Великий Переход

   ...На моих руках медленно остывало расплющенное, обезображенное тело Друга...
    Давно иссякли слезы из глаз моих, и сиплый плач-завывание не рвался уже из груди, потому что не было ни сил, ни желания вдыхать воздух... Раскачиваясь, я словно баюкал своего маленького Друга, не дошедшего до заветной Цели совсем немного, и яркий свет, струящийся из окон Дворца, тонул в кровавом пятне на искрящемся песке...
    Он был моим сверстником, но щуплым, худеньким, поэтому кличка "Заморыш" стала его именем. Но была в его маленьком, немощном теле какая-то особая сила, исходившая то-ли из его несоразмерно больших глаз, то-ли из его горячего, чуткого сердца. Эта сила обратила в бегство трех здоровенных парней, которые добивали меня, брошенного на произвол судьбы моими друзьями.
    Сбитый с ног, он снова и снова поднимался, и, размахивая своими невесомыми кулачками, опять нарывался на удар. И ребята, хихикавшие вначале над его "петушиными наскоками", дрогнули в мистическом страхе: не может ведь нормальный человек сознательно идти на боль и на смерть, ради чужого, незнакомого человека! И отступили...
    Но он был человеком, и, наверное, больше, чем все мы.
    Так же, как и мы, он страдал от голода, когда начались перебои со снабжением. "Я маленький, мне мало нужно! " - смеялся он в то время, когда другие не могли отважиться даже на улыбку, и отдавал свою мизерную порцию больному старику, а на следующий день терял сознание от голодного обморока...
    "Я лёгкий, мне будет легче проскочить... "  - побелевшими губами шептал он, стоя перед полоской зыбучего песка и комкая в руках моток верёвки. Да, он смог, но потом песок с кровью и гноем месяцами выходил из его лёгких...
    "Я худенький, я пролезу - рвался он в завал из пластиковых плит, и действительно пролазил, разбивал в кромешной тьме заклинивший замок, спасал погребённых заживо людей, и плата за это была мизерной - всего лишь его рука...
    "Не слабо тебя судьба лягает! " - сочувственно говорили ему люди, но он опять смеялся: "Судьба лягает того, кто за ней тащится, а я на своей Судьбе верхом сижу, так что мои шишки - это награда моя!"
    И вот, сегодня он удостоился высшей награды...
    Изношенные замки-защёлки на секциях туннеля давно уже не давали надёжного соединения, и мы привыкли быть всегда начеку, но здесь, у самого Дворца я расслабился. С замирающим сердцем щурился я на сияние, струящееся из огромных окон Дворца, и не заметил, как угрожающе качнулась многотонная пластиковая плита. Люди, стоящие рядом со мной, с криками бросились врассыпную; как выстрелы защёлкали ломающиеся замки, и, оглянувшись, я увидел, как плита валится на меня. У меня была ещё доля секунды, чтобы отпрыгнуть в сторону, но я просто остолбенел. Краем глаза я заметил, как ко мне серой молнией метнулась чья-то тень, и от резкого толчка кубарем покатился в сторону. Подняв облако пыли, плита накрыла Заморыша...
    Всхлипнув, я осторожно положил тело Друга на песок и поднялся. Далеко в пустыню уходила спица туннеля, тускло отражавшего свет луны, а совсем рядом драгоценной жемчужиной сиял огромный Дворец. Сегодня был последний переход. Переход, отнявший у меня Друга... Проклятый Переход... Великий Переход...
    В памяти яркими картинками замелькали события, произошедшие во время Перехода, события, ставшие кусочками моей жизни...
    Я помню побледневшее лицо моего господина, его растерянный взгляд, когда Мудрец воздвиг перед ним непроходимую стену из простого и короткого слова "нет":
    - Мальчик должен прийти к моему дворцу сам, своими ногами преодолевая каждый метр пути. Никаких паланкинов, слонов, верблюдов и машин для его передвижения - только пешком. Не бойся, я обещаю тебе, что он дойдёт до моего Дворца, и получит из моих рук то, что ему полагается. Устремленного ко мне я поддержу, и укреплю в его трудном Переходе, - он пристально посмотрел в мои глаза и исчез в яркой вспышке.
    Мой господин был очень богат, богат просто до неприличия, и поэтому никогда не слышал слова "нет", хотя сам владел им в совершенстве. Однако эту пилюлю он проглотил безропотно...
     Началась спешная, но тщательная подготовка к Великому Переходу. Господин решил строить герметичный туннель к Дворцу Мудреца, потому что его единственный наследник  с температурой попадал в постель от малейшего сквозняка; самый добродушный микроб мог загрызть его до смерти, и даже пища, свежайшая и качественная, то и дело объявляла войну его организму. Всевозможные заболевания, диатезы, аллергии и расстройства непременным атрибутом вошли в его жизнь, его постоянно окружали слуги-доктора, знающие, какие лекарства от какой болезни нужно давать наследнику, и какие - для уменьшения негативных последствий от применения этих лекарств...
    Ходили слухи, что при разработке проекта вначале было предложено строить лёгкие и мобильные кессонные секции из эластичного пластика.
Однако автор этой идеи неосторожным словом "дёшево", словно красной тряпкой махнул перед носом разъярённого быка - хозяин, вне себя от ярости, заявил, что будет строить туннель из золота, и средств у него для этого хватит. Слова "быстро и качественно" он не услышал.
    Однако эту сумасшедшую идею удалось забраковать одному из участников третьего проекта - скорее дипломату, чем инженеру. Тщательно избегая экономических проблем и стараясь не касаться технических сложностей, он убедил господина, что металлическая конструкция, обладая высокой тепло, звуко и электропроводностью, а так же большой теплоёмкостью, может причинить вред здоровью Наследника.
