В больнице. Отрывок №8 из романа "Встретимся у Амура"

Сначала ее долго-долго не было, совсем не было. Нигде. Потом она вдруг обнаружила себя в каком-то запредельном мире. Его бесконечное пространство было пронизано решетками, между которыми она ползком все продиралась и продиралась, обдирая бока, - и не было этой муке ни конца, ни края. Высокий протяжный звук не давал ей сосредоточиться, сообразить, кто она и где обретается. Внезапно появилось осознание, что кто-то решает ее судьбу, потом она поняла, что ей велено вернуться, - и со страшной скоростью понеслась назад. И пока летела, вспомнила все. Сначала вспомнила, что она человек, девочка, потом свой дом, папу и маму, потом страшную машину, лицо милиционера, пудовую боль в боку - и темноту. Но едва она с облегчением поняла, что спасена, как боль снова сделалась невыносимой. - Бо-о-о! - чуть слышно простонала она, но ее услышали. Вдруг стало легко-легко, и все исчезло.
Когда сознание вернулось вновь, боли уже не было. Настя открыла глаза. Сквозь молодую листву за окном пробивались солнечные лучи, и оглушительно чирикали воробьи. Она перевела взгляд на чье-то близкое лицо и долго пыталась понять, кто это. Она видела брови, глаза, губы, но они все время расплывались, становясь то резче, то мутнее, и все никак не могли собраться воедино. Устав, она снова закрыла глаза и почувствовала неодолимое желание спать.
Проснувшись, Настя опять увидела знакомые черты, но теперь они соединились в озабоченное лицо женщины в белом халате. Лицо облегченно вздохнуло и улыбнулось:
- Проснулась, детка? Как себя чувствуешь? Можешь говорить?
Настя попыталась ответить. Губы разжались, но пересохший язык занимал, казалось, весь рот. - Пи... - с трудом выдавила она и обессилела.
- Тебе утку?
- Во-ды.
Женщина поднесла к ее губам чайную ложечку. Настя жадно проглотила прохладную влагу. Язык принял нормальные размеры, и стало легче дышать.
- Еще.
- Может, соку?
- Воды.
Женщина дала ей еще ложечку и встала. - Сразу много нельзя, - сказала она. - Пойду, позову твоих родителей. Ты пока в реанимации, но самое страшное уже позади. Тебя прооперировали. Сюда посторонним нельзя, но им разрешили в порядке исключения, - уж очень просили.
Вот небо. Облако. Вот мама, - думала Настя, вглядываясь в измученное лицо Галчонка. Мысли рождались коротенькими, быстро уплывая. - Я живая. Я в больнице. Мне не больно.
- Доченька, как ты? - Мать опустилась на колени у кровати и заплакала.
- Ну-ну, хватит. Главное, жива. - Отец поднял мать с колен. – Не расстраивай ее.
В палату вошла медсестра.
- Повидались? Теперь уходите, а то у меня будут неприятности. Через пару дней переведем ее в палату, тогда сможете даже ночевать.
Соседкой по палате, куда поместили Настю после реанимации, была пожилая женщина, перенесшая операцию на желудке. Она любила поговорить и надолго занимала внимание Настиной мамы, остававшейся теперь на ночь. Для Насти это было большим облегчением. Ей не хотелось отвечать на нескончаемые вопросы матери и о чем-либо спрашивать ее саму. Она часами молча лежала, делая вид, что дремлет, и открывала глаза, только когда предстояли процедуры. Она чувствовала, что ей предстоит узнать что-то страшное, - и потому пыталась оттянуть это, пока у нее не появятся силы справиться с новостями. А больше всего ей хотелось, чтоб ничего этого не было вообще, чтобы вернулось утро, когда она беспечно вышла со двора и направилась к школе, - и чтобы никто ее не окликал, и не заталкивал в страшный автомобиль.
Первые дни к ней никого не пускали. Настя была этому только рада. На вопросы матери, хочет ли она повидать своих друзей, рвущихся ее проведать, она отрицательно качала головой. Такое безразличие пугало мать, но врачи посоветовали ей не настаивать, подождать, пока дочь придет в себя, - ведь она пережила такой стресс.
