Случайный собеседник

сей, голубчик вы мой, то есть та самая упомянутая мной только что удручённость, провоцируется и заботливо культивируется нами же. Вы меня понимаете? То есть, я хочу сказать, выходцами из нас, такими же, как мы, но на нас с вами совершенно не похожими.  Кхе-кхе… Наша с вами участь, как это не прискорбно  – это участь наблюдателей. К сожалению…
    Захару принесли кофе. Старик смотрел на него одновременно с одобрением и любопытством. Он то и дело покашливал и попеременно, пальцами левой и правой руки, негромко и как-то осторожно и вкрадчиво барабанил по поверхности стола. Он вообще ни минуты не мог находиться без движения. И мимика лица во всё время, пока он говорил, красноречиво отображала целую симфонию чувств, которые, как видно, не оставляли в покое его немолодую уже душу. Захару понемногу становилось интересно. Хотя опасения, что со стариком не всё в порядке оставались в силе. Старик неожиданно резко подался вперёд, и лицо его оказалось совсем близко к лицу Захара. Захар едва успел сдержать себя, чтобы не отпрянуть назад.  
- Видите ли, голубчик, - С жаром продолжал благообразный старец,
- Я полагаю, всё дело тут в том, что мы сами можем, причём зачастую и, как правило, даже не сознавая этого прискорбного факта, мы сами можем, без чьей либо помощи,  разрушить нашу с вами страну. Нашу с вами могучую державу. Да-да, не удивляйтесь, нашу с вами любимую Родину. Надеюсь, любимую? Кхе-кхе… Более того, скажу вам самое главное: по моим наблюдениям мы уже сейчас, в данное время, на данном этапе,  идём к этому удручающему событию семимильными шагами, оголтело несёмся, закусив удила, движемся, так сказать, на всех парах. Кхе-кхе… Судя по выражению вашего лица, вас такое моё заявление, надо полагать, слегка озадачивает?
    Захар приподнял брови, дёрнул плечом, скривил губы и попытался выдавить из себя улыбку. Он вообще предпочитал благожелательность всем остальным противоположным по содержанию чувствам по отношению к окружающим. Ему практически никогда не надо было хоть сколько-нибудь напрягаться, чтобы оставаться для них, окружающих,  максимально открытым и, даже более того, задёрганные темпом городской жизни многие знакомые Захара почитали его чуть ли не ископаемым образчиком изгоняемой ныне из общества коммуникабельности. Однако, улыбка сейчас у него получилась кислой и вымученной, и пожилой и словоохотливый субъект подметил это мгновенно.
- Вижу, что озадачивает, - Усмехнулся он,
- И вижу также, что вы явно из лагеря приверженцев правил хорошего тона. Не удивляйтесь! Откуда знаю? Кхе-кхе…  Я, голубчик вы мой, пожил на этом свете достаточно, чтобы научиться читать человеческие лица. В лагерь этот вас, как видно, однажды привело ваше воспитание, но вы, несмотря на известные деформации современности, так там и подзастряли. И, скорее всего, подзастряли навсегда. Но расстраиваться вам по этому поводу не стоит. Потому что правила хорошего тона,  голубчик вы мой, по теперешним временам – редкость. Редкость немалая. Кхе-кхе… Раритет, так сказать. И потом, у вас удивительно открытое лицо, высокий лоб, ясный взгляд и ещё уйма всяческих мелких штришков, и собранное вместе, всё это располагает к уютному общению, поэтому не удивляйтесь, что я, неожиданно для вас,  заговорил с вами, как со старым знакомым.  Кхе-кхе… Вот так.
