Атас! Училка идёт!

  Ку-ку, ку-ку, сквозь сон услышала Дарья Петровна. Обычно старушка «кукушку» выключала, повесив цепочку с гирькой на гвоздик. Но сегодня надо было не прозевать теплоход. Почтальон Нинка сегодня должна привезти ей пенсию. Судно идёт из города полчаса. Топать до пристани Дарье Петровне с её больными ногами надо, как минимум, минут двадцать. Пока оденешься, пока дойдёшь, можно и опоздать. Поэтому Дарья Петровна, с вечера, включив «кукушку», ещё и перевела часы на полчаса вперёд.

С трудом встав и, охнув от боли в пояснице, Дарья Петровна затопила плиту, поставила чайник и пошла кормить остатками пшена курочек. Голова от бессонной ночи была чугунная. Кукушка так и не дала по-настоящему заснуть. Но отдыхать было некогда. Возвратилась в дом и поставила правильное время на часах. Накинула коромысло с двумя вёдрами на плечи и поковыляла по разбитой каменистой тропинке к озеру за водой. Набрала по пол ведёрка. Больше не осилить. Всмотрелась в сторону города. Далеко видно точку теплохода. Донесла вёдра до калитки и, поставив их с внутренней стороны забора, поковыляла за пенсией  к пирсу.

Почтальон Нина должна была по своим обязанностям разносить почту и пенсию по домам. Но почты никакой не было. Местные жители, пяток стариков и старух, газет не выписывали. Писем им никто не писал. Многочисленным дачникам, которых немало развелось в обеих деревнях на противоположном от города берегу, писем не приходило тем более. Пенсию, пока теплоход стоит двадцать минут у пирса, Нина выдает прямо на нём, пристраиваясь на скамейке. Если идет дождь, то выдаёт в магазине, который расположен  на берегу в двадцати метрах от пристани. Там для неё специально поставили столик. Пытались заставить её ходить по домам, но она наотрез отказалась терять полдня. Хотели уволить, но найти за мизерную зарплату нового почтальона не удалось. Узнав, что между утренним и полуденным теплоходами надо пройти четыре с гаком километра по бездорожью вдоль озера от «Зимника» до «Бараньего берега», при этом, разнося пенсию, которую могли запросто отобрать или местные, или отдыхающие городские хулиганы, работать за те гроши, которые предлагали в качестве зарплаты, никто не соглашался. Безработицы в начале шестидесятых годов не было.

На пристани уже стоял Иван Безрукий, который принимал швартов. Одна рука у него была, но кличка Безрукий к нему прилипла.

– Привет, Петровна, встречаешь кого? Или Нинка сегодня пенсию привозит? У меня все дни одинаковые. Даже какое число толком не помню.

– Какая там пенсия? Сам же знаешь, не дали мне её. Только социалку. Даже курам на пшено не хватает. Вот червей в навозе для них развела. Этим и спасаюсь. На пять рублей больше ничего не купишь. Всю жизнь учителем проработала, и вот такая от государства благодарность.

– Слышал я про это. Не государство виновато. Самой к документам надо было бережно относиться. Была бы цела трудовая книжка, жила бы как человек. Теперь нищенствуешь.

– Не обижай меня, Ваня! Никогда я не нищенствовала. Ни у кого куска хлеба не просила. Своим трудом живу. Сам же об этом знаешь.

– Знаю, Даша. Все мы такие. Я вот тоже в войну руку потерял, а работаю. Сено сам своей корове кошу, и дрова сам себе заготавливаю.

Подошел теплоход. Включил на полные обороты реверс, чтобы не воткнуться в берег. Матрос кинул швартов, который, ловко поймав, Иван накинул на тумбу, которая на причале заменяла кнехт. Побежал к корме и так же накинул второй. Швартовы натянулись, прижав судно к борту. Первыми вышли два милиционера. Один из них высокий и совсем молодой сержант, второй старшина и по виду немного старше. Затем дачники. Вышла и почтальон Нина. Села на скамейку и достала папку на молнии. Открыла ведомость.

– Дядя Ваня, распишитесь, обратилась она к Ивану.
Достала деньги, отсчитала сумму.

– Пересчитайте.

