Карты

рубашка.

…Только что снятая с него рубашка небрежным комком валялась на полу. Поцелуи на его обнаженном плече и груди ощущались слишком горячо. Шлюха поднимала лицо и подставляла ему свои красивые полные губы, но Росио едва сдерживался, чтобы не оттолкнуть ее, хотя и знал, что не сможет сейчас этого сделать... И не должен. Его руки сжимали ягодицы девушки, немногим старше него, но гораздо опытнее, учитывая то, что сейчас и вовсе был его первый в жизни опыт такого рода. Он еще не целовал ее тело, лишь она впивалась своими губами в его кожу, не знавшую раньше подобных поцелуев и ласк. Ее грудь, бедра, ноги – все было красивым, точеным, возбуждающим, но одновременно со страстью юношу охватывало и отвращение. За нее ведь заплачено… И заплачено не им. Просто он должен стать мужчиной, ему уже скоро четырнадцать. А отцу все равно, сколько рук до него сжимало эту… девку. И ему самому должно быть это все равно. Тоже...
- Ты такой красивый мальчик, - проговорила шлюха фальшивым низковато-томным голосом, скользя руками по его торсу, - Не бойся… мальчикам не бывает больно, даже в первый раз. Ты… такой хороший, сладенький.
Она изогнулась, прижимаясь губами и языком к его шее. От этого поцелуя Росио задрожал, понимая, что совсем теряет контроль. В висках гулко стучало, обнимающие обольстительное тело руки подрагивали. Сладость порока словно влилась в вены, мешаясь с брезгливостью, а еще, смутным желанием противостоять воле отца и нежеланием одновременно. Это и было Прелюбодеянием,  в первую очередь моральным, чем физическим. Предательством самого себя. «Хороший, сладенький…» Росио совсем немного помедлил и толкнул извивающуюся на его груди дрянь на разобранную постель. Она рассмеялась, укладываясь там на спину и протягивая к нему руки. Юноша рассмеялся в ответ, как ему самому казалось – злобно и невозмутимо, но… Шлюха лишь снова вторила ему, а более проницательный человек мог бы услышать в его смехе отчаяние, почти напоминающее плач…

…Рокэ, сидящий теперь в кресле лишь в штанах, проговорил про себя что-то по-кэналлийски. Катарина, наконец, подняла взгляд от карточного стола и, будто не в силах удержаться, смотрела на него во все глаза. Дикон же лишь сильнее зажмурился, вжимаясь затылком в стену так, словно надеясь слиться с ней, либо провалиться сквозь.
- Нежные моменты расставания с детством, - прокомментировал Леворукий, слегка шлепнув ладонью мяукнувшую кошку, которая вздумала поточить когти о его штаны, - Развязка скоро – играйте дальше.
- Нет, хватит! – воскликнула Катарина, вновь обагряя кровью свои губы, - Так ведь нельзя… Довольно! Довольно издеваться…
- Что такое? – проговорил Чужой, весело блеснувшими глазами посмотрев на женщину, -  Не по вкусу стало развлечение? А мне по вкусу. Приступы Жалости к бывшим любовникам или кому бы то ни было следует оставлять на входе в Закат вместе с плащом от дождя и перчатками, а иначе - это уже дурной тон.
- Вы, - начала Катарина, но Алва остановил ее.
- Не нужно, Ваше Величество, - сказал он, - Просто станем играть дальше.  
- Молодец, Рокэ, - улыбнулся Леворкуий, щелкая пальцами для новой раздачи карт.

Ворон проиграл вновь, и на нем загорелись штаны.
         
…Рокэ потрепал шею Моро мокрой рукой и улыбнулся, когда расшалившийся жеребец заржал и ударил по теплой речной воде задними ногами, вздымая волну и брызги, заискрившиеся на солнце. Одежду Алва скинул с себя на берегу всю, кроме подштанников, намереваясь не только искупать Моро, но и немного поплавать. Он пошел вперед по мягкому речному песку, ведя за собой коня, и остановился, когда воды оказалось уже по пояс. Моро опустил в прозрачную легкую волну морду и фыркнул. Ворон рассмеялся, поливая шею коня водой из пригоршни, гладя ладонью кажущуюся маслянистой черную лоснящуюся шкуру и намокшую гриву.

