С приключениями добрался до школы на встречу с одноклассниками.
- Необходимо пройти регистрацию, - с нескрываемым удивлением при виде допотопного экземпляра потребовала от меня чистосердечного признания свежая и еще не траченная неврозами учительница.
- 1976-го года выпуска. 10 Б, - вдруг стесняясь своего возраста промямлил я: -
Может, мне не сюда на встречу надо было приезжать? Может, сразу - на кладбище?
- Не исключаю и такой возможности, - обрадовала меня учительница от лица всего Минобра: - Хотя... Постойте, вот нащупала в списке еще одного... - она мучительно искала возможность сказать так, чтобы не оскорбить; нашла и выдохнула: - ... школьника! Он же - ответственный за сбор и проведение застолья по окончанию Праздничного концерта. Но на концерт вы уже опоздали. Концерт закончится через десять минут.
- Хорошо!
- Почему?
- Покурить успею.
- У нас не курят! - решительно объявила она.
- Плохо!
- Почему?
- Курить придется в одиночестве... И не уговаривайте себя. Я всё равно вашу жертву не приму. Как-нибудь уж покурю сам с собой.
- А я и не курю, - засомневалась в себе учительница.
- Крепко подумайте прежде, чем пускать дым в глаза опытному курильщику со стажем в сорок лет.
- В школе, - поправилась она.
- А сейчас вы очень больно наступили на воспаленный кусок моей фурункулезной души. Представьте, что я ни разу в жизни не курил в своей школе. Все было недосуг. То спортом занимался по-взрослому, то песенки сочинял про то, как Леня Голиков с Павликом Морозовым крали сено у фашистов и кормили им бойцов Первой Конармии, - я закурил, глубоко затянулся и, блаженствуя, выдохнул с паровозным свистом первую струю дыма: - Впрочем, вам фамилии пионеров-героев ни о чём не говорят. Вы уже учились по другим, неправильным учебникам истории.
Я подумал о своем возрасте и ужаснулся тому, что на три года уже старше Ленина, а ведь он всегда был для меня и моего поколения дедушкой. Таким добрым, лысым и плюгавым старичком, разлегшимся в погребе мавзолея. Боже мой! Какой же я древний, если помню даже его портрет на форзаце букваря.
- Я тоже кое-что знаю о вашем Ленине, - тряхнула своими знаниями молоденькая учительница: - Он очень любил детей.
- Да, любил, если правильно их готовили - в сметанном соусе и с пивом. Ленину долго с поварами не везло. Он на этой почве даже слегка умом тронулся, написал брошюру, которую потом так и назвал: "Детская болезнь левизны". Но это уже из недосягаемых для вашего ума наук: Истмат, История партии, Научный коммунизм.
- Боюсь спросить: истмат - это история мата?
Я не успел ответить.
Из актового зала возрастными волнами хлынули выпускники.
Я поднялся со стула и приготовился отсекать из толпы знакомые лица. Занятие, конечно, пустое. Через 22 года уже прочно забываешь своих одноклассников, а тут - 40 лет!
Как с куста! Под которым я прятался в старом рояле со съехавшей набок крышкой и загнутыми педалями.
Поток незнакомцев скоро иссяк, извёлся в тонкие говорливые ручейки, и уже можно было разобрать членораздельную речь, застревавшую в разрушенных кариесом ртах.
Чем отличны земляки моего поколение - это стойким неприятием ко всему искусственному: вставным челюстям, глазным линзам, слуховым аппаратам и парикам...Такое было взято на вооружение самовоспитание - жить в согласии и под гнетом изменчивой, как проститутка, экологии.
Вдыхаем, сосем,грызем и пьем из нее, по прежнему полной грудью, по-детски доверяя ей до поры, пока вдруг не обнаруживаем забавную внешнюю схожесть мужиков и баб - все одинаково слепые, глухие, лысые и беззубые, с одутловатыми лицами и жалобами на
здоровье.
Я крикнул вглубь коридора:
- Выпускники 76-го года разлива, отзовитесь!
