смысле, что гусь свинье не товарищ, и так далее, но и он в конце концов сдался под натиском крепких напитков. Особенно Майяпану нравилось дорогие заморские вина. Были они похлеще сакэ, и Майяпана с восторгом думал: «Живут же люди!» Ему еще ни разу не приходилось бывать в Европе, и он завидовал ее обитателям. Он разделся по пояс, потому что стало жарко, и все увидели с кем имеют дело. Сложен Майяпан был по-богатырски. Огромные руки и широкие плечи с горой тугих мускулов любого могли заставить уважать Майяпана. Но только не Ваноути. Он лез обниматься, и они даже троекратно облобызались и поклялись в вечной дружбе.
Язаки не участвовал в их братании, а переваривал то, что услышал от старшего черта Майяпана.
Оказалось, что арабуру прилетели на воздушных лодках. Правда, Майяпана называл их как-то по-другому, но Язаки перевел именно так – воздушные лодки, парусники, а точнее – летающие джонки. Ну да, как еще можно было назвать то, что летает? Летающая джонка! Никак иначе. Язаки даже самому понравилось, однако он не подал вида, что ему такое название в диковинку, и правильно сделал. Зато Майяпан проболтался о планах завоевания Нихон. Спрашивал у Язаки, когда же прибудет следующая партия арабуру – уж очень хочется домой. О доме самого Майяпана Язаки побоялся расспрашивать, чтобы не попасть впросак, зато совершенно случайно разузнал о планах по переселению. Оказывается, черти разведывали обстановку и помогали арабуру заселять страну. Фиг вам всем, подумал Язаки. Как же, заселили! Этими, голопузыми! А еще понял Язаки, что черти эти у самых кецалей что-то вроде ниндзюцу для разведки. Сплошь черные нелюди. Если бы Язаки еще знал о существовании песиголовцев, он бы вообще пришел к выводу, что на его бедную страну обрушились все мыслимые и немыслимые беды. Но о существовании песиголовцев он даже не догадывался и не имел понятия, что очень скоро столкнется с одним из них.
Пока он обдумывал все услышанное, Майяпан, как ни странно, успел напиться. Дед Ваноути не напился, а этот напился. Стал размахивать руками, буйствовать, кричать, что он самый старший и самый грозный черт. Пару раз случайно задел Ваноути так, что тот волчком отлетал в ближайший угол, но возвращался и с восхищенным обожанием глядел на Майяпана.
– Ова! Ова! – твердил он, и они снова пили.
Наконец старший черт Майяпан выкрикнул страшное слово:
– Армагеддон! – опрокинулся на спину и захрапел.
Ваноути возгордился:
– Слабы они против нас! Слабы – пить не умеют!
– А ты умеешь? – насмешливо спросил Язаки, который к этому времени уже окончательно протрезвел и прикидывал, как бы им побыстрее отсюда убраться. Плохое было место. Ненадежное. Как меня сюда занесло? – с удивлением подумал он, рассматривая закопченные стены. Каким боком? Ничего не помню. Пить надо чаще! Ведь мы куда шли? Мы тихо и спокойно шли к капитану Го-Данго. Значит, нам надо на Слияние. Так какого черта, спрашивается?!
– Я умею! – выпятил сухонькую грудь Ваноути и полез выяснять, что случилось с его другом, а потом как завопит:
– Он мертв! Кто-то украл его дыхание!
– Иди ты! – только и успел выказать свое мнение Язаки.
За этим занятие и застали их возмущенные обитатели квартала каменотесов. Вначале они очень испугались и бежали, не разбирая дороги, до границы квартала. Там они долго приходили в себя, вытирая пот, и все поглядывали, нет ли погони.
– Вот куриное дерьмо! – говорили они.
– Я одного видел. Огромного, как императорский дворец, – рассказывал кто-то.
– А я другого, с жалом вместо языка, – вторил еще кто-то.
– Нет, жала у него не было, у него был волшебный катана, – возражал третий.
– Да, да! Факел, факел! И нагината!
– А еще…
– Тихо! – повысил голос самый главный содержатель притона, заросший, как медведь, и не стриженный много лет. – На разведку надо идти…
– Вот ты и иди! – посоветовали ему, сплевывая от нахальства. – Твой притон, ты и иди!
