О дивный, новый мир..

не делал. Потому что я сделал  первый шаг к пропасти. Не произошло НИЧЕГО! Часы оставались часами. Даже когда их взял я. Они показывали часы, минуты, секунды, день недели, месяц, год – и не более. Что бы я не делал, как бы не нажимал на кнопки. Ничего. Никаких сообщений. Сьюэен осторожно взяла тетрадь и перелистнула ее:

- Дорогой, я всего лишь риэлтор. И ничего, совсем ничего, не понимаю в науке. Уже поздно. Давай об этом поговорим завтра.                  

Утром же она как бы невзначай спросила, а давно ли я был у нашего психотерапевта Маурицио Коуни. Я вскипел, но выработанное годами банковской работы умение держать нервы в узде, не дала мне взорваться. Я сообразил, что рассердиться в ответ на такой вопрос, значит признать, что со мной что-то не в порядке. Поэтому я самым обыкновенным голосом сообщил, что был у него пару недель назад и на днях собираюсь вновь посетить его.

В банк я ездил на «форде». Изысканная простота, элегантность линий, и «мы выбираем автомобили своей страны, не так ли?». Привычная дорога на службу не требовала много внимания. Машинально поворачивая руль, я соображал. Я понимал, что Сьюзен позвонит Коуни и спросит,  был ли я и о чем разговаривал. А посему я действительно записался на прием. Но о чем же мне с ним говорить? Скрыть тетради – усилить беспокойство Сьюзен… В обычной круговерти работы подумать об этом было некогда, но, когда я, как всегда, отправился на ланч в ближайший французский ресторанчик, сомнения снова начали меня грызть.

Я обедал в «Пари» постоянно года три, поэтому вкусы мои уже изучили, и нужды смотреть меню не было. Словно сами собой на столике возникли ростбиф, салат и зеленый чай. И никто не мешал моим размышлениям.

Жуя мясо, я машинально проглядывал заголовки в свежей  газете, изучению которой я обычно уделял 10-15 минут после еды. Вдруг мое внимание привлекла небольшая реклама. Книжный магазин объявлял о распродаже. По-моему, книги шли чуть ли не на вес. Но это не важно, ибо я  понял, о чем беседовать с Коуни. О писательском ремесле. Скажу ему, что решил заняться сочинением научно-фантастических рассказов, и уже набросал несколько тем. И одна из них – как обычному человеку достается сверхзнание, и что он делает с ним. Сьюзен же я рассказал о своих тетрадях, чтобы посмотреть на ее реакцию и описать потом в рассказе.  
Маурицио Коуни был маленьким худым итальянцем. Он всегда смотрел на вас так печально и дружески, говорил таким проникновенным голосом, что хотелось немедленно излить ему душу. Это ему досталось от природы и он с успехом использовал его в своей профессии. Поэтому в ответ на мое заявление, он тихо и проникновенно пустился расспрашивать меня о моем отце и дедушке. Разозлившись на эту манеру все на свете объяснять детскими травмами, я чуть было не ляпнул, что моим дальним предком был писатель Лео Толстой. Но, подумал, что Коуни может его и не знать,  и просто сообщил, что решил немного разнообразить размеренную жизнь банковского служащего. Поверил ли мне этот макаронник, не знаю, но Сьюзен вроде бы успокоилась.

Впрочем, записывать я не бросил. Может быть, из чувства противоречия. Правда, теперь записывал  на нашей яхте. Сьюзен опять хотела звонить Коуни, но я сказал, что работаю над важным проектом, который принесет улучшение банку, поэтому мне нужно уединение. К тому же, после того случая с попыткой демонстрации я убедился, что часы, увы, передают информацию только тогда, когда я один. Так что я отводил судно в маленькую бухточку, которая была почти вся скрыта деревьями и совершенно не видна с воды. Только подойдя поближе, вы видели узкий проход и оказывались в полнейшем безмолвии. Высокие редкие сосны… Усыпанные сухими иглами холмы, круто падают вниз… Ни ветерка… Но, признаться, мне было не до окружающих  красот. В восемь вечера я вставал на якорь, где-то в полдесятого снимался. Рука не выдерживала. Если б я мог соединить часы с компьютером! Но я не хакер, я всего лишь банковский клерк.

