проскользнул между чанами, и был таков, отделавшись лишь опаленным задом. Еще больше испугались кэбииси и корзинщики, которые держали цепи и чугунные шары, а также жрецы. Они попадали на землю и стали расползаться кто куда. Еще раньше испарились, как иней на солнце, Тла со своим господином за плечами, городские стражники и простой люд, не говоря уже о цукасано гэ, которые особенно остро ощущали себя неуютно в родной стране. Черный Мурасамэ почувствовал себя щенком и, поджав хвост, мгновенно зарылся в кучу дров. Во всеобщей панике никто не обратил никакого внимания на то, как Акинобу и Натабура преспокойно взлетели над кипящими чанами и вместе с раскаленными добела цепями и прикованными к ним чугунными шарами величиной с бычью голову и растворились в голубых-голубых небесах.
Так счастливо закончил этот праздник, не успев начаться.
Глава 5.
Миссия капитана Го-Данго
Если бы еще год назад кто-нибудь сказал капитану Го-Данго, что он сменит катана на крестьянскую мотыгу, он вбил бы этого человека по пояс в землю и был бы по-своему прав, ибо испытывал бесконечное смущение, порожденное множеством проблем. И главная из них – ему приходилось ходить, дышать и, вообще, жить согнутым, а это не способствовало укреплению духа самурая. Да и жизнь без привычного движения в седле приводила его в уныние, хотя и в таком существовании были свои плюсы: он научился думать. До этого он не замечал в себе подобных талантов, и это единственное маленькое открытие чуть-чуть да грело душу капитана, да еще, пожалуй, крохотный огонек свечи, отбрасывающий на мрачные стены подземелья еще более мрачные тени.
Участник двух сражений: под Фудоки, в ущелье Хитамити, и под Цуяма, он попал не в ближайшие и не в дальние провинции, где вовсю рыскали отряды арабуру, а в столицу Мира, казалось бы, в пасть врагу. Но в этом поступке был тонкий расчет, – где лучше всего спрятаться? Естественно, под носом у охотника.
Впрочем, выбора у него не было – три стрелы в теле и резаная рана поперек груди от огненного катана заставили его спасителей искать столичных врачей. В общем, как бы там ни было, он очнулся только через десять дней. Рядом сидел человек, поклевывая носом, догорала свеча, и было так трудно дышать, словно на грудь одновременно взгромоздились три слона и топтались вовсю.
Человек встрепенулся и привычным движением поднес к губам капитана тряпицу, смоченную водой.
– Кто ты? – с трудом спросил капитан Го-Данго.
– Слава Будде! – несказанно обрадовался человек. – Заговорили!
– Ах… да… – прошептал капитан и стал что-то припоминать: долгую тряску на повозке, которая превратилась в пытку, и заботливые руки оруженосца. – Гэндзабуро…
– Да, мой господин, это я, – наклонился человек.
От него пахнуло, как от мертвеца – то ли гнилыми зубами, то ли пустым желудком. Но капитан Го-Данго так устал, что ему были безразличны запахи. Его почему-то больше всего волновала петушиная нога, подвешенная под потолком на веревке, обросшей жирными хлопьями пыли. Петушиная нога казалась ему самым жутким предметом в комнате. Много ночей она преследовала его в кошмарах. Он боролся с ней, убегал от нее, а она нагоняла его и душила, душила. Теперь же она показалась ему самым безобидным предметом, и капитану стало легче. Но он еще, нет-нет, да и поглядывал на нее с подозрением, боясь, что она оживет.
– Ну ты и постарел… – косясь на петушиную ногу, заметил капитан Го-Данго, – постарел… – и провалился от бессилия в спасительный сон.
Он помнил Гэндзабуро почти мальчишкой, которого подобрал в какой-то далекой северной деревне, где властвовали голод и холод, и сделал его асигару . А угадав в нем черты преданности, приблизил к себе в качестве оруженосца. И из мальчишки получился воин. Теперь же рядом сидел человек с маленьким сморщенным лицом старика.
