брось! — засмеялась Гулечка. — Зачем тебе страшненькая? Мы-то всяко лучше.
— Вы обалденные! — сказал Васенька и положил обезьянке руку на бедро. Существенно выше колена.
— Куда, куда опять? — крикнула гневно юница. — Вот Савва Иванович скажет, тогда и будешь руки распускать.
— Тогда само собой, — согласился Васенька, стягивая с себя футболку и расстёгивая ремень джинсов. — Блин, стоит мне на вас посмотреть, как он сразу перестает помещаться у меня в джинсах — такой несгибаемый, — простодушно сообщил ещё юноша.
— Держи при себе свои подробности, Василий! — прикрикнула обезьянка и взглянула на потупившуюся Олечку.
— А чего, мы ж теперь одна команда, — удивился тот.
— Пока ещё нет.
— Ну, нет — так будем. Вам нравится? — присовокупил он ещё, оттягивая резинку плавок и устраивая некоторую преждевременную интимную презентацию.
— Тебе чай с вареньем налить, что ли? — спросила Гулька. — Или так и будешь всю дорогу здесь сальничать?
— Лучше бы пива, — возражал юноша.
Но обезьянка всё равно налила чай.
18
Тамара Шконько и Сашенька Бийская пришли вдвоём. Ещё по дороге они обсуждали вопрос, как скоро можно будет увидеть отснятые фильмы. С этим-то вопросом они и заявились на веранду посреди общего чаепития.
— Вот Савва Иванович выйдет, у него и спросите! — отмахнулась Гуля.
— Странный он какой-то, — встрял Васенька. — Вы тут голенькие ходите, всеми местами сверкаете, а ему хоть бы хны!
— И вовсе не хоть бы хны! — возразила Сашенька. — Я видела, какими глазами он на нас смотрит.
— Какими? — спросила Тамара.
— Алчными.
— Нет, не алчными. Какими-то другими… я не знаю, но не алчными, — вступила в общий разговор Олечка.
— А вы с Алёшей, кстати, тоже голые ходите и тоже сверкаете, — сказала Сашенька юному Кладезеву.
— Думаешь, он из этих? — засмеялся Васенька.
— Всё может быть, — усмехнулась и Тамарочка.
— Болтайте поменьше! — прикрикнула на тех Гулька.
— А я так не думаю, — запинаясь, стала говорить Олечка. — Он не такой… и не алчный, он добрый, он заботится о нас…
— Давай, я о тебе сегодня позабочусь, — смешливо воскликнул Васенька и сделал обыкновенный в таких случаях жест. — Станешь, наконец, женщиной.
— Дурак! — обиделась Олечка.
— Олечка достанется Алёшеньке, Савва Иваныч велел, — осадила Гулечка Васеньку.
— Он на нас просто зарабатывает деньги, — сказала Тамарочка. — И ему плевать, какие мы. А то, что он набрал только красивых, так это для того, чтобы товар продавался получше.
— Зарабатывать деньги есть способы проще, — усомнился Васенька. — А тут столько возни с нами, столько хлопот. Рисковать приходится — вдруг кто-то настучит.
— А что такого? Мы ж добровольно, — сказала Сашенька.
— Здесь, между прочим, совершеннолетние отнюдь не все! Гульке, например, шестнадцать.
— А мне семнадцать, — сказала Тамарочка.
— Мне тоже семнадцать, — сказала Олечка.
— Детишки! — хмыкнула Сашенька. Ей-то самой, я знал, было уж полных восемнадцать лет.
— А со мной здесь ещё никто ничего не делал, — зарделась моя мартышечка.
— Не делали, так сделают. Я, например, и прямо сейчас, — прибавил Кладезев и, подошед к Гулечке, настойчиво стал склонять её очаровательную гладенькую головку к своей промежности, где из-под плавок уже выпирал его жадный, набрякший уд. Впрочем, всё это было не совсем серьёзно.
— Это уж как Савва Иванович скажет, — сказала она, высвобождаясь, и звонко шлёпнула его по груди ладонью.
19
Тут подошла Танечка Окунцова. Увидев почти всю компанию в сборе, спросила:
— Ну, что у нас на сегодня?
— Наш с тобой жёсткий секс, — игриво пропел Васенька. И недвусмысленно облапил пришелицу. С осязанием всяческих мест.
