– Что это у вас? – женщина схватила руку и бегло осмотрела брегет, словно кожное заболевание, – Когда вы успели их одеть? – растерялась хирург. – Здесь не положено носить посторонние предметы…
– Милочка, – заговорил Игорь подавленным, сиплым голосом. – Как вы себе это представляете? – он продемонстрировал культю от второй руки.
– Кто же тогда вам их надел?
– Послушайте. Вы меня пугаете. Я очнулся в месте, о котором не имею ни малейшего представления, но вы умудряетесь расспрашивать меня. Если у вас не положено – так снимите и заберите себе эти проклятые часы.
Женщина итак уже расстегнула ремешок, похожий на черные крылья ворона. Она отнесла часы к себе на стол и вернулась.
– У меня ужасная резь в горле, – прохрипел Игорь.
– Боль в слизистой скоро пройдет. Гортань болит, потому что легкие снабжались воздухом через дыхательные трубки. С вами случился инфаркт. Операция была сложной и без надлежащей подготовки. На одном из этапов сердце не справился с нагрузкой.
– Как долго я был мертв?
– 6 секунд. Клетки головного мозга не успели получить критический ущерб. Вы везунчик. Вам следует знать, что операцию проводил сам декан медфака, Анатолий Павлович.
– Я обязательно поблагодарю Анатолия Павловича.
– У вас представится такая возможность буквально через пять минут. Он проведет осмотр в вашей палате, где вас уже ждут Эдуард Анатольевич и ваш брат.
– Да Господи помилуй! Дайте в себя-то прийти…
– С этими претензиями не ко мне.
Щелкнули тормозные педальки на колесиках кушетки. Потолок, на который уставился Игорь, поехал вверх. Видно безучастное лицо женщины, пока она рулит подголовником его ложа. Она везет его через лабиринты коридоров, мимо случайных людей. От бессилия закружилась голова… уже наплевать, куда везут.
«Надеюсь, хоть Натали там не окажется?..»
* * *
Колесики подскочили на порожке. Кушетку с прооперированным Игорем вкатили в отдельную палату госпиталя. Моральное измождение – выражение на лице пациента.
Врач поставила кушетку к стене; нажала кнопку на пульте, и ложе стало складываться пополам, приподымая для разговора с посетителями. Да, так легче, видеть собеседников – ректора и брата в инвалидном кресле; но дышать тяжелей.
– Не поднимайте высоко, девушка, – выдавил улыбку Игорь. – Мне бы не хотелось начать истекать кровью из швов на груди.
Женщина закатила глаза, словно ей подвернулся паяц.
– Вам удалось поговорить с Анатолием Павловичем? – обратилась она к ректору.
– Да. Мы пообщались. Он просил передать, что ждет вас в своем кабинете.
Врач удалилась.
– Сколько сейчас времени? – прохрипел Игорь.
Кожа на его лице болотного цвета. Глаза в сизых кругах гематом. После наркоза взгляд будто остекленел, стал тотально безразличным. Но он выдавил тщедушную улыбку для брата. Андрей тоже улыбнулся сквозь горе.
– Прошло четыре часа, – ответил ректор.
Голос этого человека выразил и участие и безразличие. Ректор скрестил руки на груди и присел на подоконник; за жалюзями не видно улицы.
– Как самочувствие? – с мрачной вежливостью осведомился Эдуард.
Игорь посмотрел на лицо этого немолодого человека: морщины на лбу обвисли, волосы вокруг лысины поседели, а глаза потускнели. Каким-то образом понятно, что его волнует только этикет и дела, но никак не сострадание.
– В норме, – прохрипел Игорь и надолго закашлялся. – Давайте перейдем к делу.
Ректор будто собрался возразить, но передумал.
– Ты перестарался на презентации. Устроил шоу...
– Приношу свои извинения.
– Игорь. Я этих чиновников пять лет окучивал. Ты представить не можешь, сколько денег во все это вбухано. Твои извинения звучат по-детски. А мне нужно поговорить со взрослым мужчиной, ученым, для которого я эти самые связи предоставил. Ты понимаешь, какая это сделка?
– Понимаю.
