называть меня Сапа-Инка…
- Ооо! Сапа-Инка! Прости меня глупую! Не наказывай! – и, упав на колени, она прижалась к его ногам.
- Вставай, вставай, глупышка!
Но она ещё крепче прижалась к его ногам и слёзы, величиной с небольшое кукурузное зерно, полились из её глаз.
- Мигель! Я ничего не могу с собой поделать. Я так люблю тебя, так люблю!
- Ну, успокойся, Мария, - произнёс он мягким голосом, поднимая её с колен. А сам, тяжё-ло вздохнув, подумал - сколько ещё пройдёт времени пока они все поймут, что никакой он не Сапа-Инка, а обыкновенный, такой же, как все они…, как она, Мария, человек…
* * *
Всю ночь в помещении было светло, как днём и они с трудом смогли уснуть. Плохо вы-спавшись, он, чтобы не разбудить Марию, тихо поднялся и, стараясь как можно меньше шу-меть, вышел на площадку. Каково же было его удивление, когда он увидел, что все уже собра-лись, полностью одетые и тихо разговаривая, нетерпеливо посматривали в его сторону. Поняв, что после сна он ещё плохо соображает, Хуанита, упав на колени и простёрши к нему руки, умоляющим голосом заговорила:
- Сапа-Инка Мигель, умоляю тебя, выведи нас из своей хижины! Позволь нам как можно быстрее вернуться в пещеру!
Мигель, ничего не понимающим взглядом посмотрел на неё, а потом до него дошла пи-кантность ситуации…
Быстро вернувшись в каюту (ещё вечером, перед сном, он вспомнил название таких жи-лых помещений), разбудил сладко посапывающую во сне Марию и, накинув на неё пончо, ещё сонную, за руку вывел из каюты и стал быстро спускаться вниз. Остальные, как каменный об-вал в горах, посыпались за ним. Подойдя к стене они, уже не бледнея и не трясясь от страха, только закрыв глаза, ринулись сквозь стену.
Вот, что может сделать матушка-природа там, где не может справиться человек, с лёгкой иронией подумал Мигель.
* * *
Умывшись и позавтракав, Мигель оставил односельчан заниматься своими делами, а сам, прихватив арбалет с оставшимися тремя стрелами, отправился на охоту. В это утро он, осто-рожно шагая между деревьями, забрёл, сам того не заметив, в совершенно незнакомое место.
Решив подняться выше, к видневшимся впереди нагромождениям огромных скал, он ока-зался на высоте вторичных плоскогорий. Здесь трава ещё боролась с камнями, пробиваясь меж-ду ними. Нагромождённые друг на друга утёсы, казалось, вот-вот обрушатся, но вопреки зако-нам физики, они почему-то не скатывались вниз. Мигель, осторожно карабкаясь и постоянно оглядывая насколько возможно, местность, поднялся уже достаточно высоко и тут, неожиданно для себя, заметил на небольшой полянке, огороженной скалами и имеющей лишь один выход, небольшое животное. Присмотревшись внимательнее, он узнал его. Это был Гуанако, самый настоящий Гуанако – очень красивое животное. У него была маленькая, изящная головка, длинные, тонкие ноги и коричневатая шерсть, с белыми пятнами на брюхе…
Охотничий азарт завладел Мигелем. Стараясь ползти бесшумно он, поминутно прячась за любым выступом, подползал всё ближе и ближе. Животное не отвлекаясь ни на что, не обращая внимания на окружающие его скалы, спокойно поедало чуть пожухлую траву.
Оставалось продвинуться ещё ярдов на двадцать-тридцать, и можно было бы спокойно прицелиться, но Гуанако, что-то услышал или почувствовал. Оторвавшись от травы, он поднял красивую голову и стал прислушиваться. Мигель, застыв на месте, вжался в скалу и затаил ды-хание. Жаль было терять такую добычу. В их Тольдерии редкий охотник мог похвастаться по-добным трофеем и Мигель, чтобы не упустить добычу, лежал минут пятнадцать, не шевелясь и почти не дыша.
