взгляд. Вздохнул протяжно и тяжко.
- Смотри мне в глаза, пожалуйста!
Повернул голову Дед и посмотрел прямо в очи Колобка.
- Мы с тобой, Колобок, связаны одной цепью. Друг без друг, прекрасно понимаешь, полное отрицание. Коли что случится с тобой, грудью встану и, ежели что, первым смерть приму!
Расплакался Дед от избытка чувств, его охвативших. И Колобок открыто утёр слезу в глазу.
- Понимаешь, Дед, срочно нужно предпринимать что-то радикальное и действенное, чтобы был результат, и народ тогда успокоится. Но вот что. ума не приложу! Бьюсь над этой загадкой уж вторую седмицу, а всё равно топчусь на месте. Может ты, Дед, подскажешь. Сроку жизни твоей поболее моей, опытом умудрён. Возможно, видишь, что такое со стороны посторонним взглядом, что мне примелькалось. Око могло замылиться и пропустить главное.
Ответил Дед не сразу. Подумал, уперев подбородок в руку.
1 Заступник, утешитель.
2 Руководитель, полководец.
3 Медлительный, нерешительный.
- Нет, – говорит. – Хоть и богат опыт, но с этим злом-несчастьем, да такого громадного размаху, что почти все страны-государства пострадали, сталкиваюсь впервой. Не обессудь, любезный, помочь ни словом, ни делом не в состоянии. Ты – царь. Тебе и надо проявить высшую прозорливость. Найти решение, где никто и не догадался бы. И тогда отыщется ниточка, за которую, потянув, клубочек шарад и загадок размотается.
- За прямоту спасибо, Дед, - молвит Колобок. – Что хоть так в трудное время поддерживаешь.
Зыбкую идиллию спокойного времени прервал отрок Василий, приставленный к штабу посыльным. Влетает кубарем в палату и бухается на колени, бьёт челом в пол: дрожит пол, стены вибрируют.
- Беда-а-а! – голосит Василий. – Беда-а-а! царь-батюшка! Собралась толпа перед парадным крыльцом. Митингуют люди. Кричат что-то страшное. Волнуются. Готовы терем приступом брать. Послали меня войсковые офицеры и Полкан за тобой, чтобы отвёл тебя в место тайное, дабы там пересидел смуту.
Взорвался Колобок.
- Не хватало ещё царю от своего народа прятаться! Раз пришли ко мне люди – выйду! Выйду и поговорю. Узнаю, что хотят, на что надеются. Подать одежду!
Влетела Анфиса, заведующая царевым гардеробом. И с порога ласково щебечет:
- Парадный кафтан, шитый золотом, серебром, украшенный каменьями драгоценными.
Грозный взгляд бросил Колобок на Анфису.
- Ещё чего! – говорит жёстко. – Не досуг павлином разряженным выходить нынче. Чего зря народ беспокоить. Подать лапти, штаны и косоворотку.
Ровно минуту стоял Колобок перед дверьми закрытыми, слушал неразборчивый гомон толпы, прежде чем выйти. Затем приказал страже уйти, сказал, что как царь вполне сможет со своим народом словом договориться. Не справится, не судьба…
Поправил Колобок косоворотку, разгладил складки, толкнул руками высокие резные деревянные полотна дверей. Легко разошлись они наружу.
Смотрит народ, двери распахиваются и умолк моментально, в ожидании.
Не спеша, медленно, нарочито спокойно вышел на свет дня из сумрака покоев Колобок и поклонился народу, собравшемуся перед крыльцом. Затем спустился на одну ступеньку (отметили в толпе многие его шаг и приняли, что себя почитает он с ними за равного) и остановился.
- Здрав буди, народ честной! – улыбаясь, говорит Колобок.
Зашумела, как морской прибой, толпа.
- И ты будь здрав, царь-батюшка! – услышал он в ответ.
- С чем пожаловали, люди добрые, - сказал и тотчас поднял правую руку, призывая к молчанию. – Изложите внятно требования. Говорите по одному. Не на базаре, чтобы горлом брать. Итак, слушаю!
Стушевались люди простым к ним обращением. Сразу показалось всем пустым то негодование с каким пришли, до того сдававшееся стройным и логичным, пока не вышел к ним царь-батюшка в простой косоворотке и лаптях. Покаялись внутренне, подогревали худые людишки, сразу куда-то запропастившиеся, интересы тёмные, речами медовыми в уши льющиеся. И знал каждый отдельный среди собравшихся, и все вместе, что сказать в то время. Да так, чтоб терема от силы слов в порошок рассыпались. А на деле оказалось, без вожака все слова приготовленные пшик и мусор. И заволновался кое-кто из стоящих перед царём.
