Лёня серьезно, - Этот танец я танцевал на выпускном в хореографическом. Давно было, но постараюсь вспомнить…
Он задумался, сделал несколько телодвижений и попросил:
-Вил, как встану в позицию, сними с паузы.
Дима сел в кресло, Виктор на стул возле магнитофона, а Лёня встал посреди комнаты. Вот он собрался и замер. Виктор нажал на кнопку. Полилась тихая музыка, и тело Лёни стало растворяться в ней. Это совсем не напоминало то, что он танцевал для Виктора. Тут не было ни капли эротики. Возникало совсем другое чувство, зовущее за собой в неизведанное, где все было чисто, светло и радостно. Музыка незаметно ушла, а тело Лени застыло, выражая собой это стремление. Виктор остановил пленку, и в комнате возникла мертвая тишина.
-Ну, как? – спросил Лёня.
-Лёня, ты… Это ваще..., - ошеломленно выговорил Дима.
Виктор с Лёней рассмеялись.
-А это что? Балет? – допытывался Дима, - Я не знал… Я думал - фигня, на носках бегают, мотней трясут...
-Больше открывай для себя нового, интересней жить будет, - сказал ему Лёня, уходя принимать душ.
Они еще долго сидели на кухне, пока не было все съедено и выпито.
-Блин, я схожу еще, - предложил Дима.
-Гаврош, хочешь, скажу, что тебя губит? – спросил Виктор.
-Почему – губит? Сегодня такой день…
-И надо его испортить? Ты не знаешь меры в своем стремлении поймать кайф. Ты его уже поймал, и вместо того, чтобы наслаждаться, хочешь нахапать его побольше впрок, а в результате забываешь получить от кайфа кайф.
Дима согласился:
-Мне и правда всегда хочется, чтобы было больше, чтоб захлебнуться нах... Чтоб… бля, по самые помидоры!
Они рассмеялись.
-Наш Гаврош неподражаем, - заключил Лёня, - За ним записывать надо.
-Сейчас идем на прогулку, а возвращаемся – едим горячее и спать, - сказал Виктор,- На обратном пути покупаем то, без чего не может обойтись наш виновник торжества – по две бутылки пива.
Улица встретила их ночной прохладой. Дима опять начал беситься, увлекая их, и дело закончилось кучей-малой на куче опавших листьев.
-Ночь-то какая, - проговорил он, лежа на спине и глядя в темное небо, - И спать не хочется.
-Запомни эту ночь, - сказал Виктор, - И вспоминай, когда будет трудно. Это придаст тебе силы.
-Я запомню, - серьезно ответил Дима.
Но вот прошла и ночь, которую почти не спали. Еще не успел забрезжить рассвет, как они втроем вышли из дома. Путь был не близок - на какую-то никому не известную Угрешскую улицу. Вот и призывной пункт. Повсюду стояли вокруг новобранцев провожающие. Их было много – родители, родственники, некоторых провожали целой оравой друзья. Кому было весело, кто утирал слезы.
Они встали в стороне ото всех. Дима без конца курил и смотрел в глаза Виктору и Лене с молчаливым вниманием, моментально став выглядеть лет на пять старше.
-Пиши, звони при любой возможности, - в десятый раз повторял Виктор, - Телефон городской, мобильный, адрес, e-mail знаешь…
Настал последний момент. Дима обнял Леню, и они трижды расцеловались. Потом шагнул к Виктору:
-Прощай, батя, - серьезно сказал он, глядя ему в глаза, и крепко обняв, тоже трижды поцеловал его.
Из Диминого левого глаза опять упала слеза. Почему-то они никогда не растекались у него по щекам, а только падали…
Призывники потянулись к дверям и стали исчезать за ними. Смешался с толпой и Дима, помахав им на прощанье. Виктор поднял руку и перекрестил воздух. Краем глаза он заметил, что это же сделал Лёня. Они еще долго стояли и смотрели на дверь, поглощавшую одного за другим парней, за которой уже исчезла стриженая макушка их Гавроша.
15.
Незаметно пришла зима. Лишь в конце ноября пошел снег, который тут же таял и падал опять, а морозов не было. Под самый новый год ударила оттепель, и все вокруг покрылось лужами, как весной.
В доме опять стояла елка и пять воспоминания уносили Виктора в далекую пору детства. В их отношениях с Лёней ничего не изменилось. Все трудности, связанные с появлением Димы, исчезли. Однако то, что он вошел в их жизнь, стало очевидным. Сразу после того, как они расстались у дверей призывного пункта, он несколько раз звонил с дороги. Говорил, что их повезли куда-то за Новосибирск. Ехали больше двух суток в сопровождении майора и капитана, которые всю дорогу "бухали", хотя новобранцам прямо на перроне, на глазах толпы любопытствующих, устроили "шмон", роясь в вещах, и если у кого находили вино или водку, тут же разбивали о рельсы.
Потом он позвонил через неделю, причем только "сбросил" незнакомый номер, а когда Виктор перезвонил, то говорил мало. Сказал, что Интернета здесь нет, он будет писать письма, просил прислать конвертов с марками и побольше бумаги. В конце разговора попросил еще обязательно положить на этот телефон пятьдесят рублей. Зачем это было нужно, они узнали из долгожданного письма, где Дима сообщал, что с телефоном "полная жопа". Хотя официально его можно иметь, но у него отобрали, потому что он "дух", и ему "не положено". Звонить он может только с телефона сержанта, как в прошлый раз, но надо сразу положить на него деньги, а иначе он получит "люлей". И вообще, сержанты вроде "неплохие пацаны", но все равно "козлы", постоянно орут и все время кого-нибудь "пи..дят". Но это еще фигня, и говорят, что после присяги будет "еще круче".
