К истории евреев Караганды. Часть 2

А.Абрамович
Эпизоды еврейской эвакуации 1941-42 гг. в Карагандинскую область
 
В рамках исследовательской темы  «Эвакуация еврейского населения в г.Караганду во время Великой Отечественной войны» были изучены материалы Карагандинского областного отделения эвакопункта,  хранящиеся в фонде Р-41 Государственного архива Карагандинской области. В начале 2008 года в Алматы вышла монография «Эвакуация в Казахстан», куда указанные материалы частично были включены. Данный доклад построен на материалах, не вошедших в монографию.

Описание архива.
Фонд Р-41 согласно инвентарной описи № 1 включает  следующие дела, относящиеся к периоду 1941-1942 годов:
Дело № 1.Списки сотрудников эвакопункта (далее – ЭП).
Дело № 6. Списки эвакуированных медицинских работников при ЭП.
Дела №№ 7-8. Алфавитный перечень эвакуированных.
Дела №№ 9-36. Справки, направления и удостоверения эвакуированных граждан, направленных в Карагандинскую область (побуквенно).
Результат изучения данных документов – поименный список лиц еврейской национальности и членов их семей,  эвакуированных в 1941-1942 гг. в Караганду и  зарегистрированных в Карагандинском областном отделении ЭП, включающий 1100 человек (928 взрослых и 172 детей), приведен в Приложении.
Следует отметить, что ни в одном из изученных документов не содержится упоминаний о национальности эвакуированных, поэтому их идентификация как евреев проводилась исключительно на основании имен, фамилий и отчеств.  В подавляющем большинстве случаев как евреи идентифицированы граждане, имеющие  имена и отчества еврейского происхождения, так что сомнений в их национальной принадлежности практически не возникает.  В иных случаях  эвакуированные граждане не идентифицировались как евреи и в список не включались. Таким образом, вышеприведенные количественные результаты можно интерпретировать как минимальную оценку количества евреев среди  общего числа эвакуированных граждан, зарегистрированных в ЭП.

Основные результаты
В архиве имеется документ под названием «Инструкция по учету эвакуированного населения», который содержит перечень форм, по которым должен был осуществляться учет. Инструкция датирована концом июня 1941 года, и представляет собой весьма развернутый, подробный документ. При ее изучении трудно избавиться от мысли, что эта Инструкция была на самом деле подготовлена заранее и просто выпущена «в свет» в необходимый момент. Однако, как показывает  изучение документов, на практике требования данной инструкции выполнялись не всегда.
Каждое удостоверение (справка) по эвакуации из числа изученных выдавался определенному человеку (условно – главе семьи), при этом остальные члены семьи могли быть указаны только количественно без подразделения на взрослых и детей, либо с подразделением, либо с подробным перечнем членов семьи с указанием имен и возрастов.  
Некоторую трудность для идентификации представляет неясность почерка, которым вписаны в документы имена и фамилии эвакуированных. Например, в деле № 12, содержащем фамилии на букву «Г», обнаружена справка на имя Штуля Иосифа Аврамовича, уроженца Бессарабии, высланного в административном порядке «в глуб страны».
Среди сотрудников самого Эвакопункта евреи не идентифицированы, однако среди граждан, «прикомандированных» к ЭП, они имеются. Так, в документе под названием «Список сотрудников Крымсоюза и их семей, подлежащих эвакуации», среди 26 перечисленных имен 22 имени идентифицировано как еврейские (85%)!  Крымсоюз, безусловно, не был еврейской национальной организацией (в 1941 году в СССР таких не осталось), так что фактически уже один их первых имеющихся документов подтверждает мысль, что процесс эвакуации населения из западных районов СССР в глубь страны, по крайней мере в 1941-1942 гг., затронул преимущественно еврейское население. Полный анализ имеющейся информации также подтверждает эту идею.
Часто эвакуация сопровождалась различными нештатными ситуациями. Так, согласно документу, представленному в архиве, Шехман Б.Е. сопровождал 16 человек, эвакуировавшихся их г.Минска. В Тамбовской области у них по распоряжению местного председателя  рай…кома отобрали двух лошадей с подводами, которые были переданы в колхоз. Шехман вместе с остальными  были направлены в переселенческий пункт для дальнейшей эвакуации.
Документом, отражающим наиболее драматический из изученных случай эвакуации,  следует признать телеграмму председателю Карагандинского исполкома горсовета из Харькова от замнаркомхоза Украины. Там сказано, что 23 сентября из Харькова в Караганду выехал «самовольно начальник финансового отдела Наркомхоза УССР Шпайхер Давид Видиамович, чем сорвал целый ряд финансовых мероприятий… прошу привлечь к ответственности как дезертира». Как известно, в первый раз Харьков был оккупирован немецко-фашистской армией в октябре 1941 года, а в начале 1942 года оставшиеся там евреи были уничтожены. Так что Д.Шпайхер имел не слишком большой выбор…
Неоднократно встречаются документы об эвакуации членов семей евреев –военнослужащих Красной Армии. Иногда обнаруживается  по несколько документов на одну семью. Так, в деле № 12  имеется удостоверение, выданное для эвакуации Домом Красной Армии Одесского Военного округа семье военнослужащего, включая мать Геренрот Феню Исааковну, отца Льва Евелевича, сестру Геренрот Е.Л. Здесь же имеется удостоверение, выданное с той же целью эвакуации Одесским институтом усовершенствования врачей семье сотрудника Геренрот Е.Л. в составе 3-х человек, т.е. тем же людям.  Хотя большая часть документов для эвакуации выдана органами советской власти, встречаются  документы, выданные военными, а также различными предприятиями и  организациями, включая  органы НКВД. Например,  справка гражданину Давнару Иосифу Иосифовичу  на право проезда до станции Караганда выдана тройкой В-Учинского района Удмуртской АССР.
Документ, приведенный на рис.17, свидетельствует, что эвакуация граждан из Москвы началась не позднее августа 1941 года.
Справка, выданная  НКВД УССР гражданину Немцу М.И., интересна тем, что содержит прямую ссылку на приказ Народного Комиссара Внутренних дел Союза ССР Генерального Комиссара Государственной Безопасности тов.Берия №00903/00966 от 9.07.41  об обеспечении эвакуированных семей жилплощадью и прикреплением к торговой сети Спецторга.
Хотя практически все изученные документы составлены на русском языке, в качестве исключения имеется справка на украинском, выданная Цорн Хае Нехемьевне в г.Дрогобыче.
Во многих случаях справки (удостоверения, направления) эвакуированных граждан выданы не в первоначальном месте их проживания, а в промежуточном пункте, куда прибывали эвакуированные. Так, направление на имя Салопа Гирша Мовшева (рис.1), эвакуированного с семьей из г.Слуцка, Белоруссия, выдано на Куйбышевском эвакопункте.
Еще один документ, представленный в архиве, свидетельствует о возможной «многоэтапности» эвакуации  по причине стремления людей к воссоединению семей. Письмо, подписанное начальником эвакоотдела при Карагандинском облисполкоме  т.Костенко в г.Троицк содержит просьбу  содействовать в переезде семьи Яновер в Караганду, поскольку  глава этой семьи Яновер Марк Матвеевич прибыл сюда с экспедицией СНК СССР на работу.
Из ныне проживающих в г.Караганде евреев в изученных документах упомянут только один человек – Салоп Дмитрий Григорьевич, 1924 г.р., который был эвакуирован вместе с семьей из г.Слуцка (в направлении ошибочно указан г.Луцк), Белоруссия (на  фото).
Ныне Дмитрий Григорьевич является пенсионером, одним из активных членов карагандинской еврейской общины, клиентом хэсэда «Мириам».  Ниже приведены его воспоминания из интервью, взятого автором в 2007 году.

