На скрижали моего сердца

Сопутствующего ему, облагораживанию, стойкое амбре фекальных масс, кружащее голову, категорически отсутствует.
  А где же я, собственной персоной? Не наблюдаю себя; верчусь вокруг оси, никак не поймать, как жар-птицу за хвост, своё отражение в зеркале окружающей действительности.
  Странный сон… Обычно ты в нём герой, за редким исключением, видишь себя величественным сияющим рыцарем, а тут… Ан, нет, ошибочка вышла. Вот он я, родимый, как Венера из пены морской, выхожу из зарослей тальника – не Аполлон Бельведерский, но всё же. В плавках. Брюки и футболка в правой руке, сандалии – в левой.
  Останавливаюсь на границе двух стихий. Запрокидываю голову и, прищурясь, смотрю на небо и думку гадаю. Солнце летнее лучами ласково лица касается. Красота вокруг, не передать словами. Волна с лёгким плеском набегает на берег, прибивает речной экологически чистый сор, траву-мураву всякую, сучья-ветви, листья. По поверхности тут и там расплываются круги: играет, балует рыба, жирку нагуливает! Лепота! Ощущение полного, безграничного счастья переполняет. Ноздри щекочет одуряющая смесь запахов и ароматов, присутствующих в воздухе во всевозможной вариативной комбинации. Тут вам и благоухание сочной зелени травы, соперничающее с тонким ароматом луговых цветов, влажноватый, освежающий привкус речного бриза и выжженного солнцем пространства.
  Достоверно известно, любому сновидению свойственна гиперболизация. Оно проявляется во всём: в резком контрасте красок и запахов, ощущений на внутреннем уровне и восприятии окружающего мира, и того, что касается героя сна.
  И вот я, такой, каким был на заре своей легендарной молодости: стройный, воодушевлённый, с неугасимым огнём жажды к жизни в глазах, и причёска та, когда строптивую чёлку пытался зачёсывать назад…
  Стою, разминаю мышцы, кручу торсом и руками, по венам жизненная энергия так и прёт, так и стремится наружу. Пружинящим шагом подхожу к кромке воды, окунаю ступню. Вода, как говаривал лепший друг, парное молоко. И всё равно, мелкий озноб пробежал по телу.
  Встряхнул плечами и, поднимая пенную волну, рассекая воду телом, пошёл жидкой стихии наперерез.
  Гибким телом, как змея извиваясь, скольжу в воде, руками загребаю, отталкиваясь, плотную податливую массу. Вдох-выдох, вдох-выдох… Правой рукой, левой… И ещё раз, для закрепления: вдох-выдох, вдох-выдох… В мышцах приятная, еле ощутимая усталость. Набираю воздуху в грудь, ныряю. Помогаю руками-ногами, телом. Опускаюсь всё глубже и глубже. Солнечные лучи золотистыми стрелами пронзают светло-изумрудную толщу воды. Становится прохладнее. Резкий контраст между верхними и нижними слоями. Чувствую кожей чьи-то неприятные ледяные прикосновения. Подводные струи или рыба?
  Принимаю вертикальное положение и озираюсь. Подводный пейзаж отличим от наземного. Вокруг вода, одна вода и только вода и наполненная собственной жизнью атмосфера подводного царства.
  Пускаю пузырьки воздуха изо рта. Провожаю взглядом, запрокинув голову, их стремительный взлёт наверх. Необъяснимая сила неуклонно тянет тело вниз. Проходит несколько мгновений или минут, и касаюсь ступнями заиленного дна реки, нащупываю ногами булыжники и крупные и мелкие. С трудом, получается, улечься, поборов брезгливость от прикосновения слизи.
  Выпускаю ещё одну порцию кислорода.
  Пузырьки, разлетаясь, кружась и резвясь, будто малые рыбки, летят на поверхность.