- Господин Первый маршал Талига!
Рокэ, вынырнувший из воды, куда только что окунулся с головой, отфыркивался не хуже Моро.
- В чем дело?
Молодой теньент, прибежавший на берег докладывать, смотрел на купающегося с конем маршала широко распахнутыми наивными голубыми глазами.
- Дезертир по вашему приказу пойман!
Рокэ откинул с лица мокрые черные волосы и подставил лицо ласковому солнцу.
- Расстрелять.
Теньент захлопал белобрысыми ресницами.
- Но… господин маршал, - растерянно проговорил он, - это ведь не совсем дезертирство. Там обстоятельства… К девушке он ходил, пусть и на вражескую сторону, но… Любовь у них сильная, - добавил он и замолчал.
- Расстрелять, - повторил Рокэ, продолжая наслаждаться теплыми солнечными лучами. Рядом фыркнул Моро, гоняя копытом воду.
- Но господин маршал.., - снова начал теньент.
Алва, наконец, соблаговолил открыть глаза и повернуться к докладчику.
- Идите в лагерь, пусть выполняют приказ. Немедленно, - сказал он.
- Так точно, господин маршал, - совсем не по уставу тихо ответил теньент прежде, чем побрести от места купания начальства по низкому деревянному мостику обратно.

Когда на противоположном берегу грохнули ружья, Рокэ даже не обернулся в ту сторону, продолжая улыбаться выходкам Моро в воде и теплому солнечному дню. О Жестокости в этот момент он не думал вовсе, не примеряя ее ни к себе, ни к обстоятельствам...

…Невозмутимость Рокэ, оставшегося теперь за столом в одних подштанниках, граничила с фарсом.
- Ну вот, финал близок, - промурлыкал Леворукий. – Самое интересное – всегда напоследок…

Проигравшая Катарина дрожащими руками держалась за подлокотники, пока на ней горело нижнее платье.
…Подол ее нижнего платья был лишь задран, хотя смазливый мальчишка, неловко возящийся у нее между ног и при этом воображающий себя страстным и нежным любовником, пытался снять его с Катарины несколько раз. Она не помогала ему, издеваясь хотя бы так, нарочно не поднимая руки, но сейчас в этом жалком нижнем платье королеве и самой стало неудобно. Она изогнула спину, выскальзывая из легкой ткани. Щенок замер, жадно рассматривая ее грудь. Катарина вновь опустилась на покрывало, позволяя юноше целовать себя. Ничего… сегодня ведь в последний раз. Самый последний, и она сдаст его, как пешку, даже не ферзю – коням, ладьям и офицерам. Или даже не сдаст, а переломает пополам, в собственных слабых пальцах. Просто предаст, без сожалений, эти мягкие «телячьи» губы, пушок на подбородке, пахнущий молоком, каштановые волосы, щекочущие сейчас ей шею…  
Аметистовая сережка выпала из мочки уха королевы, когда она повернула голову, позволяя юноше зарыться лицом в ее волосы. Ее не тревожила абсолютно Подлость, которую она собиралась совершить, и детали которой обдумывала прямо сейчас…

…Катарина теперь дрожала вся, обхватив себя руками. Из одежды на ней остались лишь кружевные панталоны.  
- Последний расклад, - лицо произнесшего это Леворукого приобрело хищное выражение, зеленые глаза замерцали предвкушением и азартом.
Карты очередной раз перемешались в воздухе, затем легли на стол. Рокэ легко коснулся своего расклада кончиками пальцев и взял его в руки. Партия длилась недолго и закончилась ничьей.
- Переиграйте, - лениво бросил Чужой.
Алва опять повернул голову к стене, у которой сидел Дик, пока карты тасовали сами себя в воздухе. И снова вышла ничья.
- Карты решили под конец испытать мое терпение, - усмехнулся Леворукий. – Играйте еще.
Колода тщательно перемешивала себя в воздухе под надзором Чужого, но Рокэ и Катарина сыграли в ничью еще три раза подряд.
   