Воспоминания Д.Г.Салопа об эвакуации 1941 года
Жили мы перед войной  в городке Слуцке Минской области, Белоруссия. Город был небольшой, населения тысяч двадцать, много военных. Находился примерно в 30 км от старой польской границы, 100 км от Минска. Когда перед войной советские войска заняли Западную Белоруссию и Западную Украину, границу «отодвинули» и мы оказались уже вроде в тылу. Моя семья жила небогато, но в собственном доме, доставшемся от дедушки. Отец  Гирш Мовшевич был портным, мама Фрума домохозяйкой, сестра Рахиль училась в школе. Я перед войной как раз окончил 9 классов. Война началась неожиданно, никто ее не ждал. 22 июня мы с товарищем загорали на окраине города, вдруг его мама позвала: «Идите скорей, сейчас по радио будет Молотов выступать.» Объявление войны прозвучало для нас как гром среди ясного неба, мы ничего не понимали – что будет дальше, как будет…
Первые результаты войны мы увидели уже в тот же день, 22 июня. По шоссе Москва-Варшава, проходящем через наш город, ехала полуторка, борта разбиты, в кузове на подушке сидела женщина с ребенком, волосы распущены, взгляд  такой, как будто она ничего не видит. Я услышал только одно слово: «Огонь…». В ночь с 22 на 23 нас уже бомбили, бомбы рвались где-то недалеко от нашего дома. Я очень боялся, меня просто колотило от страха и мне было за это стыдно. Утром 23 июня  мы, молодые комсомольцы и старики-коммунисты, были мобилизованы на охрану общественного порядка. Несколько человек собрались в доме партактива, там был кабинет партработы. Нам выдали винтовки, по пять патронов, во дворе мы вырыли щель для укрытия от бомбежки. Затем, ближе к вечеру, нас придали какому-то военному, и вместе с ним мы потом всю ночь день дежурили на шоссе Москва-Варшава.  По шоссе шли отдельные военнослужащие и небольшие группы, которых мы направляли в воинскую часть. Не знаю, были ли они дезертирами, скорее – просто остатки разбитых частей. Я помню, так устал, что перестал бояться бомбежки. Летели немецкие самолеты, от них отделялись черные точки – бомбы, а нам было все равно – мол, это летит не на нас. Так прошел день 23 июня.
24 июня мы с товарищем (с которым вместе учились, а наши семьи жили по соседству и дружили) вдруг обнаружили, что в доме партактива практически никого не осталось, все куда-то подевались. Что нам делать? Оставили там винтовки и побежали домой. Сначала к нему – там никого, потом ко мне – то же самое, на двери маленький замочек – так у нас двери запирали. Мы сообразили, что наши родные, видимо, ушли к знакомым в деревню Ушаловичи, примерно семь км от города. Эти знакомые крестьяне (помню, хозяйку звали тетка Анна), когда в город приезжали, часто у нас останавливались. Пришли туда к вечеру 24 числа – действительно, наши родные были все там. Стали думать, что делать дальше. Мой отец был невоеннообязанный по состоянию здоровья (нога болела), но человек он был дисциплинированный, переживал, что не вышел на работу. 25 июня он пошел в город, узнать, что и как. Когда вернулся, сказал только: «Там все горит!» И мы как-то внезапно решили уходить. Слова «эвакуация» мы тогда даже не знали. А наши друзья, тоже евреи, решили остаться – дескать, врут все большевики про нацистские зверства. Хотя возможностей у них было больше, поскольку хозяин работал завхозом в больнице и имел повозку с лошадьми. Они даже кое-что из вещей на нее уже успели положить, а моя семья – отец, мать, я и сестренка 12 лет -