Женскому коллективу Ташкентской
геодезической части посвящается
Говорили о том, о сём. Мой собеседник, подполковник-связист, был на редкость словоохотлив, безудержно шутил и сам весело смеялся. Но вот речь зашла о летнем отдыхе, и я увидел, что подполковник стал сдержаннее, а его шутки приобрели другую окраску. Это меня удивило и я напрямик спросил: "Неужели отдых у южного моря не прельщает?.." Он отшутился, потом глянул на часы и неожиданно рассказал удивительную историю...
*****
...Лето 1941 года. Из Киева в Куйбышев идёт эшелон с эвакуированными. Идёт долго и трудно, пропуская все без исключения воинские составы. Идёт главным образом ночами, то набирая скорость на на коротких отрезках пути, то делая многочасовые остановки на глухих полустанках. Когда эшелон идёт быстро, люди в нём становятся спокойнее, готовясь к переменам в судьбе, но, едва только он бессильно замирает в каком-нибудь заштатном городишке, у пассажиров тут же выплёскивается накопившееся раздражение. В такие часы даже стойкие и уверенные в себе люди испытывают смутное беспокойство, нервничают. Что уж об остальных говорить.
В одном из вагонов едут две женщины. Груздева Аделаида Марковна и Потапенко Наталья Андреевна. Обе из Киева, но у Аделаиды Марковны предписание на Урал, а у Натальи Андреевны - в Среднюю Азию. В Куйбышеве им надлежит пересесть в разные поезда.
Аделаида Марковна - молчаливая и строгая женщина лет тридцати пяти - едет с тремя малолетками. Старшему, Антоше, на вид не более шести лет. Это черноглазый, живой крепыш с густой тёмной шевелюрой. Менее заметны его стеснительная сестрёнка лет пяти и полуторагодовалый тихий братик.
Наталья Андреевна постарше и, по всему видно, поопытнее своей попутчицы, и, напротив, любит поговорить, верховодя в любой беседе. Тенью с Натальей Андреевной её дочь - высокая и хрупкая девушка с печальными глазами. Несмотря на рост, её никто не даёт больше четырнадцати, хотя мать утверждает, что осенью её поздравят с шестнадцатилетием и "запишут в невесты".
Как ни тяжело в такой дороге управляться с детьми и, главное, со своими тяжёлыми мыслями, времени для долгих бесед у женщин предостаточно.
- Аделаида Марковна, у вас в Свердловске есть кто-нибудь?
- Нет. Никого нет. - Аделаида Марковна вздыхает и смотрит на медленно уплывающий пейзаж за окном - поезд только что тронулся после очередной внеочередной нудной стоянки.
- Нет, никого нет, - грустно повторила она. - И я не могу себе представить, что я буду делать в незнакомом городе с тремя детьми на руках, к тому же ещё и на зиму глядя.
- Ну,ну, милочка! Не горюй! Определишься... Помогут люди добрые.
- Люди? Вон они, люди! - Аделаида Марковна кивнула на окно, вдруг расплакавшееся косыми струями летнего дождя. При этом она даже поморщилась, вспомнив недавнее.
А было вот что. На станции они вдвоём выходили за кипятком и хлебом, оставив малышей на попечении "будущей невесты". В булочной их грубо оттёрли от прилавка четверо бородатых мужиков с мешками. Не обращая внимания на возмущённые женские крики и угрожая продавщице, мужики с руганью требовали хлеба, через головы протягивая свои замусоленные "котомки".
- И-и-и, милочка, ты это брось - "люди"! - озлишься, тогда каюк. Тогда-то и перестанешь замечать их, людей-то... А знаешь, давай я тебе адресок дам. Там, в Свердловске самом, у меня какая ни на есть, но родня имеется. Так, седьмая вода на киселе... Когда отправляли нас, я и думать о них забыла, а теперь вот вспомнила. Поищу адресок-то... и дам тебе. Здесь он, в письмах, где ж ему быть. Зайдёшь к ним, так мол и так, все мы люди, все мы человеки, привет, мол... Познакомишься, авось и подскажут чего.