Третью тетрадь я заполнил теорией путешествия во времени, четвертую – описанием возможности постройки космического города на полмиллиона жителей, пятую – списком 133 гуманоидных и 437 негуманоидных рас, шестую – какой-то высоконаучной абракадаброй, которою я записывал совершенно механически. Мне представлялся огромный маяк во Вселенной, бесконечно посылающий во все стороны информацию, информацию, информацию…. Теперь я понимаю, что  той стороне контакт был не нужен, был нужен медиум. Я мог нажимать на любые кнопки – поток не прерывался.  Сообщения  шли, шли и шли. .

Обратный переход к дому занимал минут двадцать-тридцать. Откровенно говоря, я боялся этого времени, потому что мне в голову постоянно лезла  проклятая мысль: НАДО ЖЕ ЧТО-ТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ! Но вслед за ней тут же возникал образ Сьюзен, набирающей номер Коуни. И я все откладывал и откладывал решение.

Помог мне неожиданный случай. Однажды Сьюзен впорхнула в дом, вся в радостном возбуждении.

- Дорогой, - с порога защебетала она, - угадай кто  будет нашим соседом? Я только что продала то бунгало на холме профессору астрономии. Милый, милый старичок. Он уже внес задаток и на этой неделе собирается въезжать. Нам надо будет нанести ему визит.

Профессора звали Теодор Кэмбелл. Лет ему было за семьдесят, но седина только добавляла привлекательности, поскольку он чертовски походил на Хэмингуэя (как раз мой младший писал о нем реферат). В своем темно-синем пуловере с ослепительно белым воротничком рубашки и черных брюках «папа Хэм» был неотразим. Он совершенно очаровал Сьюзен и она ему похоже тоже понравилась. Мы очень мило поболтали. Провожая меня, профессор сказал, что вообще-то он купил дом для отдыха, но мы можем запросто, по соседски бывать у него. Он всегда рад. А в качестве «вступительного взноса новичка»  он пообещал нам устроить экскурсию в обсерваторию.

В школе, узнав об экскурсии, Питера и Говарда нагрузили заданием сделать об этом сообщения об обсерватории для их классов. Они вооружились блокнотами и фотоаппаратами, а я… я взял тетрадь. Ту самую, с научным бредом. Про какие-то черные дыры, пульсары, квазары, зародыши миллионов Галактик и прочее.

Ребята ахали, глядя в телескопы, щелкали своими «никонами» и строчили в блокнотах, слушая объяснения помощников профессора. Тем временем, я отвел астронома в сторону.

- Мистер Кэмбелл, - голос  на  мгновение  предательски  дрогнул, - посмотрите вот это. Не отвергайте, а попробуйте прочитать. Возможно, это заинтересует вас.

Кэмбелл дернул щекой. Отстранить тетрадь, похоже, ему помешала только необходимость быть вежливым с гостем. Он в упор глянул на меня.

- Прошу вас, прочитайте, а потом я все объясню.

Профессор прочитал тетрадь за ночь. Так что следующим вечером я был в его бунгало. Я описал все произошедшее и показал тетради. Кэмбелл выслушал рассказ молча, только крутил в руке стакан сока. Когда же я умолк, настала такая тишина, что было слышно тиканье наручных часов профессора. Потом он спросил:

- Часы при вас?

- Конечно. Но ведь они работают только тогда, когда я один.

- Разумеется. Сделаем так. Я выйду, а вы  что-нибудь  запишите.

На этот раз я записал краткое сообщение о возможности перехода от белковой пищи к непосредственному усвоению электромагнитного излучения. Кэмбелл задумчиво потер лоб.

- Вы понимаете, ЧТО это значит?

-  Да, профессор. Поэтому  я у вас. Я  думаю о мире.  О  прекрасном,дивном, новом мире. – И я сказал ему то, что сказал Сьюзен. О планете без копоти, гари и грохота, без войн и голода, с чистой природой и открытой для Космоса.