— Васька! — недовольно крикнула та.
— Скоро узнаем, — важно опровергла Василия моя раскосенькая командирша.
Я, будто ни в чём не бывало, вышел к своим артистам. И снова все встали передо мной.
— Что, все собрались? — спросил я.
— Алёши ещё нет, — ответствовала Гулечка.
— Он уж подходит, я в окно видел, — возразил я.
И действительно, через минуту к нам на веранду вошёл Алёшенька, раскрасневшийся, прехорошенький, запыхавшийся от быстрой ходьбы.
— А я сейчас Лариску Сванову встретил, — с порога объявил он. — Я её знаю, мы с ней учились вместе до шестого класса, а потом она в Первую гимназию перешла.
— А где ты её встретил? — спросила Тамарочка.
— На улице. Я шёл, она меня догнала. Как будто случайно. Но я думаю, что совсем не случайно.
— И что она? — лениво поинтересовался Васенька.
— Спросила, что было вчера, когда они ушли. Сказала, что напрасно и я не ушёл с ними.
— А ты что ответил? — спросила Танечка Окунцова.
— Ну, я сказал, что творческая группа приехала. Она спросила: откуда? Я ответил: из Питера. Нас всех перезнакомили, и мы даже отсняли первые эпизоды. Она спросила: о чём? Я сказал: мне нельзя всё рассказывать, но это такое психологическое кино о проблемах молодёжи. С элементами триллера.
— Всё ей знать интересно! — досадливо бросила Гулечка. — Я-то в её дела не лезу…
— А ещё спросила: а как же то откровенное кино, порнуха, про которую говорил Савва Иванович?
— А ты?
— А я сказал: что это была просто шутка, кое-кто всё неправильно понял, и вообще Савва Иванович всех нас проверял, и не все эту проверку прошли. Тест на психологическую устойчивость. «А ты прошёл?» — спросила она. «Я прошёл!» — ответил я.
— Молодец! — восхитилась моя мартышечка. — Здорово ты её! Пусть теперь мучается! Правда, Савва Иванович?
— Правда, радость моя. Нам надо дело наше делать тихо, гладко, сноровисто, во тьме да в тишине. Ежели разузнают об нас, многие нам позавидуют! Людишки — завистливое, братогрызственное племя!.. Человечки, существовальники, особливцы, экзистёныши!..
20
— А я тут придумал! — звонко сказал Васенька Кладезев. — Давайте мы кино про изнасилование снимем! Многие такое кино любят! Мне и самому оно нравится. Только — чур! — я буду первым насильником! Ну, там между делом! — отчего-то вдруг стушевался он. — Когда свободное время будет. Если это не противоречит никаким планам…
Все посмотрели на меня.
— Ну… планам не противоречит, — с расстановкой ответствовал я, — в планах оно у нас даже стоит. Пожалуй, можем завтра и попробовать.
— А сегодня?
— Сегодня у нас день тяжёлый: будем продолжать учиться нашему ремеслу. Сегодня у нас в планах Гулечка, её мы пока обошли, сегодня у нас в планах девственница… И остальные наши, вышеперечисленные юницы.
— И меня тоже обошли, — встряла Танечка Окунцова.
— И тебя обошли, — вздохнул я. — Сегодня сниматься будем долго, надо бы днём пообедать, отдохнуть самую малость.
— А есть продукты какие-нибудь, Савва Иванович? — вызвалась Гулькей. — Я могу сварить что-то, я умею.
— Конечно, есть, милая. В погребе, да здесь, на веранде в холодильнике, — откликнулся я. — И сегодня у нас в планах вчерашнее кино.
— Кино? — заголосили все. — Уже есть? Мы его посмотрим?
— Посмотрим, — согласился я.
— Сейчас?
— А почему не сейчас! В зале всё готовое стоит.
Мы отправились на просмотр. На тайное наше лицезрительство.
— А я девчатам… юницам, — поправился Вася, — говорю, чтоб они раздевались, ну, как вчера… а они непонятно, отчего тянут.
И стянул с себя последнее, что на нём оставалось, — черные плавки с рельефным серым драконом. Юницы тут же сызнова целенаправленно воззрились на него. Заметно было, что открывшееся взорам волновало их.
— Нам раздеваться? — спросила Сашенька.