В следующий раз капитан очнулся уже от утренней свежести. Он лежал под навесом, укрытый по самый нос толстым пуховым одеялом, и все равно мерз, хотя лето еще даже не было на исходе. Ледяные струйки воздуха проникали под одеяло и, как шила, вонзались в тело. Капитан Го-Данго застонал. Рядом тотчас возник Гэндзабуро, заботливо подоткнул одеяло и взбил подушку. Какой я слабый, подумал Го-Данго, с любопытством рассматривая собственную руку и не узнавая ее. Рука больше подходила мертвецу, чем живому человеку – жилистая и сухая, она была словно обтянута пергаментом, а не кожей. В тот момент, когда Гэндзабуро приподнял его, капитан кинул взгляд вдаль, увидел сверху далекую синюю реку, холмы, купы деревьев и город. Это было место, которое называлось Слиянием. Две реки – Ёда и Окигаву – сливались, образуя новую – Каная, которая, вырываясь на равнину, петляла до горизонта и дальше – до самого моря, за которым не было земли, потому что никто не знал, как далеко оно простирается. Правый берег в месте слияния был высоким и обрывистым, здесь издревле монахи рыли пещеры и селились в них. Теперь монахов нет, подумал Го-Данго и незаметно для себя уснул.
Через день он начал вставать, а через пять-шесть уже самостоятельно выходил подышать до жары свежим утренним воздухом и полюбоваться на синий простор, открывающийся со Слияния.
Тихо и незаметно приходил врач. Бормотал что-то о слабой груди, и Гэндзабуро поил капитана козьим молоком с медом и цветочной пыльцой.
– Мяса бы, да нет… – сетовал Гэндзабуро.
– Сам… сам отведай! – приказывал ему капитан, стискивая зубы и отводя руку с молоком. – А то смотреть страшно.
Маленькое морщинистое лицо Гэндзабуро наводило тоску. Неужели и я такой же? – думал Го-Данго.
– Да мы как-нибудь проживем… – бормотал, отворачиваясь, Гэндзабуро – Мы привычны. А вот вы…
И все-таки капитан заставлял его выпить глоток-другой лечебной смеси. Ну и хорошо, удовлетворенно думал он, засыпая, ну и отлично. К давнему шраму через всю правую половину лица и к двухгодичному шраму на спине, полученному в бою с Богом Яма, добавился третий наискосок груди, похожий на веревку вишневого цвета, и три помельче, но глубокие – от стрел: на шее, на плече и на колене. Иному смертному хватило бы малой толики от этих ранений, чтобы уйти в область за Луной. Один лишь капитан Го-Данго был способен выдержать столько напастей в полной мере и не умереть. Он и не умер, но чах и постепенно из бойца превращался в тень, только в очень большую, он и эта тень с каждым днем все уменьшалась и уменьшалась. Силы покидали его. Гэндзабуро ничего не мог поделать, только жалостливо качал головой.
Весть о том, что в брошенном монастыре поселился капитан Го-Данго, как-то сама собой разнеслась по округе, и к капитану потянулись люди. Они сидели на земле со своими котомками, не смея войти, и Гэндзабуро гонял их бамбуковой палкой:
– Господин сегодня болен, – обычно ворчал он. – Приходите через три дня.
Ему никто не смел перечить, однако никто и не думал уходить, люди лишь пересаживались на новое место, подальше от ворчуна, таща за собой котомки. С рассветом они в преддверии появления иканобори скрывались в кустах, в которых вились тропинки, а на следующую ночь появлялись снова, и все повторялось с точностью движения светила: бамбуковая палка, бурчание Гэндзабуро и котомки. В котомках оказывалось немного еды и лекарства: барсучий и медвежий жир, растирки на змеином яде, травяные настойки, коренья и лечебные порошки.
– Что там у тебя сегодня? – спросил капитан Го-Данго, уловив запах мяса.
– Крысу принесли, – нехотя ответил Гэндзабуро.
– Давай хоть крысу, – согласился капитан.
– Да они ее всю сами обглодали. Остались одни лапки.
– Давай лапки, люди все же старались.
