крупном сибирском научном центре. Желание отдохнуть было столь велико, что я вылетел на конференцию за два дня до её начала.
Всё произошло так, как и должно было произойти: мы чудом сели на каком-то промежуточном аэродроме и полтора дня ждали, когда за нами пришлют новый самолёт. В гостиницу научного городка, где и должна была проходить конференция, я попал только ночью, за семь часов до начала пленарного заседания. Сонная женщина, представитель оргкомитета, протянула мне регистрационную карточку, которую я машинально заполнил. Женщина бегло просмотрела её, заулыбалась счастливой улыбкой, выдала мне ключ от номера, папку с материалами конференции и стремительно убежала, пожелав спокойной ночи. Я с трудом поднялся в номер. Кружилась голова, звенело в ушах, и сердце тяжело ухало в грудине. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и повалиться на кровать.
Ровно в семь тридцать зазвонил телефон и приятный девичий голосок, пожелав мне доброго утра, сообщил, что завтрак в ресторане в девять тридцать, а открытие конференции в десять в конференц-зале. Я с трудом поднялся и поплёлся в ванную.
В ресторане уже собрались участники конференции и практически всех я знал. Одни заседали вместе со мной, других я учил или был у них научным руководителем, те – защищались в моём совете, этим – я оппонировал. Мы здоровались, раскланивались и хлопали друг друга по спинам и плечам, выражая радость от новой встречи. Всё было фальшиво, натужно и мерзко. Мне становилось всё хуже и хуже. Председатель оргкомитета бросился ко мне с объятиями, выражая восторг по поводу моего появления.
- Господа, - закричал он, схватив микрофон, - должен сообщить вам радостную новость: сегодня не только открытие нашей конференции, но и пятидесятый день рождения нашего уважаемого и любимого профессора Малыша!
Все радостно загалдели и кинулись с поздравлениями, из дальнего угла раздалось ненавистное мне «Вау!». Я благодарил, прикладывая руки к бешено скачущему сердцу, но председатель потащил меня на эстраду и сунул в руки микрофон.
- Друзья мои, - начал я, но председатель вырвал микрофон, легко подхватил меня и бросил в толпу. Меня окружили и стали водить хоровод. На эстраду выскочила жена и закричала: - Танцуют все!
Сын задал барабаном темп и все стали притопывать и подпрыгивать. Мне было холодно и, чтобы согреться, я тоже стал притопывать и подпрыгивать.
- Выше, выше!», кричала жена, а сын всё убыстрял ритм.
Я уже допрыгивал до потолка, но согреться не мог. Внезапно, перекрывая грохот барабана и гомон толпы, раздался насмешливый голос:
- Малыш, если ты три раза произнесёшь: «Я глупый самовлюблённый ишак», то я одарю тебя шубой со своего плеча.
Барабан сразу смолк, а смеющаяся публика мигом превратилась в злобную агрессивную толпу.
- Бросьте его под машину! - истерично взвизгнула жена.
- Ага, под грузовик его, вау! - поддержал сын.
Какой-то белобрысый юнец рвался ко мне, размахивая огромным немецким кинжалом.
- Дайте я его зарежу! - пропищал он и ударил в грудь.
Юнца оттеснил неопрятный старик, который молил, тыча в рану сучковатой палкой:
- Дёрни, дёрни, пусть выстрелит.
Толпа наседала, и я отступал к двери, за которой должно было быть спасение, но за ней оказался густой заснеженный лес, через который я побежал, не разбирая дороги. Ветки нещадно хлестали моё тело, но я, то и дело взвизгивая: «Помилосердствуйте, братцы!», продолжал бежать, слыша за спиной топот тысячи ног. Лес кончился, и передо мной раскинулось огромное снежное поле, на дальнем конце которого светилась и мигала разноцветными огнями какая-то точка. Я бежал к ней что было мочи, но в середине поля силы оставили меня. Светящаяся точка взлетела вертикально вверх и скрылась за облаками.
- Будь, что будет, - обречённо подумал я и повернулся к преследователям. Разъярённая толпа уже выкатывалась из леса.
Вдруг всё осветилось тысячей огней, и прямо с неба на поле упал сверкающий квадрат. Он приземлился на вершину угла между мной и толпой, искрясь и сверкая, как праздничная иллюминация. Внутри квадрата в тулупе и малахае спиной ко мне стоял Витька Салтанкин. Его огромные валенки в зелёных галошах прочно стояли на нижних сторонах квадрата, а руки в меховых рукавицах крепко сжимали противоположные вершины. В искрящемся свете он представлялся мне то крестом, то советским Знаком качества. Толпа зароптала, быстро перестроилась в колонну, напоминавшую китайского дракона, хвост которого прятался в лесу, и двинулась на нас.
- Держись, Малыш! Всего-то пару арбатов осталось! – крикнул Витька и помчался навстречу дракону, ловко перекатываясь с вершины на вершину.
Трижды прокричал петух… и я воскрес в реанимации местной больницы.
Невысокий коренастый доктор в белом халате и шапочке с марлевой повязкой на лице внимательно слушал мой пульс, сверяя его неровное биение с бегом секундной стрелки.
- Ну, вот и хорошо, а то ишь, чего удумал, - пробурчал он и поднял на меня добрые чуть грустные глаза.
Как у Витьки…
