О дивный, новый мир..

-1-
Меня зовут Тимоти Мак-Доннелл. Мне 45 лет. Я тихо живу на роскошной вилле среди пышной зелени маленького средиземноморского островка. По-моему, хотя я не уверен, за мое проживание платит правительство. И платит щедро. Все мои пожелания выполняются беспрекословно. Прислуга бесшумна и молчалива, старается не попадаться мне на глаза.

В моем доме нет никаких часов. Может быть, они есть в доме, но их прячут от меня. Еще бы – после моего вселения я разбил штук пять

Я пишу научно-фантастические рассказы. Наверное, плохие. Не знаю, увижу ли их напечатанными, но надеюсь, что это когда-нибудь произойдет. Мне очень не хочется верить, что мои произведения попадают в недра Пентагона, в какую-нибудь секретную папку. Надеюсь, что научная фантастика поможет мне. Ибо я не вижу другого способа рассказать людям о том, что я знаю. О новом мире – чистом, красивом, без войн и голода. О дивном, новом мире…

Все началось пять лет назад. Сразу после моего 40-летия. Меня предупреждали, что 40 – это дата опасная, и лучше бы ее пышно не отмечать. Но я не слушал уговоры. Я был преуспевающим управляющим крупного филиала Первого Национального Банка. У меня была семья – любимая Сьюзен и двое парней. Старший – Джек, и младший – Говард.

Они и сейчас иногда навещают меня. Но визиты эти мне не в радость. Это живое напоминание о днях, которые я хотел бы…. Не уверен, действительно ли я хочу, но вот что не могу забыть – это точно. Я все еще помню, что когда-то меня звали «доктор Жизнь» и «мистер Водяной мотор».

Тогда мы жили в чудном особняке на берегу огромного озера, совсем недалеко от столицы. Было лето, и я решил в день юбилея устроить грандиозный пикник под старину. Благо, в эпоху цивилизации нет ничего невозможного. Если, конечно,  есть волшебная палочка - чековая книжка. Нашлась соответствующая фирма, и все было устроено.

На просторной лужайке позади дома стояли большие красно-белые палатки. Внутри – простые деревянные столы и лавки. На столах – «лунные» кубки, подсвечники и огромные тяжелые блюда. Гостей было под сотню, и еще с десяток заявились самостоятельно. Не страшно, места хватило всем. Подавали грибы и сидр (на них настоял младший, начитавшийся Толкиена), пиво (об этом просил старший), шампанское, устриц и клубнику (об этом позаботилась жена). О стейке же с кровью пришлось думать мне. Посреди поляны дудели в свои дудки и звенели бубнами нанятые нами какие-то хиппи. Они заявили, что исполняют настоящую средневековую музыку. Не знаю, насчет музыки, но не мылись они точно лет шестьсот-семьсот. Впрочем, в своих лохмотьях на лужайке они выглядели вполне живописно.

Гости начали появляться около полудня, хотя торжество было назначено на два часа.  Пришлось  залезать в смокинг и отправляться на «передовой пост» в холле. Приглашенный появлялся, следовал традиционный обмен любезностями и вручение подарков. Потом задняя дверь распахивалась и слышалось восхищенное «ах!».

Я до сих пор не понимаю, как к нам смог проникнуть Дэвид Гольдштейн. Мы с ним не общались, хотя он жил неподалеку. Посудите сами, что может быть общего между благополучным банковским служащим и опустившимся, грязным стариком, вечно одетым в какое-то рванье, вроде этих музыкальных оборванцев. А этот его гнусавый голос с причмокиванием и пришепетыванием!… А его развалюха! Ее и домом-то назвать  стыдно. На что он жил  – было совершенно непонятно.

Теперь вы понимаете мое возмущение, негодование, удивление… и так далее,   когда этот тип в рваных джинсах и воняющей потом затасканной фланелевой рубашке появился в дверях и преподнес мне дешевые наручные японские (или сделанные под японские) электронные часы. Первой  моей  мыслью было бросить их ему в лицо («Да на них же блохи!»), но Сьюзен мило улыбнулась и быстро подошла:

- Дорогой, не надо портить праздничное  настроение. В  конце концов,у нас демократическая страна. Сейчас я найду распорядителя, и он посадит этого человека в самый дальний угол. И он будет незаметен.