– Чего считать. Смотрел, как ты считала. Да и не ошибалась ни разу.

Нина повернулась к Дарье Петровне.

– Присаживайтесь, Дарья Петровна. Распишитесь вот здесь, и ткнула пальцем.

– Гражданка, Вы чем здесь занимаетесь? – раздался окрик милиционера.

– Пенсию выдаю. Не мешайте. Мне до отхода теплохода надо успеть выдать.

– Разговорчики! Здесь я спрашиваю! Не успеешь, поедешь на дневном. Почему при выдаче денег документы у граждан не проверяешь?

– Я за эти деньги отвечаю, а не Вы. Не мешайте. Я их всех знаю.

– Порядок есть порядок. Сейчас составлю протокол, выгонят с работы.

– Составляй! Сам потом будешь пенсию разносить. Хрен кто на такую зарплату будет сюда мотаться. А меня давно на другое место зовут – соврала Нина.

Сунула в руки Дарье Петровне деньги и забежала по трапу на теплоход.

– Стоять! Я тебя не отпускал.

– Меня на Бараньем пенсионеры на пристани ждут. Если остановишь, завтра сам начальству будешь докладывать, за что людей без пенсии оставил,

– крикнула Нинка с теплохода.

– Кончай базарить, – одёрнул товарища милиционер постарше. Что ты к ней прицепился. Мы сюда по другому делу приехали.

– Борзая она слишком. Таких надо учить власть уважать.

– А ты уверен, что начальство тебя одобрит? Смотри, за самодурство могут выговор объявить. Дождёшься, что очередное звание задержат.

Пока шло препирательство, Иван скинул с тумбы причала швартовы и теплоход, включив задний ход, начал отходить от берега.

– Эй, ты! Кто разрешил отпускать теплоход? Я тебе ещё разрешения не давал, – закричал на Ивана высокий милиционер.

– А ты не шуми. Я у тебя разрешения не спрашивал. Смотри, откажусь теплоходы принимать, тебя с работы выпрут, и сам тут будешь чалки накидывать. Я инвалид войны. Завтра к секретарю партии пойду на приём и расскажу, как ты на пенсионеров и инвалидов войны гавкаешь. Мигом с работы слетишь. А народ подтвердит. Смотри, сколько дачников на нас смотрит.
Действительно. Некоторые дачники остановились и с интересом наблюдали эту неприглядную картину.

– Ладно, остынь! – обратился к Ивану старшина. – Просто у товарища сегодня неприятности. С утра с женой поцапался. Вот на других злость и срывает. Объясни лучше, как нам найти Дарью Петровну.

– Она только что ушла. Это ей вы хотели сорвать выдачу пенсии. Когда подошли, она как раз её получала. Документов для её получения никто у нас с собой не таскает. Мы все друг друга знаем. Нина здесь выросла, потом в город переехала.

– А где Петровна сейчас?

– Где же ей быть? Домой, наверное, пошла. У неё хозяйство. Коза, куры, станок ткацкий, на котором она коврики из лоскутков делает. Животину надолго не оставишь. Да и замка у неё нету, дом без присмотра.

– А как дом найти?

– Очень просто. Вот за тем мысом идёте по берегу до недоделанной лодки. Её Колганов шьёт. Дальше тропинка раздваивается. Одна идёт по берегу, вторая под углом в лес. Идёте по ней. Переходите по  мостику ручей, за ним поляна и на ней метров через тридцать будет дом. Вот там она и живёт. А зачем она вам?

– Поступил сигнал. Надо проверить и разобраться. Спасибо за информацию.
Козырнув, старший милиционер повернулся и пошёл по пирсу к берегу. Младший последовал за ним.
Дом нашли легко. Постучали в дверь. Никакого ответа. Толкнули, и она открылась. Но на кухне никого не было. Безуспешно покричали.

– Наверное, зашла в магазин. Как же мы сразу не догадались туда заглянуть, – сказал старшина, – придётся подождать.
Через несколько минут открылась дверь, и в дом вошла хозяйка. Увидела милиционеров.

– Здравствуйте! Вы ко мне?

– Совершенно верно, Дарья Петровна. Мы к Вам.