— Ну, а отчего же нет, ежели вам нравится, — сказал я. — Ну, а я за вами, за красивыми моими, буду во всём следовать. Буду к вам во всём приноравливаться.
— А я вот хотела спросить, — сказала моя обезьянка, — юношам можно к нам приставать вне съемочного процесса? Они ведь так только попусту тратят себя!.. А они не железные.
— Юношей у нас мало, — подумавши, ответствовал я. — Потому-то они должны жить в атмосфере общей любви. И потому вы, красивые мои, будьте уж снисходительны к некоторым их шалостям.
— Поняла? — сказал Васенька. — Общей любви!
И ухватил юницу за попу.
— А нам ведь тоже любовь нужна, — тихо сказала Гулечка.
— Мы работаем над этим, — так же тихо отвечал ей я.
Юницы, юноши… все уж они понемногу осваивали гуттаперчевые правила и тонконогие навыки моего кургузого языка.
21
Васенька разошёлся. Я ему в том не препятствовал. Он ощущал себя в центре внимания.
В зале на столе стоял включённый книжка-компьютер; только клавишу нажать, и пойдёт демонстрация. Юницы, понемногу освобождаясь от одежд, рассаживались на скамьи. Васенька надумал помогать им раздеваться. Заботливый такой! Заодно он щипал их и совал руки в такие места, куда совать их пока было преждевременно. Юницы ответно шлёпали Васеньку, отталкивали его руки, от мартышечки он даже схлопотал по физиономии. Впрочем, попыток своих не прекратил.
Наконец, все разоблачились. Васенька сел рядом с Тамарой, оглаживая её бедро. Чему та особенно и не препятствовала. Алёшенька устроился на полу, затылок его прижимался к коленкам сидящей сзади Олечки. Так он ухаживал за ней. Этакий любовный минимализм. Этакая чувственная инфузория.
Олечка же… ей бы погладить по голове будущего своего партнёра, приободрить того, помыслил я, но она по неискушённости стеснялась такого органического рукодействия.
Я нажал клавишу. Экран засветился. Мелькнули короткие титры.
— Вау! — крикнул юный Кладезев. — Это же я! Я теперь — суперзвезда!
Мартышечка моя приголубила его щелбаном по темени. Чтоб не мешал лицезреть.
Сначала мы посмотрели один фильм, с Кладезевым и Тамарой. Потом другой, с Алёшей Песниковым и Сашенькой Бийской.
По окончании я отметил некоторую озадаченность на лицах зрителей.
— Ну, что, для первого раза неплохо, по-моему! — неуверенно сказала Тамара.
— А я теперь свои ошибки увидел, — сказал Алёша. — Я двигаюсь пока не очень. Савва Иванович говорил, но я не понимал. А теперь сам всё увидел. Надо нам больше заниматься пластикой.
Я неприметно кивнул.
— А я всё равно — суперзвезда! — сказал Васенька.
— Я тоже, — сказала Сашенька Бийская.
— Ты тоже, — снисходительно согласился юноша.
— Савва Иванович, так что, это никуда не пойдёт? Первый блин? — спросила Тамара.
— Почему первый блин, хорошая моя? — сказал я. — В этом кино самые разные жанры востребованы. Пойдёт, конечно! Ну а вы все просто… молодцы! Таланты!
— А правда, у меня спина красивая и зад красивый? — спросил озабоченно Васенька.
— Правда, — ответствовал я.
— Вот! — сказал он.
— Васька, не хвались сам, жди, когда тебя другие похвалят! — укорила его Тамарочка.
— От вас, небось, дождёшься! — огрызнулся тот.
— Тогда терпи — живи без похвалы!
— Вот ещё! От этого развиваются комплексы!
— А вы всё равно перед съёмкой рассказывайте больше, — попросил Алёша. — Я буду стараться понимать.
22
Мартышечку свою я с лёгким сердцем отдал Васеньке. Слишком опытной её, конечно, не назовёшь, но при всём при том есть в ней некоторая девическая двужильность, видел я. Она не из тех, кто вздыхает и томится (когда вожделеет, когда хочет), кто ждёт принца или уж, пожалуй, у моря погоду, но совсем даже напротив: в такие минуты выходит из дому — в любую погоду или непогоду — ищет на улице, в клубе, на танцах особь
Витиевато смонтирован :)))