В самом закутке, возле кабинета химии, едва заметно дернулась стайка, потом отделилась от нее бабушка в строгом костюме эпохи Ген.сека Брежнева, обняла меня и ласково спросила:
- Где шлялся 40 лет, паразит такой?
- А вы, наверное, раз шесть меня похоронили?
- Ты все такой же - с завышенной самооценкой мечтатель. Нет, только три раза, да и то, с одним опровержением, - следом за бабушкой обнял здоровенный детина, выше меня на пол головы.
Но, помнится, в классе я был самым высоким.
Все-таки Л. Жуховицкий сильно ошибался, когда говорил, что друзей обретают до двадцати лет. После двадцати - только знакомые и приятели.
Всё старое оказалось неведомым. А неведомое - враждебным.Ну, или, хотя бы, пугающим.
- Не помнишь, где мы с тобой сидели на уроках химии? - потухшим голосом безнадежного больного, - будто его уже помыли, одели, причистили и оставили спокойно почить в Бозе ,- седобородый незнакомец спросил меня и, тем самым, вывел на минуту из прострации.
- И по какой статье УК РСФСР нас тогда посадили? - огрызнулся я.
Он бы еще для смеха спросил: как его зовут?
Я совершенно не помнил имен этих чудаковатых дряхлых стариков и веселых беззубых бабушек, внезапно превратившихся в ровесников.
Но, все же, что-то меня принудило встрепенуться в выходной день, отлепить задницу от дивана, погрузить сумку в машину и хлопнуть дверью, оставив в прихожей на память растерянной жене смутное объяснение, наспех составленное из одних глаголов, но в изъявительном наклонении. Вопреки здравому смыслу и презрев инстинкты самосохранения, безотказно срабатывающие при одном только суровом взгляде жены, я примчался без оглядки на встречу с одноклассниками.
Жена восприняла мою поездку, как побег, предательство и два удара в спину вилкой.
Раньше и всегда жена считала - и вполне обоснованно,- что за тридцать лет совместной жизни она однажды,снизойдя до меня и удачно присев, полностью загрузила собой всё мое личное пространство; постепенно, с упрямой методично- стью вытравила всех друзей-неудачников, хронофагов, просто бесполезных знакомых, для того,чтобы предоставить мне возможность самому убедиться, что все мое прозябание на земле было чистым недоразумением, пока не пришла она и не превратила меня из типового посмешища - в достойного одомашненного и дрессированного члена ячеистого общества.
"Грешно не верит во Вселенский Закон баланса, на солярных скрижалях которого тяжелой рукой "высшего" разума начертано, что любая добровольная жертва, любая вынужденная потеря подлежит обязательному возмещению. (И хорошо бы - в крупных купюрах. Постольку поскольку кроме свободы и здоровья ничего более по добровольной глупости потерять невозможно. А возмещение деньгами пусть и дает ложное ощущение свободы, но зато полностью освобождает от суетливой необходимости гоняться за ними, теряя при этом остатки здоровья и мифическую свободу).
Принесенный мною в жертву супружеский долг, ради одноклассников, ни деньгами, ни здоровьем возмещению "высшим" разумом жены, видимо, не подлежал. Расчитывать было не на что, но уповать - имело смысл. Зачем-то же я, изловчившись, выскользнул из-под ее удушающего контроля так неожиданно, что она даже не успела вовремя сориентироваться, притвориться смертельно больной, привычно пожаловаться мне на моё бездушие и эгоцентризм,закатить истерику и от крика свалиться без чувств на ковер?" - думал я, ошалело разглядывая истерзанных возрастом и измученных дряхлостью одноклассников. А они в ответ лукаво подмигивали мне и рисовали в глазах нули - будто мы обитали до этого в разных Галактиках и по принуждению вдруг схлестнулись в одной школе.
Некоторые бросали взгляд точно такой же, какой я иногда ловлю от своего кота ранним утром.