Вероятно, больше ни что не тревожило слух чуткого животного, и оно вновь наклонило голову. Мигель, извиваясь, словно змея, бесшумно и быстро заскользил среди нагромождения камней. Перегородив единственный выход из поляны, он приготовился стрелять. Услышав щелчок взводимого курка, Гуанако светло-коричневой молнией метнулся к выходу, но опоздал на долю мгновения. Прозвучал щелчок спускового крючка, стрела запев, вылетела из арбалета и он, сражённый наповал, перекувырнувшись в воздухе пару раз, упал к ногам меткого охотника.
Взвалив редкую добычу на плечо, Мигель, пошатываясь от её тяжести, отправился в об-ратный путь. Он представил себе, сколько радости доставит друзьям этим вкусным, сочным мясом и довольно улыбнулся. Ничего, подумал он, всё будет хорошо. В таком корабле можно жить. Сейчас серьёзен только один вопрос – питание. Но мы его уж как-нибудь решим. Матео почти поправился. А двое взрослых мужчин – это двое взрослых мужчин! Прокормимся!
… Всё оставшееся мясо Гуанако, а его осталось ещё очень много, решили завялить. Этим занялись девушки. Мужчины занялись мужской работой – заготовкой дров на случай плохой погоды. Хосе, оставшийся без ножа, им сейчас пользовались девушки, охапками носил дрова, нарубленные Мигелем, а Матео, ещё не совсем поправившийся, складывал их поленицей у входа в пещеру.
Всё время Мигель был вместе со всеми – помогал разделывать Гуанако, ел и пил то же, что и все, и как простой деревенский парень, махал мачете, заготавливая дрова. Провозившись до вечера, уставшие и довольные проделанной работой, они вернулись на корабль.
На радость Мигеля, проход сквозь стену не составил труда. Его друзья, как и прежде, со-блюдали вежливость обращения к нему, называли Сапа-Инкой, но уже не бледнели, когда он обращался к ним, и в их глазах почти растаял страх.
Ложась спать, Мария попросила Мигеля потушить свет. Он растерялся, не зная, как вы-полнить её просьбу. Ему он тоже уже порядком надоел. Одно дело, когда ты занимаешься ка-кой-нибудь работой, другое - не спать же при свете. Для сна Боги придумали ночь, луну и звёз-ды. Может, корабль тоже творение Богов, подумал он? Называет же его голос Турикуком, то есть, как-бы посланцем Сапа-Инки на земле. И, с беспокойством ожидая ответа на свои слова, произнёс: «Корабль, оставь нас без света!»
Он даже не ожидал, что его голос кто-то услышит, а тем более подчинится и вздрогнул, когда свет погас и знакомый голос произнёс: « Приятных сновидений, Турикук!»
Мария же, резво сев в постели, от страха прижавшись к Мигелю, прошептала:
- Сапа-Инка Мигель, здесь кто-то есть! Прогони его, пожалуйста!
- Не беспокойся, радость моя! Здесь никого нет, - и, успокаивая, погладил её по голове. Я же рядом с тобой.
* * *
Следующий день, прямо с утра, они решили посвятить осмотру хижины-корабля. Навер-ное, больше всех такому решению был рад Хосе. Начали осмотр в обратном направлении, от кают (Мигель заставил так называть все помещения) сверху, до самого входа в выходной шлюз. Ещё одно новое слово, которое попросил своих односельчан запомнить Мигель. Он решил, постепенно вспоминая то, о чём вечерами рассказывал ему дед, передать своим друзьям, научить их новым словам.
За целый день, не считая небольших перерывов, они успели осмотреть едва ли четверть помещений. Он даже не ожидал, что корабль так огромен. Их осмотр или, вернее, знакомство с ним оказалось не бесполезным – они нашли хозяйственное помещение с огромным набором ножей, ложек и каких то маленьких, с тремя и четырьмя зубцами, железок. Сколько Мигель ни напрягал память - для чего они предназначены и как называются - он так и не вспомнил.