  Вода тяжёлым прессом давит на грудь. От нехватки воздуха мутнеет сознание. Рёбра трещат, отдаваясь звонкими колокольчиками в мозгу. Наступает эйфория, сродни среднему опьянению алкоголем, перед глазами проплывают разноцветные картинки одна другой краше; хочется выдохнуть остатки спасительного газа и втянуть, жадно втянуть в себя ослепительно-смертельную, пронизанную золотистыми стрелами солнечных лучей ближе ко дну тёмно-малахитовую воду.
   Борюсь с собой, но сознание всё более и более закрывает стремительно густеющая в кроваво-мрачных тонах плёнка-занавес; постепенно приходит осознание потери контроля. Самой трезвомыслящей частью мозга стараюсь удержать удила рвущихся в дикий пляс коней безумия. Но она мала; остальная половина, подконтрольная другой, неведомой силе, приказывает отдаться на волю Рока.
  Внутренним зрением, смотря на себя со стороны, вижу, улыбка растягивает мои уста, крепко сжатые, до боли в челюстях.
  Течение намывает на моё тело и лицо песок. Его золотисто-серые песчинки, ложась во впадинах, оттеняют естественный цвет кожи; на мгновение сохраняется получившийся рисунок и тотчас безжалостной рукой творца смывается! И новые песчинки наносят струи воды. Плотным слоем укрывают глазницы и покрывают уста, от чего лицо, слабым солнечным цветом отбелённое приобретает ужасное, мрачное выражение утопленника. Но и этот эскиз недолговечен. Новые струи приходят на смену старым и каждая из них стремится внести свою долю в искусстве разрисовывания тела. Каждая из них готова наложить новый мазок размытой грязи, оттенить естественный тон и придать некую фантастичность созревающего сюжета.
  Мне интересно. Забавно. Чудно.
  Песчинки вызывают лёгкую щекотку. Рот расплывается в улыбку от уха до уха. Но губ не размыкаю, как ни велик соблазн. Как ни коварен искус.
  Среди всего этого подводного безобразия вдруг понимаю, что кто-то тоненькими острыми лапками исследует прекрасный рельеф моего лица. Со всей силы ладонью хлопаю по лбу. Открываю глаза. Пальцами зажата муха, толстое тельце переливается радужно на солнце, мне в глаза уставились фасеточные глазки насекомого. Она сопротивляется. Пытается шевелить крылышками, вырваться на свободу. Муха меня отвлекает от концентрации на определённой мысли и не только она, в знакомые запахи реки примешивается также очень знакомый аромат. Сажусь, вожу головой по сторонам, втягиваю носом воздух, пытаюсь определить направление, откуда он долетает.
  Издалека, словно через комнату, наполненную ватой, слышится нежный приятный голос, так обычно меня звала мама, когда будила утром, мол, Аркашенька, сынок, просыпайся, соня-засоня, завтрак готов.
  Шевелю упорно головой, вжимаюсь крепче в пуховую мягкость подушки. Но аромат готовящейся пищи выдёргивает, как рыбку на крючке из озера сна в явь.
  Конденсатор запахов готовящейся пищи находится на кухне.
  - Аркашенька, вставай, быстро в душ и завтракать!
  Начинаю соображать, что к чему и приятно удивляюсь, некоторые моменты прошедшего дня всплывают в памяти.
  После душа, свежий и чистый, прихожу на кухню.
  Аннушка хлопочет у плиты. На сковороде шкварчит сало, брызжет жиром, шипит яичница с помидорами.
  - Жемчужина, - вырывается у меня, - откуда ты…
  Аннушка перебила, встревожено спросила дрогнувшим голосом:
  - Откуда… как ты меня… ведь я тебе… не заикалась… не намекала даже…
 