– Я-то пойду, – смело ответил хозяин притона «Уда», что значит «прекрасный». – Я-то пойду, но ведь и вы потом захотите опохмелиться?
– Это верно, – подумав, согласился за всех самый умный завсегдатай. – Мы как-то не подумали. Извини. Говори, что делать? Оро?!
– Подкрадемся и кинемся все разом, – хозяин харчевни показал, как это надо сделать.
Поверили, но все еще сомневались:
– А если они кого из нас зашибут? Вон у них какой здоровяк!
– Ты что, хонки боишься? – устыдили его.
– Да нет, не боюсь, но остерегаюсь. Хонки, они ведь разные бывают.
– Хонки теперь все наши. Не дрефь! Они теперь только арабуру пугают, а своих не трогают.
– Так чего же они кричали?
Недоуменно пожимали плечами – мол, чего только на белом свете ни бывает.
– Я недалеко отсюда давеча видел песиголовца, – начал один. – Он что, тоже из наших?
– А кто его знает?
– Ну идем, что ли?! – гнул свое хозяин харчевни, размахивая для острастки погнутым вакидзаси.
– Ты погоди, я не досказал,
– Ну, говори!
– Этот песиголовец человечину жрал.
– Да ты что?!
– Клянусь здоровьем моего господина!
– Ова! Ова!
– Оро?! Оро?!
– Да, это серьезно.
– Очень серьезно.
– Погибнем за жалкие три бу.
– Это точно…
Тяжело вздыхали. Снова расселись на развалинах, чтобы обсудить свежую новость.
– Что, прямо вот так и жрал?
– А ты давно видел Оки-скотника?
– Да, почитай, дней десять.
– Так это был он!
– Ну ты даешь?! А что ж ты молчал?!
– Да забыл по пьянке, что б ей!..
Кто-то подтвердил:
– Он не просыхает целую сэкки.
– Зря вы так переживаете. Люди каждый день помирают, – успокоил хозяин харчевни.
– Да иди ты! – послали его и даже отвернулись в знак презрения.
– Я бы этого песиголовца голыми руками задушил! – пообещал кто-то и тяжело вздохнул.
– А мы бы зубами загрызли! – поддакнули сгоряча.
– Ну что будем делать-то? –- покрутили сразу трое носами.
Их поняли буквально:
– Как обычно – выпьем и подумаем.
– Да, без пива здесь не обойтись…
– И без сакэ тоже…
Все почему-то с надеждой посмотрели на хозяина харчевни.
– Ну что, идем?! – он снова завел старую песню, но теперь не так уверенно.
– Да погоди ты! – махнули на него рукой. – У нас дела.
– Знаю я ваши дела – боитесь! – наступал хозяина харчевни.
– Ничего мы не боимся! – ответили ему грубо. – Просто не хотим рисковать.
– Ладно. Ставлю всем бочку сакэ.
Почесали затылки:
– За такое дело бочки мало. А если кого-то из нас убьют?
Подтвердили:
– Харчевню отбить, это серьезное дело. Это не в храм сходить. Они там, наверное, все уже повыпили.
Хозяин харчевни заскрипел зубами:
– Ладно! Две бочки! – и с огорчением махнул погнутым вакидзаси.
– О! – обрадовались. – Это другой разговор. Только сразу надо кидаться, чтобы они ничего не поняли.
– С разных сторон. А то если опомнятся, пиши пропало.
– Не опомнятся, – подбадривал всех хозяин харчевни. – А если и опомнятся? У нас вот что есть! – и со свистом рубил воздух гнутым вакидзаси.
Кто-то с сомнением посмотрел на негодное оружие, но промолчал, зато все достали кривые индийские ножи и разные кастеты. И отправились назад. Страшно было до колик в животе, но шли. Правда, дошла ровно половина храбрецов, но и этого хватило.
Стали они заглядывать во все щели и увидали следующую картину. Огромный белотелый демон валялся пьяный, а сухонький чаморошный дедок причитал над ним, как над покойником. Третий демон сидел отрешенно и потягивал пиво.