– Хорошо. Чайник на плите горячий. Сейчас налью. Немножко сахару с пенсии купила. Но к чаю есть только лепёшки. В доме хоть шаром покати. Если обедать будете, то сейчас немного картошки выкопаю. Поджарю на сале. Колгановы недавно свинью закололи, сало на коврик обменяли.

– Нет, спасибо – сказал старшина. Мы по делу. Поступил сигнал о нетрудовых доходах. Мы должны проверить. Покажете ваше хозяйство. Составим протокол и уедем. Надо успеть до двухчасового теплохода. До вечера рассиживаться нет времени.

– Какие нетрудовые доходы? Живу только своим трудом. Пенсии государство не дало. Работала учительницей в Ялгубе. Потом открыли школу здесь, потому что из Зимника детям добираться до Ялгубы, слишком далеко. Колхоз здесь переделал дом в школу. Я перешла сюда работать. При школе и жила. И сейчас в ней живу, хотя учеников давно нет.

– Что-то ты завираешься, гражданка, – подал голос сержант. То сахару на пенсию купила, то, говоришь, государство пенсии не дало. Нам врать нельзя. Ну-ка, колись. На какую пенсию сахар купила, если её не дают? Чего молчишь? Не знаешь, как выкрутиться? С нами туфта не пройдёт. Каждое слово проверим. Я всё записываю, что ты тут плетёшь. Потом за каждое враньё ответишь по советским законам. У нас к спекулянтам нет никакой пощады.

Охнув, Дарья Петровна опустилась на топчан у порога.

– Как Вы с пожилым человеком, учительницей, разговариваете. Я Вам в бабушки гожусь. Кто Вас учил добру и знаниям?

– А ты на жалость не дави. Отвечай по существу.

– А по существу я Вам и пытаюсь рассказать, а Вы только покрикиваете. Пенсию мне должно было дать государство. Но во время войны в школу в Ялгубе попала бомба. Все документы сгорели. Там хранилась и моя трудовая книжка. Школа в Зимнике ведь тоже была Ялгубская, хоть и находилась здесь. И администрация тоже в Ялгубе. Я вам уже объясняла. Туда школьникам далеко ходить. Напрямик по лесу километров семь, и там ещё по льду залива перебираться. Вот здесь и выделили дом. А бывшие жильцы этого дома в Ялгубу переехали. Жить мне не на что. Обратилась к Ялгубской власти. Там объяснили, что всё понимают, но по закону без подтверждающих документов пенсию оформить не могут. Если бы не война, я бы нормальную пенсию получала. Мне в порядке исключения решили выдать пенсию колхозную. Она примерно восемь рублей. Но, так как у меня нет колхозного стажа, то назначить смогли только минимальную – пять рублей. В городе в столовой обед стоит больше рубля. Значит мне, если бы я только обедала, без завтраков и ужина, этой пенсии хватило бы на пять дней. А на остальные двадцать пять, пришлось бы объявлять вынужденную голодовку.

– А на что же Вы живёте? – спросил старшина.

– Живу, как могу. Свой огородик у дома, свои овощи. Куры, коза. Ковры из тряпочных лоскутков изготавливаю. Дачники иногда покупают. В прошлом году на сеновале жила, а дом молодой семье с дочкой на лето для отдыха сдала. Сейчас курам  пшена купила. В навозе им червячков нахожу. Коза на поле травкой питается. Иногда хлебушком подкармливаю. Он пятнадцать копеек стоит. Дорого, конечно, но когда у меня коврик покупают, то жить полегче становится. Раньше коврики ручные круглые делала. Лоскутки в верёвку скручиваю и по кругу эти веревки сшиваю. Но руки больные, старые. Делать тяжело. И покупали их плохо. Сейчас станок есть. Коврики получаются прямые, ровные, как на заводе. Выглядят красиво, ведь я лоскутки по цвету подбираю, и платят побольше. Тряпки на лоскутки сами дачники приносят. Вот на полу ковёр. Смотри, какой красивый. Если бы не ковры, я с голоду давно померла бы. От яиц куриных почти никакого дохода. Я сама их не ем. Не хватает их мне. Всё дачникам достаётся. Куры чего-то плохо несутся.

– Ты на жалость не дави. Дерьмо твои коврики. Жалоба от