был день
рождения её папы.

Незаметно опустился вечер, а дяди всё не было.

Тогда-то в дверь и постучал Странный Почтальон.

Почтальон был странным хотя бы потому, что постучал, а не позвонил –
ведь дверной звонок работал исправно. Ещё, на нём была форменная
одежда, что для сегодняшних почтальонов необычно. Форменный китель с
маленькими погончиками горел ярко-красным цветом. Фуражка была алой и
такой высокой спереди (эта часть у фуражек зовётся тульей), что было
загадкой, как Почтальон прошёл в прихожую и не зацепил тульей притолоку
двери. А ещё (Саня могла в том поклясться) от него исходил диковинный
аромат приключений!

– Вам телеграмма, – объявил Странный Почтальон и полез в чудную сумку,
которая висела на ремне через плечо и была такой узкой, что одна-
единственная телеграмма и могла в ней уместиться. Почтальон таинственно
глянул на Саню и прибавил: – Ещё будет пухлое-пухлое письмо.

Наконец, он вытянул кончиками пальцев телеграмму. Мама потянулась за
ней. Но Почтальон отстранился от руки и строго возразил:

– Мне поручено не вручить, а зачитать, – с этими словами поднёс
телеграмму к глазам и прочёл безо всякого выражения: – «Не могу приехать
точка Александра жди лунный свет точка дядя Артур точка».

– Теперь давайте письмо, – сказала мама.

Странный Почтальон вытаращил на неё большие честные глаза и ответил
почему-то с обидой:

– Разве не ясно, что пухлое-пухлое письмо ко мне в сумку не поместилось
бы! Оно будет доставлено с лунным светом, как сообщается в телеграмме.

– Каким-таким лунным светом? – всплеснула руками мама и огорчённо
вздохнула. – Ну, разве мой брат не ребёнок?

Странный Почтальон пожал плечами, одарил Саню таинственным взглядом
и ушёл, поскрипывая новенькими ботинками.

Мама с папой посудачили недолго о том, как исправлять дядю Артура – ни
на чем путном не сошлись, и семья дружно отправилась спать.

Саня ворочалась в своей комнате в постели, ей не спалось. Было обидно, что
дядя не приедет. Сане вспомнился таинственный взгляд Странного
Почтальона и обещание доставить пухлое-пухлое письмо с лунным светом.
Тогда, чтобы не прозевать лунный свет, Саня тихо-тихо оделась (при этом
огорчилась, что не взяла в комнату туфельки), села на кровать и настроилась
на долгое-долгое ожидание – если понадобится, так до утра.

Но столько ждать не пришлось!

Только над городом взошла луна, свет пролился в комнату и разостлался по
столу будто бы серебряным снегом с одним сугробом.

От удивления Саня подскочила на кровати. Побежала к столу, зачерпнула
полную пригоршню дивного снега – он пах сладко, булочкой с ванилью.
Саня слепила снежок и завертела головой, думая, куда метить, – да не
придумав, просто кинула в стену. Снежок ударился, разлетелся на лунные
брызги: одна капелька даже попала на нос Сане – она взвизгнула от
сюрприза, но мигом зажала ладонью рот и юркнула под стол.

Хорошо, что ни мама, ни папа не проснулись. А Саня (став глубоко
ответственной, как того требовали необычные обстоятельства) принялась
исследовать стол, покрытый лунным снегом.

Саня опасливо запустила в сугроб пальцы, они наткнулись на что-то…
твёрдое. Она склонилась, дунула – и ах! из-под снега оголился огромный
пухлый-пухлый конверт. Внутри была обувная коробка, в которой лежали…
и впрямь, башмачки. Серебристые, как лунный свет, они сверху были
украшены золотыми бантами в виде бабочек. На дне коробки находилось
письмо. Саня подставила бумагу под льющийся из окна свет луны и прочла,
волнуясь:

«Милая Александра, я угодил в жуткую беду – меня назначили королём в
стране Набекрения. Но ты-то знаешь: какой из меня король? Быть королём
ужасно скучно! Я обращаюсь за помощью к тебе, а не к твоим родителям,
потому что они всё равно в это не поверят. А чтобы попасть в Набекрению,
надо не просто верить – нужно твёрдо знать, что это место существует!
Думаю, ты уже готова к путешествию и стоишь одетая, но, чтобы обуться,
тебе придётся красться в прихожую. Не ходи, никого не буди. Надень эти
правильные! башмачки.
Если решишь остаться дома – не обижусь, это верное решение, потому что
здесь очень-очень-очень опасно.
А если всё-таки пустишься на выручку, тогда внимательно прочти письмо
до самого конца… и, надеюсь, мы оба до утра вернёмся домой живы-
здоровы.
Твой дядя Артур, теперь ещё и король».

Разве Саня когда-нибудь чего-нибудь боялась? А тем более, опасных
странствий!

Она решительно сунула ноги в башмачки, но они оказались жутко малы.

«Как несправедливо, – подумала она, – натирать ноги тесной обувью в
дальнем путешествии».

– Наверное, где-то тут что-то тут неправильно.