Через пару дней Насте сообщили, что с ней хочет побеседовать следователь. Настя приготовилась увидеть строгого мужчину с пронзительным взглядом, - но в палату вошла симпатичная женщина средних лет в форме, на которую был наброшен белый халат. Приветливо поздоровавшись, она попросила Настину соседку ненадолго покинуть их. Мать в это время тоже отсутствовала, - ей зачем-то приспичило на кафедру. Настя осталась со следователем одна.
- Расскажи мне, девочка, все, - ласково обратилась к ней женщина. - Не бойся, эти люди никогда больше не причинят тебе вреда.
- Я не боюсь. - Настя внезапно почувствовала к ней доверие. - Я все расскажу - с самого начала.
И она рассказала. Про сломанную рогатку и происшествие в автобусе, из-за которого ее хотели похитить три жутких типа. Следователь внимательно слушала ее и время от времени что-то записывала.
- К вам за это время никто из них не обращался, - спросила она, когда Настя закончила. - Кто-нибудь из родных этих ребят или знакомых. Ни о чем не просили?
- Нет, - покачала головой Настя.
- Если обратятся, не вступайте с ними ни в какие переговоры и сразу дайте мне знать. Я оставлю на тумбочке свой телефон.
- Они что - на свободе? Я думала, их поймали. Они убежали?
- Нет, конечно, я имею в виду только их родственников. Те парни, что сидели на заднем сидении, задержаны.
- А тот, что за рулем?
- А ты не знаешь? - Следователь как-то странно посмотрела на Настю. - Он убит. Он сбил сотрудника ГАИ и пытался уехать, а когда патрульная машина преградила дорогу, выскочил с пистолетом. Позже выяснилось, что это зажигалка, но с виду полная копия боевого. Патруль, конечно, открыл огонь на поражение. Признано, что применение оружия было оправдано, - кто ж знал, что у него игрушка.
- Убит?! - Услышанное потрясло Настю до глубины души. Она почему-то вспомнила русый чуб парня и его руки на руле. Умер! Мертв - из-за чего? Из-за какой-то глупости, обиды, желания отомстить. Да, он хотел похитить ее, может быть, изнасиловать, насладиться ее унижением, - но все это в пределах жизни. Он, конечно, негодяй, - но живой, был живой. А теперь он в могиле. За его глупое желание что-то доказать другим - только доказать! - его убили.
- Кто его родители? - спросила она, немного придя в себя.
- Как ни странно, вполне порядочные люди, оба строители. Сейчас они, конечно, в трансе. Парень даже прав не имел. Но неоднократно раскатывал с дружками в поисках приключений. Сам учился в техникуме, и отзывы оттуда – хоть орден давай. А вот друзья у него - оба бездельники, нигде не работают и не учатся, еле девятилетку окончили.
- Их посадят?
- Обязательно. Тем более, что они уже состояли на учете в милиции за хулиганство. Но погибший - Резник его фамилия, Анатолий Резник - ими верховодил. Он же хлюпик по сравнению с ними, а они во всем ему подчинялись, просто, смотрели в рот. Эдакий маленький фашист. Вообразил себя суперменом. Сейчас родители арестованных пытаются их выгородить, адвокатов наняли. Тот, что тебя пырнул, утверждает, что ты сама напоролась на нож, когда машина резко тормознула. Мол, они тебя лишь попугать хотели. Только экспертиза это отрицает. Им уже по восемнадцать, - не отвертятся. Будут деньги сулить или угрожать - не поддавайтесь и ничего не бойтесь. А чуть что, сразу звоните, хорошо?
Настя молча кивнула. Следователь сложила бумаги и попрощалась, пообещав навестить ее еще раз. После ее ухода соседка вернулась в палату.
- Ну? О чем вы говорили? - полюбопытствовала она.
- Он погиб. Его застрелили, - с трудом вымолвила Настя и заплакала.
- Кто? Один из этих бандитов? - Похоже, соседка уже все знала. - И тебе его жалко? Да я бы их всех - к стенке, будь моя воля. Нашла из-за кого плакать. Он тебя уж точно не пожалел бы.
- Но ведь я живая.