Но едва за ней закрылась дверь, старик тут же быстро двинулся ко мне.

- Мистер, - от него несло луком  и  дешевым  вином. – я знаю, вы   сможете! Вы сможете сделать это! Мне не верят, я больше не могу… Вы богаты, вы пробьетесь….

Он бормотал еще что-то  о  потерянных  открытиях, о благе для  челове-
чества. Но появился распорядитель и ловким движением увлек его.

Подарков мне преподнеси целую кучу – от фильтра для машинного масла до галстучной заколки  с южноафриканским рубином. Неожиданно расщедрилось руководство. Ввиду летнего затишья мне предоставили недельный оплаченный отпуск. Что же, меня давно манила родина предков. Посему на третий день мы всем семейством уже шли по узким улочкам Эдинбурга.

…Шотландия очаровала меня. Ее холмы, великолепие и суровость старинных замков над синими озерами, ее пронзительно высокое небо… Да, это была чудесная неделя  Кстати, мы смогли отыскать остатки нашего родового гнезда. Остатки, потому что это был всего лишь заросший фундамент. Однако в ближайшем городке обнаружился небольшой музей, где были выставлены ценности и некоторые вещи из замка. Рассеянно рассматривая их, я вдруг, сам не знаю почему, подошел поближе к небольшой каменной плите, кажется ХIV века. Странная надпись была выбита на ней. Я точно не помню, но там говорилось, что тридцать третий потомок лорда Мак-Доннела получит ключ к великим тайнам от того, кто был когда-то рассеян по земле, но вновь обрел родину. Однако ключ принесет только скорби и утраты. Ибо каплей воды можно  напиться, но в ревущем потоке можно только утонуть….

На обратном пути, уже над Атлантикой Сьюзен неожиданно воскликнула:

- Тим, я тут посчитала, а ты и есть тридцать третий потомок того графа!

- Дорогая, - я слегка пожал плечами. – Ну это глупо.  ХIV век… Да этих потомков тысячи. Почему же этим тридцать третьим должен быть именно я? Просто потому что  совпадает по времени?

Жена фыркнула и отвернулась к окну.

Так что о часах этого Гольдштейна я совершенно забыл.  Но они не дали о себе забыть. Первое, что я увидел, войдя в дом – это были они. Часы лежали на том же столике, куда я их машинально положил в день рождения. Сначала я хотел сделать выговор прислуге, но потом, поостыв, решил, что будет лучше подарить часы кому-нибудь из нее. Я бросил «подарок» в ящик столика и, к моему стыду, через пять минут снова полностью забыл и о них, и о моем решении.

Только в конце ноября я вспомнил о них.  Как-то мне пришлось задержаться на работе и домой я вернулся очень поздно. Все уже спали, свет был погашен. Хотелось что-нибудь пожевать и я, не включая света, пошел через темный холл прямо на кухню.

До нее было шагов с десяток. Но я сумел сделать только два. Я увидел свет, пробивавшийся из ящика столика. Чувствуя себя слишком усталым, чтобы удивляться, я не стал гадать, что это такое, а просто выдвинул ящик. Сияли часы. Точнее, окошечко циферблата. Каким-то мягким, зеленоватым светом.  

Недоумевая, я взял их в руки. И почти тотчас же в окошечке побежали цифры. Сначала шли единицы, потом нули, потом двойки, тройки, семерки…. Вдруг цифры сменились буквами. Недоумевая все больше и больше, я начал читать: «Здравствуй, дорогой друг. Если ты читаешь это, значит, связь установлена. Мы ради поделится  с тобой  информацией, которая, мы  надеемся, поможет…»

Я резко бросил часы и захлопнул ящик: «Это секретная разработка военных? Гольдштейн – шпион и меня подставил? Он украл космическую технологию?»…

- Дорогой, что ты делаешь в темноте? – разбуженная стуком Сьюзен, зевая, стояла в дверях.