– Это даже хорошо, что у тебя инфаркт случился. Иначе бы я подумал, что ты меня подставил, ха-ха-ха.
Эдуард засмеялся гаденько, и будто бы стараясь именно так прозвучать.
– Извини за черный юмор. Сказывается шок от последних событий. Ты, кстати, еще не в курсе о хорошей новости. Я уговорил чиновников сделать инвестиционный аванс. Теперь Ультимус получит средства для завершения исследований. Мы наймем трех Каритаевых и доделаем твой проект до завершения. Рад?
Игорь склонил голову. Он и сам хочет узнать ответ на заданный вопрос. Такая реакция не понравилась Эдуарду:
– В чем дело? Я думал, что ты ответишь без колебаний. Разве Ультимус для тебя ничего не значит?
Игорь почувствовал, как содрали свежую болячку на сердце. Он молчит, просто терпит; ему нечем возражать.
– Ты потратил на работу столько времени, столько сил, столько надежд – а теперь пошел на попятную? Игорь, ты ли это? Ты ведь Ультимусом бредил постоянно. В НИИ даже охранники знают название твоего детища! Игорь!.. Разве ты не хочешь помочь своему брату?
– Прекратите!
Это крикнул Андрей. Он побледнел; от злости сжимает подлокотники коляски:
– Человек только что с того света вернулся! Дайте ему прийти в себя!
– Не надо, Андрюш, – прошептал Игорь. – Эдуард Павлович, вы правы во всем. Спасибо вам за спасение моей жизни; вы привезли меня к лучшему хирургу. Я благодарен, и уверяю, что как только выпишусь с госпитализации – продолжу работу над Ультимусом. Я намерен завершить его.
– Рад, что ты понимаешь, что я для тебя стараюсь. Сколько тебе потребуется времени?
– Все зависит от того, как скоро будет разработан образчик синтетического спинного мозга.
– Я хочу, чтобы ты не терял времени и присоединился к группе биоинжинеров.
– Конечно.
Эдуард задумался; проронил с грустью циника:
– Я свои средства вложил. Если прогорим – я останусь без достойной старости. А сколько готов вложить в Ультимус ты?
Игорь не вступил в полемику; побоялся. Он смотрит на ректора, и ему видится безумие в человеке, рассуждающем донельзя рационально.
– Я рад, что операция прошла успешно, – Эдуард толкнулся от подоконника, начал подводить беседу к концу: – Я рад, что Ультимус не пропадет и поможет многим людям. Желаю скорейшего восстановления.
Когда ректор ушел, Андрей разразился негодованием:
– Этот негодяй буквально заставил тебя принимать решение! Он лишил тебя возможности хоть немного подумать!
– Тут не о чем думать, – прохрипел старший брат.
– Ты его еще к святым запиши! Ты, – серьезно, – веришь, что он о тебе беспокоится? Да ты для него неодушевленный инструмент его работы – волнует только твоя производительность. Все это он назвал заботой, чтобы ты функционировал преданно.
– Я все это знаю. Но я функционирую не ради него. Я изобретаю; чтобы вернуть тебе жизнь нормального человека.
В звенящей тишине, Андрей горько проронил:
– Ну что же ты, брат…
Худосочный юноша не молод; его одежда тоже стара. Вязаная жилетка, потерто-зеленая; рубашка с длинными рукавами, толи бежевая, толи желтая. Сутулая спина, лицо прячут неухоженные пряди длинных волос – все говорит о моральной усталости. Надломленности.
– Что же ты… во всех бедах делаешь меня виноватым… – пролепетал Андрей.
– О чем ты?
– Когда-то, ты отрубил себе руку… Из-за того, что я упал с дерева.
– Ты все неправильно...
– Разве? А по-моему порядок такой: я падаю, ты отрубаешь руку. Причина, следствие. Я не прав?
– Я был в шоковом состоянии, и решил, что должен понести наказание. Я был неразумным ребенком.
– А сейчас? Поумнел? Брат, вот скажи мне – на что ты теперь тратишь свою жизнь и здоровье? На Ультимус. Я не хочу с тобой спорить: заслуживается ли он таких усилий, оправдывает ли цель средства? Ультимус хороший! Но хороший он только в своей перспективе. Сейчас я вижу, как он не лечит, а гробит человека. А стервятники вроде Эдуарда пытаются нажиться на этом горе.
