1990 год. Суточное дежурство

Почти в самом центре Города,  на живописной гранитной набережной,  укрытой  в  летний зной тенью высоких тополей, а в зимнюю стужу открытую всем ветрам,  беспрепятственно  гуляющим среди обледенелых скамеек и обнаженных,  покрытых инеем ветвей и стволов, в нескольких мрачновато-старинных, непреступно-основательных,  охраняемых,  если верить облупившимся табличкам, государством зданиях располагалось образцовое военное училище, выплескивающее каждый год огромное количество новых защитников Родины,  разъезжающихся по самым дальним,  не нанесенным ни на одну  нашу карту,  уголкам страны,  сохраняя в сердцах светлую память о годах проведенных в Городе и  лелея  в  душе  надежду когда-либо сюда вернуться.
Похожие на соседние дома своей архитектурой здания училища выделялись  некоторыми  несущественными  деталями  своего оформления: паутиной решеток на окнах, многочисленными ощетинившимися рядами колючей проволоки над заборами, металлическими серыми воротами под арками,  кокетливо и ненавязчиво  украшенными   огромными  красными  звездами,  исполненными  своего величия солдатами,  внимательно и придирчиво проверяющими пропуска у всех входящих и выходящих,  видя в каждом, как их учили,  потенциального врага и шпиона, пытающегося разгласить великую  тайну  расходования  налогов "всяких прочих гражданских лиц". С особой тщательностью охранялся вход в курсантскую столовую, находившуюся в более современном здании, чуть в стороне от учебных корпусов училища и казарм. По всей видимости секрет возможности  приготовления  чего-либо съедобного из того,  что привозилось со склада и не было утащено по дороге, имел особое стратегическое значение и не давал спать спокойно многочисленным представителям западных (а теперь может быть  и восточных) спецслужб.  А может быть командование училища опасалось, что кто-нибудь из мамаш, постоянно маленькой толпой пускавших слезу под окнами казарм,  как будто бы только сейчас поняв на что они обрекли своих сыновей,  не воспротивившись своевременно их неосознанному всплеску романтизма или неожиданно прорвавшемуся из неизведанных глубин человеческой души,  Бог знает, чем занесенного туда чувства долга, так вот, вдруг кто-нибудь из наиболее любящих мамаш прорвется на кухню и испортит  то,  что  в военном  обиходе называется кашей,  куском обычного сливочного масла.
По утрам,  перед началом занятий,  по улице, вдоль которой тянутся учебные корпуса, под звуки бравого марша, прививающего любовь к прекрасному жителям всего микрорайона, сквозь утреннюю темень,  которую не способен  рассеять  свет,  залепленных снегом фонарей,  сквозь ветер и метель идут,  ежась от холода, но неизменно вытягивая тощие шеи из грубых воротников и поднимая,  еще недавно не знавшие бритвы,  подбородки, шеренги курсантов.  Через головы товарищей они пытаются увидеть, стоящих на тротуаре, начальника училища и других представителей командования,  красиво рассказывающих на занятиях о строевой стойке и  правилах отдания воинской чести (благо ее хватает с избытком на весь срок службы),  но давно уже  неспособных  поднять руку к козырьку, так как, натягивающаяся на выпирающем животе, шинель упорно тянет локоть вниз,  а воротник впивается в раскрасневшийся  на ветру загривок.  Смотрят на них курсанты и верят,  что сами они до конца службы сохранят определенные уставом подтянутость и выправку,  верили в это когда-то и те,  кто теперь стоит на тротуаре.
В это  же время с ближайшей трамвайной остановки, склонив головы,  чтобы защитить лицо от ветра, тянется толпа офицеров. Некоторые здороваются, переговариваются между собой, несказанно удивляя редких прохожих, способностью различать  друг  друга  в плотной серой массе.
Начинается очередной рабочий день.