- Рино, ничего не выйдет, - сказал Алва после очередной ничьей, повернувшись к Леворукому, - Эти карты не желают видеть одного из нас победителем.
Чужой посмотрел на Ворона и вдруг рассмеялся, но его смех вышел жестким и безжалостным.
- Рокэ, ты меня все-таки удивил, - сказал он, - Ты делаешь невозможное - умудряешься жульничать даже в Закате под моим присмотром!

От смеха Леворукого Катарина и Дикон вздрогнули почти одновременно, а Алва пожал плечами.
- Вовсе нет, - спокойно ответил он, - Ведь сюда не пронести туза в рукаве, да и они у меня в некотором роде отсутствуют. Надеюсь, Рино, ты не станешь проверять исподнее.
- Ну а что же ты предлагаешь?
Леворукий спросил это с улыбкой, но в его голосе звучали нотки раздражения, оно же поблескивало и в его глазах из-под падающих на лоб светлых волос.
Рокэ немного помолчал, прежде, чем ответить, снова отворачивая голову к стене, под которой сидел Дик, а потом произнес:
- Разыграть партию вдвоем, лишь ты и я. Выиграешь ты, и я сделаю все, чтобы тебя развлечь. Хоть собственноручно скормлю Катарину и Ричарда Зверю Раканов. Но если выиграю я - ты отпускаешь нас всех.
- Не смей мне ставить условия, - прошипел Чужой почти по-кошачьи, откровенно показывая свою злобу, и кошки у его кресла завторили ему. - Ты и так сделаешь все, что я захочу, Рокэ.
- Сделаю, - кивнул Ворон, так и не оборачиваясь, - Но так ли это интересно, как если я сделал бы все то же по своей доброй воле из-за проигрыша, а не потому, что ты меня заставил своей Закатной властью?
- Ну хорошо, - вдруг согласился Леворукий, снова изменив выражение лица на более благостное, - Партия с тобой - это развлечение, которого я не планировал, но тем оно забавнее.
Он протянул руку небрежно-изящным жестом, и колода переливающихся карт легла ему в ладонь, слетев со стола.
- С картами действительно все в порядке, - сказал Чужой, после чего "отправил" их обратно, кивнул Катарине на место у стены рядом с Диконом и переместился к столу вместе со своим креслом и кошками, одна из которых тут же принялась точить когти об его край. - Сыграем.
- Сыграем, - повторил за ним Алва.

Чужой отдал картам приказ о раздаче звонким щелчком пальцев. Партия началась. Дик и Катарина, сжавшись у стены, напряженно следили за тем, как карты друг за другом ложатся на стол, бросаемые туда Вороном и Леворуким попеременно. Когда игра закончилась, последний смотрел на расклад Алвы, лежащий поверх его карт, почти целую минуту, а затем его зеленые глаза полыхнули бешенством, когда он поднял их на своего выигравшего соперника.
- Рокэ, - прошипел, прорычал, проревел он. Зрачки переливающихся языками зеленого пламени глаз стали узкими, звериными, - Рокэ!
Голос Леворукого отразился от стен множественным эхом. Дикон и Катарина зажмурились и неосознанно вцепились друг в друга, всхлипывая от страха, словно перепуганные дети во время грозы. Шерсть на кошках Леворукого, окруживших стол, встала дыбом.
- Ты проиграл, Рино, - спокойно сказал Алва, - Признай это.
Он поднял веки, внезапно взглянув на Леворукого абсолютно ясными и зрячими глазами.
- Нет, - прошипел Чужой в ответ, и его лицо стало меняться, вытягиваясь в кошачью морду, - Ты не можешь здесь выиграть, Рокэ! Это мой Закат! Это мой Закат!
- Я играл честно, - сказал Ворон, - выполняй условие. Отпусти нас.
- Нет, - Леворукий оскалился, - нет!
Алва поднялся из-за стола и подошел ко все еще трясущимся на полу Катарине и Дику.
- Умей проигрывать, Рино, - сказал он.
После этого на стене над ними стал проступать какой-то рисунок. Тонкие линии складывались в мягкие очертания, пока не обратились в фигуру женщины в белом балахоне с капюшоном, из-под которого струились длинные темные волосы, и двух огромных псов, подобострастно замерших на животах у ее босых ног с обеих сторон. Фреска была живой - псы