По первому делу, оно, глядишь и понадобится, знакомство-то! И ребятишек в обиду не дадут.
Аделаида Марковна, поправив одеяло на дружно сопевших младшеньких, рассеянно кивнула: "Что же, и на том спасибо". Потом подняла голову и пристально посмотрела на Наталью Андреевну.
- Наталья Андреевна, а вы в Среднюю Азию - к кому едете?
- Эх, милочка, - к кому еду! В огороде бузина, а в Ташкенте - тётка! Родня киевскому дядьке. Так вот я и еду, как вы едете: ни к кому не еду. Нет у меня никого, в Азии-то этой... Ни в Средней, ни в крайней, ни в другой какой.
- Да как же вы?
- А вы - как? Чего уж там! Теперь все - так. Верно, доню? - обратилась она к дочери.
Но дочь лишь глаза перевела с окна на мать и обратно - и ничего не сказала. Разговор этот ей не был интересен.
- Тогда знаете что, Наталья Андреевна! Давайте мы с вами сделаем так: в Куйбышеве вы сядете под моей фамилией на Урал, а я со своим выводком в Ташкент отправлюсь. Чего-то боюсь я Урала. А Ташкент - город хлебный, и я всей душой чувствую, что там у нас всё устроится как нельзя лучше. - По военному времени, - сделав паузу, добавила она.
Наталья Андреевна с удивлением посмотрела на вдруг оживившуюся Аделаиду Марковну и, поразмыслив недолго, неожиданно согласилась.
- А что? В Свердловск, так в Свердловск! Сама по своему адресочку и пойду.
На том и порешили, так и сделали.
В Куйбышеве первым сформировали эшелон на Урал. И Аделаида Марковна на миг даже пожалела, что не она отправляется, - была бы в пути уже, - таким было невыносимым ожидание. Когда наконец, после двухдневных привокзальных мытарств, выехали и они со своим многочисленным семейством, на одной из ближайших станций их догнало ужасное известие о том, что эшелон, сформированный на Урал, на следующий же день был атакован фашистскими бомбардировщиками, обнаглевшими настолько, что за Волгой бомбить стали!
Говорили, что разбомбили станцию, сверх меры заполненную воинскими составами, а тут и пассажирский подошёл. Рассказывали также, что из эвакуированных мало кто выжил: поезд остановился рядом с эшелоном с боеприпасами, а тот практически мгновенно взлетел на воздух от прямого попадания авиабомбы.
"Какой ужас!" - терзалась Аделаида Марковна. - "Это по моей вине погибла добрая женщина Наталья Андреевна со своей доченькой-невестушкой..." Острая боль в груди не давала дышать. И эта боль становилась ещё острее, когда представляла себя и своих детей на месте тех несчастных людей. Она плакала и судорожно онимала ребятишек. Антон непонимающе глядел на мать и испуганно спрашивал: "Мам, ты чего? Ты чего, мама?"
В Ташкент эшелон пришёл ночью. Дети спали. По вагонам прошли официальные лица из комиссии по приёму эвакуированных и огласили списки тех, кому надлежало выйти здесь, а кому оставаться на местах и следовать дальше. Фамилии Натальи Андреевны в первых списках не оказалось и Аделаида Марковна попыталась рассказать о подмене, произошедшей на вокзале в Куйбышеве, но на её объяснения махнули рукой. И они отправились дальше, как оказалось - в Андижан. По прибытию на место она уже по своим документам получила неплохую работу и жильё. Условия были немудрёными, теснота, но дети были сыты и одеты, крыша над головой была - и это ли не было счастьем?
И в Андижане никто не стал учинять разбирательство по поводу их "подлога" на эвакуационном маршруте. В приёмной комиссии лишь пожали плечами, зачеркнули одни имена, вписали другие - и на том инцидент был исчерпан. "Война всё спишет".
