Нас, индиго, мало...

уголка.

7.

Через два месяца Косенкову позвонил незнакомый человек. На плохом английском представился Сингхом Рашнапутри и просил о встрече. У Владислава появились нехорошие предчувствия.
В квартире, гость положил ему руки на плечи, и хозяин этому не сопротивлялся. Потом поднял их, расставив пальцы. Слава против воли, сплел их со своими, в этой странной позе они пробыли несколько минут. После чего  Косенков перестал всему удивляться.
- Не жди отца из путешествия, - сказал гость на чистом русском. – Он не вернется уже никогда.
- Что с ними? – спросил Слава, нисколько не потрясенный этим сообщением.
Глубоко в его сознании гнездилась мысль: с Борисычем все в порядке, тут другое…
- Он спрыгнул с этого времени, и живет теперь другой жизнью. Это случилось неожиданно, перед ним был выбор: продолжаться в другом обличье, или исчезнуть вовсе. Василий выбрал первое.
Сознание твоего отчима и мое соединены, мы как бы перетекли друг в друга. Так зачастую бывает… У Василия сейчас другая внешность… Впрочем, это некорректное определение, как такового его уже нет. О вас, его прототип знает столько, сколько я, то есть ничего. Кроме координат и двух, трех фиксаций.
- Что это? – Славе не терпелось знать подробности.
- Всплывающая информация, соотносящая меня с Василием. Она нужна для таких случаев, как наш с вами. Спросите меня что-либо о прошлой жизни вашего отчима.
- Какая присказка была у Алибабаевича в ходу? – Слава задал вопрос не для того, чтобы убедиться в правдивости гостя, а памяти ради.
- Известно какая, - улыбнулся Сингх. - Вспышка слева, вспышка справа, упал – отжался.
Как не умилиться этому воспоминанию...
- Как там моя мать?
- Она скоро вернется. Мы были вынуждены позаботиться о ней. На ее долю столько выпало…. Чисто по-человечески, ее можно понять, она потеряла любимого человека. Мы сейчас обучаем ее медитации, это ее желание. Так они смогут встречаться.
- Ну, это же будет для нее одно мучение, - Слава стал на место матери. – Эти временные свидания с Василием…
- Не скажите,  - успокоил его собеседник. – Агни – йога – не шуточки, она делает человека другим, у него меняется мироощущение.  Вы сами скоро все увидите.
Мы, люди одного колена, должны непременно общаться. На первый взгляд, это выглядит странным: чужие тянутся друг к другу. Но мы-то с вами знаем первопричину… Нас, индиго, мало…
- Так то вы! – Слава огорчен. – Я-то простой человек.
- Кто вам это сказал? – гость, оставив свою визитную карточку, распрощался.
И Косенков остался один. Впрочем, у него была Инна, его "группа поддержки".
И Слава стал жить на два дома. В милицию он не заявлял, счел это бесполезным: на родине, с его институтом прописки, не могут отыскать пропавшего человека, что говорить о свободной  Австралии. Кроме того, здесь нет состава преступления - никто не умер и не погиб.
Как там у Карнеги: "если вас ограбили, это ничего не значит, если вы не будете вспоминать об этом ежеминутно".
Инна, от этой новости в шоке: как теперь их свадьба? Кто будет со стороны жениха? Троюродные бабки, его родной отец?
Славик против этой идеи, все годы тот его и знать не хотел. Наверное уверен: у бывшей жены с сыном нищенское существование, и появляться на их горизонте нет никакого резона.
Со свадьбой Косенков не спешил, помня наказ матери: торжеству быть не ранее полугода. На этот крайний срок он и ориентировался.
У Инны из головы не шел опыт с исчезновением Борисыча в ванной комнате. Он интересовал ее  больше, чем его реинкарнация.
- Как могло статься? – задавала она бесконечные вопросы своему жениху. – Был, был и не стало. Этому должно быть объяснение, жаль, у меня в аттестате по физике тройка.
В конце - концов, Слава сдался, и открыл тайну Алибабаевича.
- Дело в гипнозе, - делился сокровенным. – Он тебе внушил - в ванной комнате его нет, он в спальне. Сам же забрался в ванную, и накрылся простыней… Для тебя, цвет ванны и простыни слились. В спальне ты видела лишь его фантом без подробностей. А ты уж подумала… Все остальное - необычные способности, может не только человеческие…
Через две недели после визита странного гостя, Слава обнаружил в себе умение легко запоминать телефоны, адреса и фамилии.  Вспомнились слова Сингха: "кто вам это сказал… ". Выходит, он теперь индиго…

8.