– О каком горе ты…
– Горе! Самое настоящее горе – старший брат убивается ради младшего из-за чувства вины! Сначала кусок себя отмахнул, разом; а теперь постепенно, – ради исправления прошлого! – добатрачился до последнего вздоха. Посмотри! Посмотри, что происходит вокруг – ты в больнице! Посмотри, что происходит с тобой – ты только что вернулся ОТТУДА! Какая к черту работа?! Какой к черту Ультимус?! Хочешь, чтобы Ультимус стал твоим посмертным словом? И все это под эгидой спасения меня?.. Ты делаешь все, чтобы я не смог простить своей вины за происходящее. Из-за меня ты оказался на операционном столе. Дважды! И мы оба окажемся в могиле из-за самобичеваний. Из-за того, что кажется глупостью: для тебя моя вина – абсурд, для меня твоя – нонсенс. Но из-за этой глупости мы умрем, так и не справившись с психическим расстройством… Нет!!! Слышишь меня? Нет. Мы обязаны сопротивляться. И не сдаваться. Игорь!.. Тебе ведь хочется завести семью! Вот представь, что твоя вторая половинка свалится прямо с небес – ведь у тебя не хватит на нее времени. У тебя же сверхзадача! Ты своим Ультимусом… Брат, что с тобой?
Тело Игоря затряслось в припадке. Это началось, и теперь судороги остановить невозможно. Дрожат плечи, дергаются ноги, голова лихорадочно затряслась.
– Медсестра! Сестра! – Андрей рывком развернул коляску, помчал в коридор: – Пациенту плохо! Доктор! Кто-нибудь! Помогите!
Врач успокоила, что такие симптомы характеры для постоперационного периода. В катетер на запястье Игоря вплеснули янтарную жидкость из капсулы; и кушетка перестала трястись. Позвоночник нагрелся как стержень паяльника; мышцы распарило от жара, и они, наконец, расслабились.
Андрей так и не вернулся в палату. Он наблюдал через открытую дверь. Когда убедился, что брат пришел в норму – уехал не прощаясь. Сердце рвалось от боли – но он не посмел мучить Игоря своим жалким видом и горькими словами. Андрей заставил себя признать, что совершенно бессилен помочь. А помощь его приносит только вред. Точь-в-точь как проклятый Ультимус… Трагедия.
Оставшись в одиночестве, Игорь действительно почувствовал подобие покоя. Что бы там ему не ввели – это волшебное средство. Оно подарило ощущение, словно вышел из баньки на лавочку, зимой. Приятно… Голова успокаивается, и сердце… Наконец-то…
Сознание куда-то провалилось. А потом резко вынырнуло. Вот только в палате уже погашены потолочные лампы. Легкое головокружение словно придавливает к ложу.
Тик… Так… Тик… Так…
Этот звук отчетлив, но это лишь эхо в ушах. Отзвук неприятных воспоминаний.
Тик… Так… Тик… Так…
Или, все же, что-то тикает наяву? Игорь настороженно вслушался.
Тик… … … Так… … …
Правая рука выбралась из-под одеяла; нащупала кнопку в стене за подголовником. Ночник вспыхнул желтым светом… в котором стали видны часы на запястье.
Игорь никогда не покупал себе наручных часов. Он не носил их, потому что не любил постоянно помнить о времени; о том, что оно безостановочно идет. Бремя, а не брегет – всегда считал он. И сейчас, чья-то глупая шутка совсем не кажется остроумной. Кому взбрело в голову поиздеваться?
Ремешок странных часов выглядит как черные крылья ворона. Еще один намек на то, что время летит, да и символ смерти в придачу. Циферблат странный; на нем нет цифр и чисел – только пунктирные круги и шесть стрелочек, одна короче другой. Двигаются они в обратном направлении. Вместо заводного колесика, сбоку приделана черепушка; будто голова крылатой твари. Настойчиво казалось, что корпус сделан из мумии.