Беспокоило отсутствие вестей от мужа, а ведь она, прежде чем сесть на ташкентский поезд, ещё из Куйбышева написала ему о том, что едет в южном направлении. По прибытии тоже немедленно сообщила свой новый адрес с описанием всех злоключений, но - никакого ответа не было. Она понимала, что его адрес, который был у неё, мог многократно измениться. Дело в том, что муж, уходя, оставил ей свой временный адрес, объявленный ему на призывном пункте, и обещал о каждом изменении сообщать тотчас, но... Ему, как говорится, на фронт, ей - в другую сторонУ... Теперь в Киеве фашисты. Аделаида Марковна сделала запрос о местонахождении своего мужа через Наркомат обороны, и даже получила один из промежуточных адресов, но это оказался адрес части, окружённой противником. Ей стало страшно.
Она принялась неистово ждать, едва ли не поглядывая на часы, - и в первых числах января 1942 года получила похоронку. Серо-жёлтая бумага, заполненная наспех и более трёх месяцев назад, с неразборчивой подписью, не убедила Аделаиду Марковну, но потрясение она пережила. Проплакав несколько дней кряду, она ничего не сказала детям. Постепенно у неё укрепилось чувство, что муж не погиб, а этот страшный документ был чьей-то нелепой и трагической ошибкой.
А в конце 1943 года произошло событие, которое вновь круто изменило судьбу Аделаиды Марковны. На улице в Андижане она встретила свою бывшую соседку по Киеву! До войны они жили в одном доме и были хорошо знакомы. Соседка её увидела первой.
- Деля! Батюшки! Да ты ли это? Да как же ты сюда попала? - словно то, что она тоже попала сюда же, не имело никакого значения...
- Ах-ах! Анастасия Васильевна! Боже мой! Хорошая моя, вот так встреча! Вы тоже в Андижане? А вы то как?
И женщины расплакались, обнимаясь. Прохожие, поглядывая на них, особенно не удивлялись - впервой ли такое видеть?..
Анастасия Васильевна в Киеве работала машинисткой в органах юстиции и училась заочно на юридическом факультете в университете. Война прервала учёбу после четвёртого курса, и она, эвакуировавшись в Ташкент, была направлена на работу в прокуратуру - в полном соответствии со своей будущей специальностью. А в Андижан она была командирована по делам службы.
Вечером они встретились. Анастасия Васильевна всплеснула руками, увидев, как живёт Аделаида Марковна с тремя детьми. Теснотища ужасная! Две кровати, столик и огромный буфет - вот и вся "меблировка" внутренней комнатёнки без окон. До войны у хозяев здесь был просторный чулан.
Двое мальчиков размещались на одной кровати, а их сестрёнка спала с матерью. Единственное удобство состояло в том, что можно было поправить сползающее с ребятишек одеяло, не вставая со своей постели.
Говорили они долго и полушёпотом, чтобы не мешать уснувшим детям. Анастасия Васильевна сидела бочком за столиком, так как вдвоём сидеть за ним было нельзя. Аделаида Марковна устроилась на краешке кровати, левой рукой облокотившись на никелированную, но уже изрядно облупившуюся и тронутую ржавчиной, спинку. Правой рукой она то и дело поглаживала спящую дочку, удобно лежавшую на подушке посреди кровати.
- Всё, решено! - Твёрдо, и тоном, не терпящим возражений, сказала Анастасия Васильевна в конце разговора далеко заполночь. - Ты немедленно перебираешься в Ташкент! Там ты не будешь в таком одиночестве, там ты увидишь ещё кое-кого из наших знакомых. это во-первых и не самое главное. А вот во-вторых - нам нужны грамотные работники. Ты же ведь тоже училась до войны! И там же, где и я, не так ли?
- Так, так! Но только два курса закончила. Сама понимаешь - три декретных отпуска... И потом - я и здесь по специальности работаю.
- Тем лучше. Мы тебя переводом заберём. С повышением, - улыбнулась Анастасия Васильевна.
Первое, что сделала Аделаида Марковна в Ташкенте, было письмо в освобождённый к тому времени Киев, - в военкомат, призывавший её мужа в ополчение. В письмо она вложила и копию похоронки,