Прежде он долго переминается под дверью, бьет нечаянно хвостом и трется об нее задницей, потом, прочистив кашлем глотку, включает самый противный голос и следом за жалобным, душераздирающим воем протискивается в спальню.
- Иди отсюда! - гневно шипя, предупреждаю я кота о том, что буду душить его медленно, особо извращенным способом, перенятым мною у одного знакомого скорняка.
Он живо сливается с мраком в дверной щели, усаживается с той стороны, подле косяка и начинает ждать, наивно полагая, что я быстро подобрею и забудусь сладкими воспоминаниями о нем.
Через пять минут, повторив подготовительную процедуру, кот нагло переступает демаркационную линию и, точно контуженный неожиданным видением, оглашено орет мне в самое ухо:
- Ёп вашу мать! А чего ты тут делаешь?
Я, конечно, понимаю, что его вопрос звучит риторически, и отвечать на него не обязательно, пока не нащупаешь рукой тапок. Но я всегда попадаюсь на провокации, и у нас завязывается диалог.
Со стороны это выглядит скромно: он пару раз протяжно мяукнет, вспоминая то ли годы, то ли обиды - и тем накручивая себя. Я передразню его, изысканно кривляясь и тыча в него кукишем - и тем подыгрывая ему.
На самом деле, нашим сугубо дипломатическим диалогам при безусловном соблюдении протокола переговоров позавидовал бы сам Сергей Лавров.
- Ты, случайно, не знаешь: какого хера я сюда приперся? - спрашивает, протяжно взывая к беседе, кот: - И почему у меня в грудине печет, словно от тапка; в животе - провалы и тоска кручинная во всем межреберном пространстве?
- Наверное, глубокие размышления о судьбе братского сирийского народа покоя не дают? - включаюсь я в переговорный процесс: - Сейчас ведь от того, как эффективно разбомбят их территорию наши воздушно-космические войска зависит главное: станет с нами Европа считаться или по-прежнему будет презирать.
- Не заваливайся сильно влево, - фыркает кот: - Эка тебя в дебри заносит. Ты же знаешь, что я - интернационалист. Я всех ненавижу: Восток, Запад и Юго-Запад - так учил Великий чувашский вождь. Кстати, а почему Собянин до кучи не снес и его ларек на Красной площади? Он же стену загораживает и вообще, очередей к нему уже нет, экономической выгоды никакой, да и сам вид Вождя уже так не вдохновляет на подвиги, как три десятка лет назад.
- Если исключить политическую составляющую наших переговоров, то значит, ты приперся сюда для того, чтобы потребовать у меня своего кошачьего корма.Как я сразу не догадался? Нет! - наш ответ Чемберлену! - копирую я комбинацию из трех пальцев, увиденную когда-то в журнале Всемирный следопыт за 1938 год и снова сую ее под нос коту: - Терпи до утра и думай о хорошем!
- Только не произноси фамилию Плеханов - никому не выдавай свой возраст, - ворчит кот и снова на пять минут прячется за дверью..."
- Миша, посчитай всё поголовье и отсортируй по классам, пожалуйста! - попросила между тем седобородого группа бабушек, пытавшихся выдать свою возрастную агрессию за юношеский энтузиазм. Ага, так я узнал имя седобородого одноклассника.
- А чего тут считать? Шесть - из класса "Б", плюс еще один, не будем на него указывать пальцем, - и он указал пальцем на меня: - Двое - из "А" и двое - из "В". Еще один, Бабкин, не смог в этом году прийти по уважительной причине - умер.
- Бабкин умер тоже по уважительной причине? - тихо спросил я у Миши.
- Будто ты не знаешь? Если умирает одноклассник по неизвестной причине, то принято считать, что он умер от пьянства, а это у нас считается самой уважительной причиной, - напомнил мне Миша.
Счет покойникам в нашем классе открыл Вовка Чайка. Буквально через два года после окончания школы он возвращался через лес с работы усталым, прилег на полянке отдохнуть и к утру умер от асфиксии - захлебнулся собственной блевотиной. И тут же, следом,