Виктор Суханов,  а точнее капитан Суханов, миновав вход в вычислительный центр, где вот уже два года он проходит службу, направился в сторону медсанчасти.  Подскочившая вчера вечером, температура,  видимо,  явившаяся результатом воскресной лыжной прогулки,  и проведенная в полубредовом состоянии ночь, как он считал,  давали ему право обратиться к врачу.  Довольно быстро получив  дозу таблеток и рекомендацию освободить его от исполнения служебных обязанностей сроком на три дня, Виктор вернулся на ВЦ и,  написав соответствующий рапорт, понес его начальнику лаборатории - подполковнику Петрову.
Тот, по-отечески  вникнув в суть дела,  поставил Суханова по стойке смирно и кратко изложил свой взгляд на поднятый вопрос. А именно, что впредь заболевшие во вне служебное время, а тем более в выходные дни,  будут рассматриваться как членовредители со всеми вытекающими от сюда последствиями, так как, не вылечившийся за субботу и воскресенье,  офицер просто не желал лечиться,  а  пытался использовать отсутствие здоровья с целью отлынивания от службы.  По мнению Петрова, вероятность заболевания  в воскресный вечер была настолько мала, что о ней и говорить не имело смысла.
- Кругом! Шагом марш.
И Петров снова склонился над текстом  приказа, пришедшего в  разъяснение  инструкции по исполнению директивы,  введенной другим приказом две недели назад.
Когда Суханов  выходил  из кабинета начальника,  внутри у него дрогнула какая-то струна,  задетая напутствием, и он, как ему показалось, понял, что да, действительно, в условиях сложной международной обстановки, когда агрессивность империализма и т.д., его забота о собственном здоровье выглядит крайне эгоистично,  а, осознав это, Виктор в который уже раз полноправным членом дружной офицерской семьи и с радостью отправился выполнять обязанности дежурного инженера.
Только сейчас он заметил,  какая непривычная тишина стоит в коридорах ВЦ.  Из дисплейных классов были выгнаны все лишние люди,  в каждом классе находился офицер, следивший, чтобы курсанты громко не разговаривали, не писали на столах, не царапали дисплеи и не выходили в коридор.  Все сотрудники ВЦ,  кроме тех, чье присутствие было необходимо для сопровождения учебного  процесса,  разбрелись  по училищу,  некоторые по делам,  а большинство поболтать со знакомыми,  лишь бы не маячить на рабочем месте.
Виктор вспомнил: ВЦ готовился к визиту, недавно прибывшего,  нового начальника училища,  отлично справлявшегося с обязанностями "новой метлы",  который именно в  этот  понедельник собирался посетить машинные залы с целью проверки их состояния и соблюдения распорядка дня.
В машинном  зале было свежо,  мерно гудели  кондиционеры, периодически начинало стучать АЦПУ.
Виктор, прислонившись  к перфоратору,  рассеянно наблюдал за действиями,  сидевшей к нему спиной перед экраном  дисплея, Ирки - оператора.  Мысленно он жаловался на судьбу: вечно ему везет,  опять оказался дежурным во время проверки. Оно, конечно,  ничего страшного.  Начальник училища - целый генерал - не будет он опускаться до какого-то капитана, но с другой стороны...
- Витек, - прервала его мысли Ирка: - Диск поставь.  А?
Он вздохнул  и отправился в дисковую,  по пути обнаружив, что линолеум фальшпола натерт "самоблеском" только около входа в зал,  там, где по предположению начальства должен стоять генерал, если он вообще сюда зайдет.
- Монтируй, - вернувшись, сказал Суханов.