А ещё, чему особенно обрадовались девушки, так это, конечно же, посуде. На полках стояло огромное количество разной блестящей утвари, начиная от маленьких чашек и кончая большими котлами с крышками, вместимостью никак не меньше десяти, а может даже пятна-дцати пинт. Но, что потрясло их окончательно – каждая чашка, каждый котёл были при помощи цепочек пристёгнуты к полкам. Они удивлённо смотрели на посуду и никак не могли понять, зачем её привязывать, если она и так не падает?
Хосе постоянно вертелся под ногами и везде совал свой нос. Нечаянно что-то задев или надавив на какой-то рычажок он, сам того не ведая, спас всю команду (ещё одно новое слово в их лексиконе), от возможной голодной смерти и жажды. В холодном, словно оно было выруб-лено среди ледников, огромном помещении находилось множество мешков с кукурузой, вяле-ным мясом, сухими маисовыми лепёшками и ещё с разными-разными продуктами, которых они в своей жизни никогда не видели. Там же, под полками стояли огромные банки с жидкостью.
Открыв одну из них и понюхав, а затем, попробовав на язык, они поняли – в банках вода, только чуть кисловатая на вкус, но что удивительнее всего, она не имела постороннего запаха и была почти совсем свежей. Сделав по паре глотков, они полностью утолили начавшую мучить их жажду.
Эта находка была для них ценнее любых других, потому что она была понятна для них и очень желанна. Мигель прикинул в уме, если расходовать продукты экономно, их хватит лет на десять, а может быть и больше.
Следующее помещение окончательно сразило их воображение. Оно блистало чистотой и белизной. Стоящий посредине длинный стол был сделан из какого-то сероватого камня с тём-ными прожилками, а над ним висел огромный, круглый, чуть вогнутый блестящий диск. Ми-гель решил, что это какой-то сплав из меди, отполированный до такой степени, что на него, как на солнце, было больно смотреть.
В правом углу помещения стояло мягкое, наклонное кресло, а вокруг него расположились на маленьких столиках и просто на одноногих подставках различные приборы с резиновыми трубками и железными блестящими инструментами.
Всё помещение освещалось голубоватым светом, но когда Мария громко пожаловалась Мигелю, что при таком освещении сложно, что-нибудь хорошо рассмотреть, помещение мгно-венно осветилось ярким белым светом, до того ярким, что в первое мгновение они даже ослеп-ли и испугавшись, присели. Постепенно глаза привыкли, и они смогли продолжить осмотр.
В одну из стен были встроены небольшие ящички, и в них аккуратными связками распо-ложились совершенно мелкие блестящие инструменты. На противоположной стене, за прозрачной загородкой, в таких же и более мелких ящичках, лежало огромное количество разнообразных порошков и каких-то мелких, разноцветных круглых и продолговатых предметов. Все ящички были снабжены надписями на языке кечуа. Мигель сумел прочесть несколько из них и поразился. Здесь, оказывается, были порошки от головной боли, от живота, от ломоты в костях и ещё сотни различных болезней.
У Хосе глаза лихорадочно блестели от вида всех этих блестящих инструментов, а руки так и норовили что-нибудь схватить, пощупать и осмотреть. Видя его состояние, Мигель решился на крайнюю меру. Пока в понимании этих людей он был представителем Бога на земле, он мог запретить им любые действия. И он, в душе понимая, что это несправедливо по отношению к ним, всё-таки решился на эту крайнюю меру.
Приняв строгий вид и посмотрев каждому в глаза, он запретил входить в это помещение всем без исключения, а чтобы хоть немного смягчить свой запрет, пообещал в свободное время учить их говорить на этом старинном наречии, а пока, и он опять строго посмотрел на них, на это помещение я накладываю «Табу!» Сюда входить могу только я! Всем понятно! Испуганные его строгим видом они опустили головы.
Слава Сапа-Инке, хоть падать на колени я их