Только сказала, башмачки – хлоп! вытянулись так сильно, что за пятками
появилось сантиметров по десять свободного места. Саня сокрушённо
вздохнула и попробовала пройтись по комнате, но вышло одно ковыляние и
шарканье.

«Ковыляя и шаркая, не спасёшь никого, – решила она. – В пору будет меня
саму спасать команде каких-нибудь вертолётных спасателей... или обувных
спасителей!»

Тут вспомнила волшебные слова, что недавно произнесла, и догадалась:
«Наверное, где-то тут что-то тут неправильно – это увеличительные слова.
Надо поискать уменьшительные. Они, конечно, должны быть схожими, но
звучать как-то наоборот».

Она стала придумывать и проговаривать без разбору разные похожие слова,
совершая медленные обходы вокруг стола:

– Где-то не тут что-то не тут правильно. Было – не было, всё туфельками
поросло. Быль – небыль, туча пыли. Бух – не пух, бах – петух, всем привет!

Но башмачки или никак не реагировали, или только увеличивались. Когда
все слова были испробованы, Саня тащилась по полу в гигантски
вытянувшихся башмаках, будто шла на лыжах.

Тогда стала читать башмачкам умасливающий стишок, который тоже
сочиняла на ходу, тем более что её ход в сверхдлинных башмачках сделался
сверхмедленным:

Шли ботинки в магазины
Любоваться на витрины:
Сапоги там из резины,
Ещё щётки из щетины.

Там стояли сандалеты
И пуанты из балета,
Тапки были из вельвета,
И очень старая котлета!

Вдруг Сане надоело нести околесицу, и она не на шутку осерчала.

– Ну-ка, – сказала она, грозя башмачкам пальцем, – немедля станьте
правильными! Или подарю вас подруге Зине, а она такая неряха, никогда
обувь не чистит!

И, о чудо! Башмачки мигом съёжились и пришлись по ногам – наверное,
испугались. А может, подействовал приказ стать правильными, ведь дядя
так и писал: это правильные! башмачки.

Разобравшись с башмаками, Саня бросила на стол письмо, которое по-
прежнему держала в руке.

Невероятно! Письмо, упав в лунный снег, принялось складываться, пока
не сложилось в бумажного голубя – птица замахала крыльями и полетела.
Лунный свет, встревоженный крылами, сорвался со стола и потянулся
дорожкой за птицей. Она сделала круг и устремилась в стену – туда, куда
Саня попадала снежком. Голубь коснулся стены и пропал, будто пролетел
насквозь. Лишь лунная дорожка осталась висеть протянутая от стола к
стене.

Новая игра пришлась Сане по вкусу, и она бодро полезла на стол. Оттуда
ступила на лунную дорожку и не провалилась: свет прогнулся, но выдержал.
А вот идти по свету оказалось сущей морокой – он провисал и раскачивался
под ней.

Саня вздохнула и, не придумав ничего лучшего, опустилась на четвереньки.
Так она дочетверенькала до стены. Окинула прощальным взглядом комнату
и вдруг поняла, что прощаться-то не с чем. Она покидала скучную, тысячу
раз исхоженную комнатенку, а впереди ждало приключение,
новоиспеченное и неразведанное!

Тут она, к месту вспомнив о разведке, сунула руку в стену – туда, где исчез
бумажный голубь. Рука провалилась по плечо и, наверное, вылезла в
Набекрении. Саня представила себе, как там торчит ее рука и такая же
девочка, только тамошняя, видя эту ничейную руку без туловища, сейчас
бухается в обморок. Саня решила, что это нехорошо.

Она запустила в стену вторую руку и полезла вслед за руками. Проход
оказался неширок, и она застряла. Положение было неприглядно: где-то
впереди, в чужом мире, торчали руки, где-то позади, в родном мире, торчали
ноги, а сама Саня застряла здесь, между мирами. Она уже подумала
вернуться, но прогнала пораженческую мысль и, выдохнув воздух без
остатка, взялась пропихиваться вперед, дрыгая попеременно ногами.

Внезапно она вывалилась наружу и шлепнулась… на поляну.

Здесь светило солнце, пели птицы и воздух был необычайно свеж – в общем,
над поляной витал дух летних каникул. Поляну устилали одуванчики. Саня
гостила прошлым летом у бабушки, которая потчевала её одуванчиковым
мёдом. Он был золотистый, душистый и отличался от всех мёдов резким
незабываемым вкусом.

На этой же поляне одуванчики были уже другие. Их семена поспели, и
теперь имелись шарообразные опушённые хохолки. Тут стояло ровным
счётом девятьсот девяносто девять хохолков (откуда Саня столь точно знала
– необъяснимо, но знала точно!).

Вдруг Сане так и захотелось их всех разом обдуть!

Но надо быть великаном (или хотя бы вентилятором), чтобы дунуть на всю
поляну. Она застыла, примериваясь так и этак, и вдруг побежала, размахивая
руками, будто ветряная мельница. Пух с одуванчиков сорвался, полетел,
взвихрился сплошной завесой вокруг Сани, а она, дурачась, закричала:

– Меня упаковали в вату! Или даже в сахарную