- Хорошо, если вы действительно так думаете, мистер Мак-Доннел. А впрочем..  Понятно. Вам нужен авторитет. Конечно, конечно… Кто я такой, чтобы заботиться о судьбах мира? Не может быть, невероятно. И так далее. А вот ученый – да, он может, он умеет….

- Профессор…

- Давным-давно,  еще  мальчишкой  я прочел  Толкиена.  Я помню про этот поход, чтобы уничтожить кольцо Всевластья. Абсолютная власть разрушает мир, а абсолютное знание? «Когда человек узнает, что движет звездами, Сфинкс засмеется и жизнь на Земле иссякнет». Это было написано в Древнем Египте, на базальтовой скале близ Абу-Симбела. Когда Энштейн думал о теории относительности, предполагал ли он Хиросиму, Нагасаки и атолл Бикини? Как объяснить первобытному охотнику, что нельзя попасть стрелой в солнце? Я слишком хорошо знаю людей. Мой вам совет – уничтожьте Кольцо.  Вы ведь в сущности этого хотите?

Если бы тогда он этого не сказал! Ведь сколько раз такой вопрос я задавал себе сам. Но одно дело спрашивать самому, а другое – когда спрашивают у тебя. Говорят «Вы этого хотите?», но подразумевают «Ты неудачник»?.

- Профессор, - медленно произнес я, - если бы Колумб рассуждал так  как  вы, он никогда не открыл бы Америку. В конце концов, благодаря именно ему мы беседуем сегодня здесь. Этот генуэзец вырвал людей из душных объятий старушки Европы и дал им лучшее, что у него было – новую страну, страну надежд. И я думаю, что сейчас мы должны поступить так же. Мы сделаем этот шаг. Мы вырвемся из объятий старой Земли и обретем новую планету и новую страну свободы – уже в Космосе!

Кэмбелл искоса посмотрел на меня:

- Может быть, может быть… Но только не мы, а вы. Колумб.. Подумайте об истребленных индейцах, об уничтоженных государствах, об Испании, раздавленной потоком дешевого золота из колоний. Нет. В этом спектакле я предпочту роль зрителя.

-3-
Ну что же, как говорится, надо было поднимать паруса и выходить в открытое море. Надо было знакомить мир с тем, что его ждет. Я решил все-таки начать с малого. Среди моих сообщений была детальная инструкция по модернизации автомобильного мотора, после чего он мог работать и на воде (даже морской), и на бензине. Взяв ее, я пригнал наш «джип» на автостанцию и попросил его доработать. Изменения были не так уж сложны и через неделю я получил готовую и незаправленную (как я просил) машину. Я влил в бак немного бензина, так чтобы хватило до укромного места в лесу, добрался до него и приступил к действию.

Со странным чувством я вливал воду в бак, садился за руль. До этого я еще сомневался в реальности происходящего. Но звук работающего двигателя, едущий джип – все это было реальнее некуда… Сначала я решил направиться к дому и предъявить машину Сьюзен. Но автомобиль, работающий на воде?… А вдруг она решит, что это розыгрыш? Между тем из-за поворота показалась наша церковь – ничем не примечательное стандартное прямоугольное здание с двускатной крышей и небольшой колокольней над входом. А если - мысль была совершенно неожиданной – мне заняться благотворительностью? Я тормознул  и отправился к Томасу Сэлиндгеру, нашему духовному отцу. Толстяк был чем-то расстроен. Оказалось, что он собирается навестить семью Веласкесов, иммигрантов из Сальвадора. У младшего, восьмого ребенка – Марии-Луизы – сильно болят почки и родители уже ждут худшего. Склонный к театральности падре горестно заламывал руки:«Боже! Боже! На тебя вся надежда!».

Слушая его печальную речь, я  сообразил, что мне надо сделать. В моих тетрадях была запись о способе лечения болезней потоком управляемых космических частиц. Да, это было то, что нужно. Но прибор надо было сделать, и я, пожелав святому