Получив письмо, Виктор целый день ходил сам не свой, что же касается Лёни, то охваченный возмущением, он кричал, что такого нет ни в одной армии мира. Выражение его лица при этом напоминало то, что было когда-то после просмотра новостей о терактах.
-Малыш, успокойся, - сказал Виктор, - Вот ты кричишь, а где ты видишь, чтобы он возмущался? Он просто констатирует факты. И он переживет это все, я уверен. Единственно, мне не хотелось бы, чтобы он сам потом "пи..л духов". Я ему напишу. Постараюсь поддержать и заронить в сознание возможность существования других понятий. Не получились бы только сопли на сахарине, сам-то я там не был. Сейчас впервые в жизни об этом пожалел...
И в самом деле, следующее письмо расстроило их меньше. Дима писал, что после учебки будет сдавать экзамены, а потом, если сдаст, сможет либо остаться тут сержантом, либо пойдет дослуживать в войска. При этом писал, что, скорее всего, выберет второе, потому что ему "не по кайфу кого-то чморить".
-Твое воспитание, - усмехнулся Лёня, прочитав эти строки, - И все-таки, Вил, это ужасно.
-А ты вспомни, что он ответил, когда ты рассказал про school traffic, про штрафы и про то, что на улице курить нельзя? Так невозможно жить. Я уверен, что, вернувшись оттуда, он скажет, что и без всего этого армия не сможет существовать. И самое ужасное, что он будет прав.
Перед новым годом они отослали Диме большую посылку с продуктами и теплыми вещами. Виктор сам купил все необходимое, упросив Лёню не класть фирменных вещей.
-Там не любят, когда кто-то выделяется, как, впрочем, и везде. Армия - это часть общества, там просто все выражено сильнее. Образно говоря, где здесь ставится точка, там - восклицательный знак. А он и без того москвич...
-А что это меняет? Я из Лос-Анджелеса, кто-то из Нью-Йорка... - начал было Лёня, но заметив вздрогнувшие в сдерживаемой улыбке губы Виктора, смешался, - Я не знаю, Вил, делай как считаешь нужным, я действительно могу только все испортить. Есть вещи, которые я, очевидно, никогда не пойму.
-Не горячись, - улыбнулся Виктор, - Я, слушая тебя, уже многое понял.
-Что ты понял?
-Ну, что у вас, может быть, по камешкам Белый дом бы разнесли за то, что здесь принимают. Но я отдаю себе отчет, что не считаться с этим нельзя. Под каждой крышей свои мыши.
Накануне нового года Виктор навестил мать. Та каждый раз задавала ему вопрос насчет личной жизни. Он, не краснея, уверял, что все в порядке, и тут же переводил разговор на другое. Мать прятала глаза, и он понимал, что она ждет не такого ответа. Как всякая нормальная женщина, она мечтала о том, чтобы у сына была семья, дети, но рассказать правду он о себе он не мог, и каждый раз уезжал с ощущением вины.
Вместе с Лёней они посетили Татьяну Викентьевну, и Виктор открыл для себя, что в этом доме он чувствует себя гораздо лучше, чем у матери, хотя бы потому, что здесь не было недосказанности.
Тридцать первого днем позвонил Дима. Зная, в каких условиях тот разговаривает, Виктор ограничился поздравлением, в которое постарался вложить весь оптимизм, на который был способен, чтобы поддержать его, а тому, судя по всему, было важно только одно - услышать его голос. Дима попросил прислать ему их с Лёней фото. Виктор пообещал, и с сожалением вспомнил, что у них нет ни одного Диминого. Ему вдруг до того захотелось увидеть своего шалопая, что он не выдержал и спросил, нельзя ли к нему приехать?
-Пока я в учебке, меня отсюда к вам не выпустят, - ответил Дима, - а потом я напишу. Будет можно. А приедете?
Кажется, за тысячи километров Виктор увидел, как у того загорелись надеждой глаза.
-Сейчас Лёня придет, обсудим, - ответил он, - Не сомневайся.
Опять была просьба перевести деньги на телефон, причем сумма значительно возросла.
"Новогодний тариф, - горько усмехнулся Виктор, - Наша достойная смена не теряется..."
-Лёне привет. Поздравь его от меня, - завершил разговор Дима.
И вот, как и год назад, они сидят за праздничным столом. Виктор предложил сесть пораньше, когда еще не было восьми часов.
-Знаешь, Малыш, - объяснил он, - Мне хочется проводить старый год. Мне жаль, что он уходит. У меня такое впечатление, что это был первый год моей другой жизни.
-У меня уже второй, - улыбнулся Лёня.
-Ты имеешь в виду еще и позапрошлый?
-Ну да. Мы же тогда с тобой познакомились. В Испанию ездили...
-А ты что больше любишь, весну или осень? - поинтересовался Виктор.
-Лето, - уверенно ответил Лёня.
-Я тоже. А из предложенного?
-Весну.
-А я, представь себе, осень.
-Почему? Весна веселей.
-Вот именно,- согласился Виктор, - Веселая и бестолковая. Налетит, взбудоражит, а потом - раз, и лето. И уже забыл ее. А осень мудрее. Она дарит красоту и теплые деньки, которые ценишь потому, что их мало. Зато вспоминаешь потом всю холодную зиму.
-Ты лирик, Вил, - улыбнулся Лёня, - Стихи писать не пробовал?
-Нет, но я подумаю, - улыбнулся он в ответ, - Вот и в наших с тобой отношениях, тот год был весной. Все вновь, как заново родился. А этот - уже совсем другое. Тут всего хватало - и испытание было, и разлука, поэтому и радостные моменты запомнились больше. Наверное, это сама жизнь. Ведь совсем без трудностей тоже было бы плохо.