-2-
Месяц или два я не подходил к столику. Но любопытство говорят сгубило кошку. Я попался. Однажды ночью, стараясь не шуметь, я тихо встал и прокрался в прихожую. Часы сияли. Я начал читать.

Сначала это были просто приветствия. Видимо они (до сих пор не знаю, кто же или что же было там на самом деле) были не уверены, что их сообщения доходят до адресата. Но потом… Потом хлынул поток описаний изобретений и открытий. Например, рецепт дешевого протеинового хлеба из водорослей. Или – пять тезисов теории мгновенного перемещения в пространстве. Или описание атомной электростанции размером с небольшую тумбочку. Сначала я все это просто читал, не веря своим глазам. Потом начал записывать. Но в темноте это было делать неудобно, а свет привлек бы внимание Сьюзен, которую и так волновал мой усталый вид. Конечно, хроническое недосыпание - я ведь писал чуть ли не каждую ночь. Сьюзен беспокоилась, сама плохо спала и однажды чуть не застала меня за этим занятием. Пришлось спасаться бегством в ванную. С удивлением я обнаружил, что часы работают и там. И вообще, они начинали работать, как только я их брал в руки. К этому же времени я уже исписал две тетради. Я смотрел на них и думал, а что же мне делать дальше?

Самым простым было поговорить об этом с Гольдштейном. Но, оказалось, что старик уже месяца как два умер. Он был настолько нищ, что похороны произошли за счет нашей церковной общины, ревностным членом которой он был. Я попытался что-то узнать  о часах, но безуспешно. Люди  ведь  мало обращают внимание на дешевые вещи. Конечно, были бы на руке Гольдштейна «Картье» или «Цитрон» – их бы заметили все.

Так что я остался один на один со всей этой научной революцией. А в том, что это революция сомнений не было. То, что записывал я, могло полностью изменить мир. Оставалось только решить, смогу ли я быть революционером, который «взорвет» общество. (Кавычки я поставил не случайно. Среди всех этих изобретений не было ни одного военного). Если честно, то я не ощущал в этом потребности. Может быть, начать с малого, действовать на уровне травы? Вообще-то всегда и везде высшему руководству нужна по большему счету только одна информация – что все хорошо, ничего не меняется либо все развивается согласно его указаниям. Сорвать банк по-крупному или играть по маленькой, но наверняка? Будет ли новый мир лучше? Вот о чем размышлял я, глядя на экран телевизора, где бесконечным потоком шли сообщения о взрывах, войнах, пожарах.

Я решил поговорить со Сьюзен. Если поймет она, то может быть, поймут и другие. И дело пойдет? Как-то перед сном, когда мы уже лежали в постели, я осторожно спросил:

- Дорогая, ты помнишь нашего соседа? Того старика Дэвида Гольдштейна и часы, которые он подарил?

- Ту японскую дешевку, - откликнулась она, подвигаясь ближе. – Конечно. Я даже не уверена, что это вообще Япония. Гонконг – в лучшем случае. А почему ты вспомнил о них? Разве ты их не выбросил… Прости, не подарил прислуге?

- Ну-у, видишь ли, часы оказались необычными. Даже слишком необычными. Я думаю, что мы имеем дело с чем-то… очень сложным.

Я вылез из кровати и принес часы вместе с тетрадями:

- Видишь, здесь революция. Если сделать то, что написано здесь, то… Мы перестанем вырубать леса, автомобили перестанут загрязнять воздух, станут не нужны ревущие самолеты и грязные танкеры. Африка станет сытой….

Сьюзен изумленно посмотрела на меня. Теперь я ее понимаю. Преуспевающий топ-менеджер говорит об экологии? Его заботит судьба голодных негров… Но в тот момент мне было важно высказать и я не дал ей прервать меня:

- Это все сообщения, которые я получаю. Вот часы. Смотри.

И я дал часы Сьюзен. Лучше бы я этого