- Скажи врачам спасибо. Еще немного, и истекла бы кровью. Тебе ножом печень пропороли - мерзавцы эти. Ух, попадись они мне!
А вдруг, действительно, я сама напоролась? - молча подумала Настя. Машина так резко затормозила. Меня могло бросить на лезвие, а оно было такое острое. А может, и вправду они хотели меня только попугать? А теперь им дадут лет по десять. Или даже по двадцать. И что их ждет в тюрьме? Говорят, оттуда выходят законченными бандитами. А вдруг они потом захотят меня найти, чтобы отомстить. Тогда точно убьют.
А этот Анатолий из-за меня - в могиле. Наверно, если б он знал, чем это кончится, - никогда б на такое не решился.
А я? Зачем только я нагрубила ему в автобусе? Нет, все равно пацан мог указать на меня, даже если б промолчала. Зачем только мы сели в этот автобус? Хотя, мальчишка знал мой двор, мог и на улице показать меня брату.
Зачем только я прицепилась к мальчишке тогда во дворе, сломала его рогатку? Но иначе я не спасла бы ту птичку и других тоже, которых он мог подстрелить. Как все одно цепляется за другое! И где то начало, изменив которое, можно было бы всего этого избежать?
Ее размышления прервала вернувшаяся мать. - Ты чего такая? - сразу прицепилась она к Насте. - Опять что-то стряслось?
- К ней следователь приходила, - отозвалась соседка. - Представляете, ваша дочка жалеет этих идиотов. Узнала, что их главаря застрелили, и даже заплакала.
- Я же просила без меня не трогать ее, - расстроилась мать. - Теперь опять будет молчать часами, пока совсем не свихнется. Там твои друзья внизу, снова пришли. Все трое. И Вадим этот. Позвать?
- Только Наташу, - нехотя согласилась Настя. Вадим? - подумала она. Нет, не хочу. Дениска. Она вспомнила, что планировала с папой в тот день навестить мальчика, - и вдруг поняла, что беду этой семьи чувствует уже не так остро. Своя боль заслонила, пересилила чужую.
Глядя на оживленное лицо подруги, Настя от души позавидовала ей. До чего же хорошо им жилось раньше! Самая большая проблема - случайный трояк. И она вдруг почувствовала себя намного старше подруги, настолько старше, что их прежние радости и печали показались ей полной ерундой.
- Ты почему ребят к себе не пускаешь? - напустилась на нее Наташка, едва войдя в палату. - Вадим так хотел тебя видеть! Ты что - на него в обиде? Да - как ты себя чувствуешь?
- Терпимо. Какие обиды, с чего ты взяла? Просто вид у меня... Как его брат?
- Выписали Дениску. Сказали, какое-то время ему будет лучше. Но недолго так прямо и сказали. Станет хуже, тогда уже все, конец. А сейчас он даже есть стал, сам просит. Может, выкарабкается. Ты-то как? Больно?
- Я же сказала: терпимо. Что в школе? Как у тебя с историей - исправила?
- С историей неважно. По-моему, он не хочет ставить мне четверку. Я уже и руку поднимаю, а он будто не замечает. Просила дать доклад, так он всем дал, а мне нет. Даже Соколовой дал и Митьке. Представляешь?
- Здорово он на тебя разозлился. Интересно, за что?
- Да я сдуру ляпнула, что история не наука, а флюгер. Раньше на Ленина и Сталина молились, а теперь они чуть ли не враги. Так он, прямо, взвился! А недавно я сбежала с последнего урока, вот он теперь меня в упор не видит. Прямо, не знаю что делать. Точно, хочет вкатать трояк.
- А ты подойди к нему после уроков, извинись. Скажи, что была неправа. Может, смягчится? И зубри историю изо всех сил.
- Да чего там не права! - еще как права. Знаешь, как противно извиняться ни за что. Хотя придется, - все-таки с урока я сорвалась.
- А как с химией?
- С химией порядок. Никита меня проверяет. Уже все тройки исправила. Насть, ты, правда, не хочешь видеть Вадима? Он тебе что - уже не нравится?
- Мне они все не нравятся, - мрачно сказала Настя, глядя в потолок. Господи, ну как ей объяснить? Не расскажешь же о том разговоре с матерью - про поцелуи и их