    И свирепый бык превратился в кроткого ягнёнка - был принят третий проект.
    Целый  год  вся  страна  работала  на  него - заводы переориентировывались на выпуск нужного пластика и плит из него, конструировались и изготавливались машины и механизмы для транспортировки и укладки секций, проводились геодезические работы...
    И вот начался Великий Переход.
    Всё глубже вонзалась в пустыню сиявшая на солнце игла туннеля, издали похожего на тонкую нить с очень редко нанизанными на неё бусинками-шлюзами, хотя назвать шлюзом огромное сооружение мог только человек с неплохим чувством юмора. По сути, это был дворец в миниатюре, в котором Наследник и сопровождающие его лица отдыхали после дневного перехода. Бригады строителей разбирали пройденные отсеки, перевозили секции вперёд и собирали снова - день за днем, месяц за месяцем. Мы уже потеряли счёт  этим месяцам. За это время из подростка я превратился в юношу, узнал, что такое любовь и коварство, предательство и бескорыстная самоотверженность.
    Заморыш появился у нас, когда была уже пройдена половина пути - это была последняя партия новых рабочих. Невзрачного и щупленького паренька заметили в первый же день, в тот день, который мог бы стать для меня последним, если бы не он. В палатку, где мы лежали, залечивая свои раны, то и дело заглядывали рабочие, охали, ахали, цокали языками. За этот и другие, не менее безрассудные поступки его называли юродивым, блаженным, ненормальным - но всегда удивлённо, недоуменно и с уважением.
    У него почему-то не было врагов, хотя с подлостью и несправедливостью он бился насмерть, где бы и в какой форме они ему не встречались. Я не мог понять логики его некоторых поступков, например, когда он, уличив повара в мошенничестве, потом прикрыл собой его необъятную тушу от разъярённой толпы, и люди в смущении отступили.
    - Все люди по сути своей добрые и хорошие, только многие пока очень близорукие - видят лишь то, что у самых ног, и поэтому ошибаются. Но постепенно каждый поймёт, почувствует, что ближний - это не только член его семьи или группы, в которой он находится, и тогда всё плохое осыплется с него как высохший песок, - он сдул с ладони песчинки и улыбнулся - Просто нужно помогать друг другу осознавать, что мы - люди. -  В его огромных глазах отражались звёзды...
    На него теперь никто не мог поднять руку, потому что все были его друзьями - даже те ребята, которые били его в первый день, вскоре тоже стали стараться попасть на работу в его смену, чтобы при случае помочь ему, прикрыть, защитить. Люди тянулись к нему, как к костру в тёмную, холодную ночь и он не жалел для них своего тепла, хотя в чем оно выражалось, никто объяснить не мог.
    После работы мы уходили с ним в пустыню и он, сидя на вершине бархана, смотрел в бездонное небо и пел песни или читал стихи, которые рождались не в голове его, а в Сердце. И мы, простые рабочие, многие даже неграмотные, впитывали их своими Сердцами, и светлели обветренные лица, смягчались ожесточенные наши души. А иногда он просто беседовал с нами - о добре и зле, о любви, о жизни, о нас самих...
    Когда до цели оставалась лишь четверть пути, в нашей далёкой стране произошел дворцовый переворот, и у нас появились проблемы: вместо новой партии рабочих и техники прибыли представители новой власти, и объявили, что проект Перехода больше не финансируется. Много рабочих вернулось назад, но ещё больше, к величайшему изумлению
"гонцов свободы", решили идти дальше. Идея Перехода, мечта о великой Цели, к которой мы стремились, вошла в нашу плоть и кровь, стала нашей Идеей.
    "Мы не можем бросить начатое на полпути, и дело вовсе не в Наследнике, который теперь таковым и не является - говорил Друг ошарашенным, отказывавшимся верить таким словам посланникам. - Причина нашего решения - в нас самих, в очень больном и, в сущности своей, неплохом мальчике, которого мы обещали провести через пустыню. Если вы посланники свободы, то не можете препятствовать нашему решению и  желанию энтузиастов Свободной страны помочь нам закончить этот Переход. Я уверен, что такие люди найдутся, потому что у страны, как бы ее не переименовывали, не достигшей поставленной цели, появляется комплекс неполноценности, и этот комплекс отравляет сознание её граждан. Интуитивно это чувствуют многие, и хотя выступить против общепринятого мнения смогут не все, нас всё же поддержат".
Раздражённо пожав плечами, посланники отправились назад, увозя с собой смущённых "возвращенцев" - покидая нас, они взяли минимум воды и продуктов, необходимых им для возвращения, потому что знали, что нам теперь придётся туго.
Оставшись одни, мы с первого же дня установили режим жёсткой экономии - экономили всё: воду, пищу, горючее, силы. Мы научились использовать энергию Солнца и ветра, из пластика научились делать довольно сносное горючее, из вышедших из строя машин - неказистые, но вполне работоспособные механизмы.
Скорость нашего продвижения заметно уменьшилась, игла туннеля за эти трудные месяцы стала намного короче, и всё ближе друг от друга располагались измельчавшие бусинки – шлюзы. Теперь это были действительно шлюзы - чуть выше туннеля и ненамного шире его. К этому времени внутри осталось лишь три человека: доктор, повар и Наследник (мы продолжали   называть его так, хотя прежнего смысла это имя уже не имело).
    Но вот настал день, когда запасы  воды кончились, и в знойном воздухе нас обдало ледяным дыханием смерти.
    "Мудрец обещал, что мальчик дойдёт... " - негромким шёпотом перелетала от одного иссохшего, обессиленного человека к