    Да, Захар был озадачен. Конечно, Захара озадачивало всё, и не только это.  И странный, случайный собеседник, просто таким же случайным образом оказавшийся, в виду небывалого наплыва граждан, за тем же столиком, что и он. Его озадачивала изнуряющая и угнетающая жара, совершенно несвойственная данной местности, его озадачивало отсутствие на протяжении уже очень длительного времени спасительного дождя, с громом, молнией и свежим ветром, который позволил бы, наконец, задышать полной грудью и  возрадоваться жизни. Его озадачивал ни в какую не желавший растворяться в атмосфере удушающий смог, плотным ядовитым туманом накрывший огромный город, из-за чего город напоминал теперь сюжет голливудского фильма-катастрофы. Его озадачивало ещё много чего из окружающей жизни, но более всего сейчас его озадачивал и пробуждал любопытство витиевато излагающий свои мысли эмоциональный субъект, сидящий напротив. И то, что он по такой погоде, при своей благообразной внешности, средь бела дня, пил водку, и то, что величал  Захара на старинный манер голубчиком.
    Захара, за всю его теперь уже не короткую жизнь, никто и никогда не величал прежде голубчиком. Такое старомодное обращение не раз встречалось ему в исторических романах и там оно казалось вполне уместным. Но что б вот так, вдруг, в современном мире, под негромкий джаз подсвеченного мягкими огнями уютного кафе кому-то пришло в голову назвать тебя голубчиком, это, по мнению Захара, выглядело нелепо и даже слегка сюрреалистично. Но, как бы то ни было, те самые правила хорошего тона, о которых только что упомянул его визави, обязывали Захара поддержать предложенный разговор.
- Вы меня, во-первых, смутили совершенно незаслуженными комплиментами, - Сказал он, улыбнувшись теперь по-настоящему,
- И, во-вторых, кажется, я ни полслова ещё не вымолвил, пока сижу тут рядом с вами за одним столом. Тем более, о судьбах нашего Отечества.
- Да дорогой вы мой! – Оживился старик, и озорной блеск в его глазах приятно удивил Захара,
-  У вас же на лице всё написано. Красноречивей не напишешь! И взгляд выдаёт. С головой. Кхе-кхе. И потом, имейте в виду, что порой непроизнесённое вслух совсем не обязательно остаётся тайной за семью печатями для человека, не понаслышке знакомого с такими подзабытыми теперь чувствами, как обыкновенное людское соучастие.
- Вы настолько способны к сопереживанию? – Тактично поощрил собеседника Захар, попутно удивляясь витиеватости и складности его речи,
- Согласитесь, это небезопасное качество. Для сопереживающего в первую очередь.
- Браво! – Старик, с теми же бесенятами во взгляде забарабанил по столу всеми десятью пальцами,
- Я аплодирую самому себе! Значит, я не ошибся! Вы – именно тот собеседник, которого я уже очень давно и до сей поры безуспешно высматривал в людской толпе. Не буду награждать эту самую толпу всяческими колоритными эпитетами, вы, я знаю, и без того чувствуете подтекст.
- Помилуйте! – Откинулся на спинку стула всё более недоумевающий происходящим разговором Захар,
- Никакого подтекста я совершенно не чувствую и мне всё больше кажется, что вы меня принимаете за кого-то другого.
- Ваниш окси экшн! – Воскликнул старик, хитро подмигнул Захару и забавно склонил голову набок. Захар невольно огляделся вокруг и начал уже подумывать, что, кажется, пришло время, пока не поздно,  по-тихому ретироваться.
- Да нет же! – Всплеснул руками странный персонаж,
- Я не полоумный, пожалуйста, не торопитесь с выводами. Кхе-кхе… Смотрите: во мне нет никакой агрессии, и если вы решили, что я шизофреник, то это только потому, что не желаете меня выслушать.
- Вы предвосхищаете мою реакцию и не даёте мне времени подумать.
- Это потому, что я читаю по вашему лицу. – Он говорил быстро и с жаром,
- Это потому, что ваше лицо мне нравится. Между прочим, один, прежде живший и очень, надо сказать, неглупый человек, по фамилии Фейербах, говорил, что чтобы понять человека, надо его полюбить. Понимаете? Полюбить! Позволю себе смелость несколько подправить почтенного немецкого классика и добавлю, кхе-кхе… что достаточно его, то есть человека, просто уважать и заставить себя услышать, понимаете ли, услышать, что именно он вам говорит.