В это время распахнулась дверь, и в зал вошел генерал-майор  Чичев  - начальник училища.  "Человек человеку волк"- так расшифровали его фамилию  сотрудники  училища,  познакомившись поближе с новым начальником. Навид, правда, в нем не было ничего волчьего и вообще звериного, он больше походил на  колобок, но по едва уловимому блеску в глазах и хорошо поставленному,  но давно уже сорванному в тиши своего кабинета во время общения  с  подчиненными,  командирскому голосу внутри колобка чувствовался железный характер и незыблемая априорная  вера  в свою  правоту в любом,  даже еще не возникшем,  вопросе,  вера свойственная большинству, достигших определенных высот, офицеров, вера, которую не способны поколебать никакие, хоть трижды обоснованные, доводы, если они не исходят сверху.
За генералом, на весьма почтительном расстоянии, склонившись вперед то ли из-за боязни упустить хоть слово из  возможных распоряжений,  то ли из-за воспитанной годами службы в армии привычки чувствовать себя даже ростом ниже  командира, шел замначальника  ВЦ подполковник Слабов Александр Николаевич. По его воспаленным глазам было видно,  что с тех пор, как выяснилось, что из-за командировки начальника ВЦ, ему, Слабову, придется встречать генерала,  он все ночи проводил в тоске и кошмарах.
Суханов вытянулся и,  не смея оторвать  глаз  от  предела мечтаний  любого  добросовестного  офицера  -  больших золотых звезд на генеральских погонах,  представился, чувствуя невольную противную дрожь в коленях.
Слабов тем временем,  сдвинув брови и сложив губы трубочкой,  что-то пытался показать Виктору глазами, точнее, как казалось одним глазом,  потому что вторым он неотрывно  наблюдал за генералом,  который остановился за Иркиной спиной и тяжелым недобрым взглядом смотрел через стекло перегородки на,  кокетливо подмигивавший ему многочисленными лампочками, пульт машины. Суханов опустил глаза и увидел расстегнутую пуговку на кармане рубашки.  Застегнул, заметив с каким облегчением вздохнул при этом Слабов.
- Так,  - изрек генерал сиплым голосом: - Здесь у вас, на мой взгляд, все в порядке. Вот только, - Слабов еще больше подался  вперед  и  часто  заморгал.  - Вот только этот машинный язык,  - генерал кивнул на экран дисплея, где периодически появлялись системные сообщения.
- Это, английский,  - непроизвольно вырвалось у Ирки, и от смущения она еще ниже опустила голову.
- Тем более!  Почему наши советские курсанты должны  общаться  с ЭВМ на английском языке?  Вот вы,  товарищ капитан, как считаете?
Суханов вновь вытянулся:
- Это сообщения операционной системы,  товарищ генерал-майор, а система американская.
- Плохо,  плохо,  - повернулся генерал к Слабову, который мгновенно   побледнел как полотно.  - У вас такой большой штат офицеров-программистов,  наверное, человек пятнадцать.  Неужели вы  не  можете  сочинить нашу систему на нашем русском языке? Вставьте этот пункт в план работы центра на  следующий  месяц. Американскую не уничтожайте, на ней курсанты будут изучать недостатки программистов вероятного противника.
Слабов жалобно молчал, на лбу у него выступил пот.
- Почему мы,  имея такую передовую военно-научную  мысль, должны  пользоваться какими-то там американскими системами! - генерал возмущенно тряхнул седым чубом: - Идемте дальше.
Но тут произошла заминка. Слабов не мог решить: то ли ему вперед и открыть дверь,  то ли отступить на шаг  в  сторону  и пропустить начальника.  Пока он стоял в нерешительности, отражая на лице бурный мыслительный процесс, генерал вышел в коридор.
- Кайфовый у вас командир!  - засмеялась Ирка: - Особенно в вопросах вычислительной техники.
- У всех у нас одинаковые командиры.  Все парад окончен,- вздохнул Суханов: - Я пошел на перекур.
В коридоре ему вспомнился чей-то рассказ о посещении  Чичевым  одной из кафедр.  Уже под конец обхода генерал заметил, торчавший из стены, провод.
- Что это? - последовал грозный вопрос.
- Проводник, - нашелся один из преподавателей.
-