                       
                                                       26

                                             Ты ловишь мой взгляд.
                                              Моим взглядом в меня проникая.
                                              Ты ловишь мой взгляд.
                                              Мою сущность, с собой изменяя.
                                              Ты ловишь мой взгляд.
                                              Дикий отпрыск ничтожных кровей.
                                              Как будто назад
                                              Нет к спасению узких стезей.

                                              Ты ловишь мой взгляд
                                              Дни, часы и минуты считая;
                                              Ты ловишь мой взгляд
                                              Пыль ресницами, с сердца сметая;
                                              Ты ловишь мой взгляд –
                                              Нет коварней тебя и страшней.
                                              Как будто назад
                                              Нет к спасению скользких стезей.

                                              Ты ловишь мой взгляд…
                                              По ресницам слезинки стекают.
                                              Ты ловишь мой взгляд…
                                              Путь ищешь в нём к вратам рая.
                                              Ты ловишь мой взгляд…
                                              Мрак и ужас ползут из щелей.
                                              Как будто назад
                                              Нет к спасению верных стезей.

                                              Ты ловишь мой взгляд.
                                              Куда-то летит журавлиная стая.
                                              Ты ловишь мой взгляд.
                                              Твоё сердце в ладонях моих замирает.
                                              Ты ловишь мой взгляд,
                                              А за ним стоны тысяч смертей.
                                              Как будто твой брат
                                              На чело твоё каплет елей…

 
                                                          27

     Где-то далеко, за пределами нашего сознания, расположена страна вечного счастья. Там никогда не бушуют ураганы. Там никогда не срывает ветер с деревьев нежную листву. Там никогда никому не придёт в голову мысль, а нельзя ли… Жители той страны не подвержены вирусу дебильности, они прекрасно понимают, что на свете помимо добра есть и зло. И что между ними идёт вековечная борьба. И что по правилам той игры, никто и никогда не одержит в ней победу. Что проку победителю, если уставши от праздных будней его посетит крамольная мысль, а для чего, вообще-то, ты живёшь. И хорошо, если то случится в полночь, когда луна своим завораживающим медитативным светом пробуждает в душе некие спящие дотоле спокойным сном струны; а ежели буде на улице день…
  Пастушка с пастушком своих овец пася на зелени альпийских склонов, не заметит кратковременного изменения в освещении, в кустах жимолости всегда тень, лишь только вскрикнет на пике внезапно обуявшего молодой и здоровый организм внезапного желания.
  На ветвях подштанники, подъюбник.
  Куда уж  до идиллических фантазий!
  Дай-то бог совладать с собой, успеть натащить до прихода сельчан почти не залатанные и почти не штопанные штанишки из бархата.
  Ага!
  Бегут, дети козлиного приплода! А вот шиш вам всем-то!
  - С кем ты тут, говно лисье, развлекался?
  Странное чувство непритязательности времени, вроде бы и дома, и в то же время где-то очень далеко… Не в понимании расстоянии и времени. А в нечто даже большем.
  Ты же во всеоружии. Распускаешь бечёвку и начинаешь медленно теребить свой кнут.
  Ах, как повылазили из орбит глаза степенных горожан!
  Ах, как шевельнулось внутри их просторных шёлковых шаровар то, о чём в пристойной католической диаспоре не пристало говорить вслух.
  Ах, как к экватору горла приблизился с всесокрушающей неопределённостью его величество страх! И завибрировал, самый что ни на есть, обыкновенный инстинкт размножения простых и сложных белковых существ.
   Где-то далеко, за пределами нашего урбанизировано-прагматичного сознания, расположена страна вечного счастья. Там никогда не бушуют ураганы. Там никогда не срывает ветер с деревьев нежную листву. Там никогда никому не придёт в голову мысль, а нельзя ли…      
  Там всем и всякому перед сном дают стакан прекраснейшего напитка – амброзии…
  Если верить древним манускриптам, испивший единожды сего странно-волшебного напитка теряет связь с привычным ему миром, и непосредственно устремляется в сопредельные миры, куда простому человеку путь заказан. Были свидетельства. Не