- Тут я с вами согласен, - Улыбнулся Захар,
- Порой достучаться до сознания тех, к кому обращаешься, очень проблематично.
- Вот именно! – Всплеснул руками старик,
- А знаете, почему? Или не так. Отчего? Отчего это происходит? Или, отчего это зависит? Я вам скажу. Это напрямую зависит от уровня нашей, не только нашей с вами, а от общей, всенародной культуры! От её уровня! От степени и накала духовных запросов общества! Вот от чего! Но! – Он предостерегающе поднял кверху указательный палец,
- И степень, и накал духовных запросов общества являются всего лишь следствием его образованности. Согласны? Кхе-кхе… А общество, как вы понимаете, состоит из людей. Из отдельно взятых личностей. Которые, как выясняется,  должны быть образованны! Для которых в обществе должны быть созданы условия, позволяющие им иметь свободный, (я подчёркиваю: свободный!) доступ к получению образования! Понимаете? А оно, в свою очередь, подвигнет их к осознанию обязательности самообразования. Что, как говаривал другой, уже наш, отечественный классик, зачастую бывает даже поважнее просто образования, как такового.
- Вы Ленина имеете в виду?
Старик на мгновение застыл, глаза его округлились, а рот приоткрылся от удивления.
- Очаровательно! Прелестно! Невероятно! Нет, вы видали? – Старик впечатал обе пятерни в поверхность стола,
- Да вы, голубчик, просто покоряете меня своей эрудицией!
- Тут всё просто. Я жил и получал образование в Советском Союзе.
- Вот-вот! Вот то-то и оно! Говоря о свободном доступе к получению образования я, само собой, подразумевал, в том числе и то, что оно непременно должно быть бесплатным! Понимаете? Бес-плат-ным! Вижу, что вас этим пламенным лозунгом не удивишь. Потому, что вы – оттуда. Из того мира, где всё это уже было. И о чём современная молодёжь знает лишь понаслышке. Если вообще знает! Мимоходом замечу, что в том мире, между прочим, были также бесплатные стадионы, бесплатные спортивные секции, в том мире различные спортивные тренеры то и дело наведывались в школы, чтобы увлечь ребятишек занятием спортом. Одно только условие было непременным: в дневниках у желающих записаться в ту, или иную спортивную секцию должны были быть хорошие отметки. Вы помните? Ни о какой оплате никто даже и не помышлял! Даже само такое допущение в те времена считалось преступным! А кружки ДОСААФ? А? Где сейчас это всё? Кто сейчас из нашей молодёжи, скажите на милость, хоть что-то об этом знает? И меня просто выводит из себя, когда я вижу, как наши лоснящиеся и сытые чиновники притворно разводят руками, или как некоторые корреспонденты сокрушаются в своих изданиях, что, мол, не та пошла молодёжь, прозябает по подворотням и заплёванным ими же подъездам, гробит себя и наше будущее никотиновым и алкогольным угаром, а то и ещё, чем похуже и т.д. и т.п.  Да вы, господа хорошие, сами же планомерно молодёжь и травите! Прикрываясь умной трескотнёй. И потом, да распахните же, наконец, стадионы! Хотя бы! Для начала! Вот о чём надо говорить, писать, кричать! Но нет, дудки! Не для того они у нас всё это оттяпали, чтобы сейчас безрассудно возвращать. Теперь надобно платить. За всё. И за образование, в том числе. – Старик постучал ладонью по столу,
- Но на фоне современных реалий вышеозначенное звучит кощунственно, не так ли? М-да… А ведь с тех пор прошло не так уж много времени. Но это по нашим с вами меркам. А между тем за этот крохотный исторический промежуток успело подрасти  уже целое поколение! – Он расстроено опустил голову, сцепил пальцы рук и протяжно вздохнул, вернее, хотел вздохнуть, но тут же поперхнулся тяжёлым кашлем. Захар отвёл глаза. У него стало появляться чувство простой человеческой симпатии к неожиданному