Капитан с жадностью все проглотил, разобрав, что съел кусочек горелой шерсти, немного костей, сухожилий и когти.
– И на этом спасибо, – пробормотал он.
Организм требовал мяса, его нельзя было ничем заменить. Ночью, покашливая, капитан вышел наружу. Его уже ждали, но не друзья и не товарищи по оружию. Внезапно разлился неяркий свет, и тот, кого он, прикрывшись рукой, увидел, привел его в трепет: перед ним стоял грозный Старец. Го-Данго не был с ним знаком, но сразу узнал. Это был один из Трех Старцев, живущих в горах Ямидзо, в монастыре Проклятых самураев, далеко на севере.
– Встань! Встань! – тихо, но властно велел Старец. – И слушай меня. К тебе будут приходить самураи. Твоя задача формировать из них отряды и ждать приказа.
– Слушаюсь, сэйса! – вымолвил капитан Го-Данго, цепенея.
– Отряды будешь размещать в окрестных городках под видом крестьян и торговцев. Для связи я дам тебе голубей.
– Я не смею ослушаться, – ответил капитан, – да немощен и не набираюсь сил. Помру, должно быть.
– Это дело поправимое, – сказал Старец и положил сухую прохладную руку на горячий лоб Го-Данго.
Капитану Го-Данго сделалось очень и очень хорошо, и он проснулся. В ушах все еще стоял голос великого Старца. От неожиданности Го-Данго подскочил, словно его ужалила пчела, и выбежал из пещеры, ни разу при этом не задев, как обычно, головой потолок и петушиную лапку. Да и бежал он, как пятнадцатилетний пострел, только не замечал этого.
Снаружи было темно, хоть глаза выколи, но меж знакомых очертаний тополей и кустов маячила чья-то голова. Он понял, что ему все приснилось, что не было ни Старца, ни его прохладной руки, только почему-то лоб до сих пор хранил память о прикосновении и уже ничего уже не болело.
– Я выздоровел, больше ничего не приносите, – расстроено сказал капитан в ночь неизвестно кому.
– Да разве мы смеем… – выступил из темноты человек. Выглянула луна, и капитан в нем узнал старого сослуживца Икэда Сёэмон.
– Ты здесь, Икэда?
– Да, таратиси кими. А еще Кога Сабуро, Гэнго и все наши.
– А больше никого не было?
– Нет, сэйса. Разве этого мало?
– А старика? Старика не было?! – Го-Данго подался вперед, жадно слушая ответ.
– Нет, старика не было… – недоуменно оглянулся в темноту Икэда: – Гэнго, ты никого не видел?
– Нет, – в отдалении замаячила белая фигура, неосторожно бряцнув оружием. – Никого не было. Мы свое дело знаем.
– А… ну да, – хлопнул себя по лбу Го-Данго, – как я не догадался! Это я спросонья. Приснится же!
Ему почти удалось крыть свой конфуз. А я уже было обрадовался, что кому-то нужен, подумал он с тяжестью на сердце. Оказывается, никому не нужен. Бедный, бедный капитан, тебе предстоит прожить больным и сирым остаток дней в горьком одиночестве, и даже собратья по оружию не способны вдохновить меня.
– Мы здесь кое-что принесли… – раздался голос Икэда в тот момент, когда капитан Го-Данго повернулся в сторону пещеры, чтобы оплакать свою печаль.
– Да, да, отдайте Гэндзабуро и не приходите больше.
– Мы придем, таратиси кими. Мы обязательно придем.
– Не приходите, я прошу.
– Нет, нет, мы обязательно придем!
– Ну как хотите… – махнул рукой капитан привычно наклоняясь, чтобы не удариться лбом о перекладину.
Он не заметил, как легко, наклонился, втискиваясь в узкий округлый туннель. Он не заметил, что дышится ему легче обычного и что свежий шрам поперек груди не сковывает движения – словно его и не было. Он не заметил еще многого, например, что руки у него не болят, а шею, в которую попала одна из трех стрел, он держит прямо и гордо. Но разве ему было до мелочей? Ничего не заметил капитан Го-Данго, потому что был сильно