Инна нравилась Славику, нравилась вообще, если не вдаваться в подробности. Однако ему не по душе ее высокомерные замашки, и бесстыдная практичность умудренного жизнью человека. Не сообразуясь с реальностью, она вела себя как светская львица бальзаковского возраста.
Слава подмечал все. И страсть подруги к дорогим подаркам, и капризы желаний, и попытки навязать свою волю.  
Его расстраивало, что Инна знать ничего не хотела о его службе и бытовых проблемах. У Косенкова складывалось впечатление: он интересен девушке лишь как спонсор, как оправа к бриллианту, которым является она. В частых компаниях, девушка как бы ненароком бросала фразу о блестящем образовании своего жениха. Но…  после вечеринки тут же об этом забывала.
Как-то, Слава поехал в дом матери по своим делам. Разыскивая нужные бумаги, открыл шкатулку, где хранились семейные документы. Из алюминиевого литья, анодированная под старую медь, она производила впечатление своей показной стариной, основательностью. Стоило же взять ее в руки… Все равно приятно, поскольку память.
В глаза ему бросился конверт, лежащий поверх бумаг. На нем размашистая, фломастером надпись: "Владиславу". Почерк, несомненно Василия Борисовича.
Внутри конверта письмо и банковская карточка.
"Слава, - писал отчим. Что-то мне подсказывает, у нас впереди проблемы. Какого рода не знаю. Страхуюсь от них следующим образом. Здесь карточка, на ней все наши накопления: дом в Испании, мой бизнес, дом.
Случись что - все твое. ПИН-код ты найдешь в своем ноуте в папке "разное". Вход в нее закодирован числом – твой код доступа в обратном порядке.
Как все у нас повернется, я и представления не имею, на всякий случай, прощай. Мой "Лексус" зарегистрирован на твое имя. Ключи от гаража и машины - в правом нижнем ящике стола у тебя дома. Как я это все успел провернуть, сам удивляюсь."
Письмо Косенкова не потрясло, как можно думать, что-то тому было причиной. Он вышел из материнского дома задумчивый, и в таком состоянии прошел конечную остановку автобуса, шел к следующей…
- И куда это ты лыжи навострил? - К невесте?
В проеме калитки старенького деревянного дома, стояла Наташка, его ровесница из параллельного класса.
Славик замер, и с минуту стоял ошеломленный, у него враз перехватило дыхание. Наталья жила рядом, а он почему-то не обращал на девушку внимания, она просто выпала из его поля зрения. Как такое могло случиться! Никуда не уезжала, все время на глазах и выпала…  
Перед ним, во всей своей цветущей женской красе, натурально рыжая, с веснушками на римском носике, стояла Наташка собственной персоной. Высоко опершись ногой о дверной косяк, спиной  - о другой, она смешливо смотрела на него склонив голову. Прядь длинных, жарких до умопомрачения волос, закрывала ей глаза, но ей это не мешало. Край, и без того короткого ситцевого платьица, небрежно и легкомысленно, покоился на незагорелой девичьей ноге. Будто небрежно, если же говорить о складках на нем…
- Я это самое…, - Слава не узнавал своего охрипшего голоса, - тут мимо шел… - А ты чего это…
- Чаво - чаво, - смеялась Наташка, – Где ты в пространстве, что ты во времени, поведай несмышленой? Кстати, я что-то твоих давно не видела.
- А меня? – Косенков смелел на глазах. – Меня давно видела? Ты наверное уезжала куда?
- Да нет, я здесь навечно прописана, - Наталья грустно делилась с ровесником своей незавидной реальностью. – Учусь на заочном модельером – конструктором. Тебя иногда вижу, я в нашей поликлинике санитаркой, у меня вся улица на виду. Кто приехал, уехал…
Со Славой что-то происходило. Ему вспомнились асадовские, до слез пронзительные строки:
Ей было шестнадцать, семнадцать ему,
Им бы дружить всегда,
Но люди понять не могли, почему
Такая у них вражда…  
Вспомнились они и Наташке.  
Нет, вражды у них не было, ни в школьном возрасте, ни позже, он ее просто не замечал. Или она его… Последние годы они не виделись из-за его учебы. Вот почему Наташка не отметилась в сознании. Проглядел! Как же так!
Внезапно, Косенков открыл важную для себя истину: оказывается, они с Наташкой родственные души. На чем покоилась его уверенность, он не смог бы сказать. Ему во что бы то ни стало, захотелось дотронуться до девушки, ее руки, уха, щеки, навить рыжий локон на свой палец и не отпускать...
Как в тумане, он протянул руку к девичьему подбородку, нижней губе. Зачарованный, водил по ней пальцем, не получая должного отпора. В Наташкиных глазах, затянутых поволокой неведомого и пряного, он увидел…
Мимо них протарахтел рейсовый автобус, молодые люди отпрянули друг от друга. Наташа смотрела на Станислава, словно ожидая от него чего-то.
- Гульнем? - вырвалось невольно у ровесника. – Помнишь, где выпускной отмечали?
- Только родителям скажу, - девушка ласточкой упорхнула в дом.
Они шли по главной улице поселка, под пристальными  взглядами сельчан. Шли, держась за руки. Позади них, неведомо откуда, появлялись вездесущие бабки. В осуждении указывая пальцем, сокрушенно качая головами, зло шептались.
Слава невольно оглянулся, приехавшая этим автобусом Инна, смотрела в их сторону.
Она не верила своим глазам: ее жених, на виду у всех милуется с другой. Вот так номер! Теперь он уличен, и будет ползать у нее в ногах, вымаливая прощение.
Наталья тоже оглянулась, и… остановилась, давая школьному товарищу сделать свой выбор. Она то опускала глаза, то вопросительно смотрела на Славу, робко пытаясь высвободить свою ладонь из его.
Славик Наташку не отпускал, он уже принял решение. Размахивая сцепленными руками, они весело зашагали по улице. Счастливо глядя на девушку, молодой человек вполголоса напевал:
А я хочу, а я хочу опять,
По крышам бегать,
Голубей гонять,
Дразнить Наташку,
Дергать за косу…
- У меня нет кос, – улыбчиво протестовала подруга.
- Будет! – у Косенкова нет в том сомнений. – Сам стану тебе их заплетать. Африканские, с ленточками. Тебе они будут идти, я вижу…
В Славе просыпался дремлющий доселе романтик. После короткой паузы  он добавил.
- Всякий раз. Как тебе это? А?
Какое-то время девушка смотрела на него во все свои неравнодушные глаза. Потом кивнула, залившись румянцем. И от этого девичьего жеста, на душу Славы сошла трепетная благодать, до той поры не испытанная.