– Первый раз вижу, чтобы демоны пили, как скорняки, – прошептал кто-то.
– Значит, это не демоны, – догадался хозяина харчевни.
– А раз не демоны, то чего мы здесь стоим?! – расхрабрились они и бросились в атаку, подталкивая друг друга в спины.
***
Чудные были эти мгновения. Больше Натабура в своей жизни ничего подобного не испытывал и ни разу не летал. Но и одного раза хватило, чтобы желудок пару раз вывернуло наизнанку, хотя он был и пустым уже целую луну.
Увидел он с высоты птичьего полета и океан по обе стороны, и маленькую горку – вулкан Фудзияма с дымком, и голубые реки, и черные пропасти – кахи, которые в народе назывались скалистыми воротами, в которых люди прятались в лихие годы. Все это ему очень понравилось, но не понравилось летать. А учителю Акинобу хоть бы что: знай себе, кричал от восторга и размахивал руками, приглашая к веселью. Натабура хотел крикнуть: «Бу-коросу!» , да передумал и решил пройтись по твердой земле, а не парить в ненадежной синеве. Как только он об этом подумал, они с учителем Акинобу стали опускаться. Было ли это совпадением, или сила сутр закончилась, никто из них ничего не понял. Только опустились они туда же, откуда и улетели – в столицу Мира. И не куда-нибудь, а прямо во двор дома, где их ждали друзья: Афра, Баттусай и Митиёри. Цепи мгновенно опали, мало того, он тут же рассыпались в прах, превратились в ржавчину, словно только и ждали этого момента. И густая трава выросла там, где они лежали, похожие на рыжих змей.
Радости не было предела. Афра прыгал и норовил лизнуть Натабуру в губы. Баттусай орал:
– О Дух, сияющий в небе!
Даже Митиёри, забыв о Ваноути, тоже кричал:
– Ова! Ова!
Один Баттусай, недаром что слыл синоби мэцукэ , вовремя крикнул:
– Данконы!
Бесконечное напряжение, в котором они все находились все эти дни, спасло им жизнь – все среагировали очень быстро, и прежде чем три десятка стрел нашли своих жертв, попрятались за различными укрытиями: за повозкой, за поленицей, за деревьями. Поэтому никто не пострадал, только Афра получил стрелу в хвост, потому что не успел его поджать под себя. Но он перекусил и в мгновении ока выдернул стрелу из раны.
А потом они побежали. Натабура на ходу прилаживал кусанаги за плечи, а на шее у него уже вовсю болтался радостный годзука, который сам, впрочем, как и кусанаги, прыгнул в руки. Оказывается, все это время они находились здесь, в доме, где хоронились Баттусай, Афра, Митиёри и генерал Го-Тоба, который покинул укрытие, чтобы в конце концов превратиться в арара – самого главного демона ужаса. Стоит ли упоминать, что Акинобу также самым волшебным способом получил свой белый посох из корейского дуба, в котором прятался стальной клинок.
Дом ювелира Хата Кансукэ стоял не на центральной улице, как у большинства зажиточных представителей этой солидной профессии, а в глубине квартала, к нему вели узкие мрачные переулки, по которым к реке Ёда стекала грязная вода. Прохожие пробирались к своим домам, утопая по щиколотку в нечистотах. К тому же верхняя часть квартала располагалась в предгорье, и улицы были крутыми, а после непогоды – скользкими и трудно проходимыми. В этом был большой плюс, ибо Хата Кансукэ занимался контрабандой, и ему не нужно было афишировать свой бизнес. Для прикрытия он держал лавку в центре города, недалеко от базара Сисява, рядом с аллеей пихт и Поднебесной площадью. В этой лавке он продавал то, что разрешали власти: изделия из золота и серебра, а также поделки из кожи, бархата, парчи и моржовой кости, оружие варваров из Европы, которое попадало бог весть какими судьбами в Нихон, безделицы варваров оттуда же, применение которым никто не мог найти, как то: сломанные часы, табакерки, чесальные палочки, блохоловки, астролябии, секстанты, негодные пистолеты, аркебуза и даже компас без стрелки.
Все эти вещи мало кого интересовали, разве что любителей иноземных диковинок, однако они придавали лавке вес и