- Что же молчите? – обращается Колобок к народу. – Что молчите, граждане и народ мой сердцем всем моим любимые? Не знаете, что сказать? Минуту назад знали, да забыли. Так, что ли? Получается, с хорошим ли сюда умыслом шли, а? – Колобок всмотрелся в лица людей, стоящих в первом ряду. – Вижу я, пришли ко мне люди разумные, мастеровые, искусству обученные, грамоту знающие, а пошто же ведёте себя так, будто врагам нашим многочисленным на руку играете? Подстрекателей слушаете, в домах своих привечаете. Речи их вольные головы вскружили. Чем купили они вас, сами за тридцать сребреников продавшиеся? Какой мошной соблазнили?
Помолчал Колобок, слушая в ответ тишину установившуюся.
- Вот ты, например, - указал Колобок на мужика в атласной рубахе и брюках. – Как зовут тебя?
- Фёдор. Мастеровой. По кузнечному делу мы, - отвечает, смутившись, мужик.
- Что за нужда тебя ко мне привела? Подать великую платишь? Али мзду требуют?
- Нет.
- Так что? – спрашивает Колобок Фёдора-кузнеца.
Обратился с такими вопросами Колобок почти к полусотне человек, и никто не удосужился дать внятного ответа: что его привело к царскому терему.
- Да что же вы, граждане милые, делаете!.. Вместо того, чтобы помочь в трудный час, подкоп роете под устои, по которым живёте. Отцы-деды-прадеды ваши жили! Смотрю, пришли с транспарантами. Требования на них написаны. Согласен, законные требования и нужные! Огласите, не бойтесь, что там, ну, вон на том написано. Коли уж пришли по зову сердца, а не кто-то вручил в руки древки с тряпками и пошли, как телята неразумные. Читайте, я послушаю!
После минутного шевеления в народе раздалось:
- Немедля верните наших жён, матерей, сестёр!
Отвечает Колобок.
- Что ж, замечу, требование полностью справедливое. Верните - это слово мне почему-то режет слух. А вам? Нет? Почему кто-то должен вам их вернуть? Почему бы вам не примкнуть к цареву войску и пойти матерей, жён да сестёр самим вызволять? Почему кто-то посторонний должен решать вашу проблему? Думаете, отлежитесь на печи или, вот, как сейчас, придёте, погорланите, тряпками красными помашете, а другие будут биться насмерть за ваших любимых женщин? Ну, вызволят их, вернутся они и спросят, а что же вы для нашего освобождения сделали? Что вашим женщинам молвите? Что молчите? Прав я али нет?!
- Прав! – послышалось в толпе. Народ пришёл в движение. Понемногу постарались стать ближе к крыльцу, чтобы лучше видеть и слышать царя-батюшку.
- Следующий лозунг читайте!
- Куда смотрит царь?
- Во дела, честной народ! – удивился Колобок. – Да на вас вот смотрю и диву даюсь. Или глупыми родились, или внезапно массово поглупели.
- Нет! Не поглупели!
- Наслушались всякого от разного сброда!
- Прав, царь, нужно сообща вызволять…
Минут двадцать волнение в народе волнами колыхалось. Слушал колобок, слушал и снова поднял правую руку.
- Хорошо, что вы сами скинули с глаз наведенный морок, - говорит Колобок. – Читайте следующий!
- А, может, не стоит, царь-батюшка?
- Стоит, стоит! – смеётся Колобок. – Только вы не прячьте-то транспарант. Разверните, пусть его все люди прочитают, написанное переварят и проникнутся!
- А нужен ли нам такой правитель? – с неохотой прочитал некто из толпы.
Звенящая тишина установилась на площади перед царским крыльцом, слышали люди листа трепетание на молодой берёзоньке.
- Сами вопрос задали, - серьёзно говорит Колобок. – Самим и отвечать.
- Нужен (робко)…
- Не слышу!
- Нужен (смелее)…
- Не слышу! – чеканя каждое слово, произнёс Колобок громким голосом.
- Нужен! – взревел народ радостно. – Прости нас, чад неразумных!
Встретил Дед сразу, едва Колобок вошёл в терем. Говорит, мол, беспокоился за тебя, как увидел, вышел ты один на крыльцо к народу, а настроения витали в толпе не добрые. Стоишь один-одинёшенек, как отважный богатырь перед войском вражеским, так сердце и зашлось. Ну, думаю, растерзают оне моё красное солнышко, на мелкие кусочки. Простым глазом видел, умело завели людей. Чиркни искру, и вспыхнут, как порох. Но ты оказался на высоте. Ну. Точно богатырь былинный! «И ещё скажи, царь-батюшка, - говорит Дед, - Бабка интересуется, и мне любопытно: правду бают, баба Яга из подземелья пропала?» «Правда! – ответил Колобок, - истинная!»
14
Перманентное состояние безызвестности не внушает оптимизма. Простора для действий нет. Узилище узко, темно да длинно. Грязь и вонь усиливаются. Мерзкая вязкая жижа покрывает ноги выше щиколоток. Разъедает кожу, впитывается в кровь. День ото дня состояние ухудшается. Боли внутри усиливаются. Тяжесть в теле и ломота. Сердце учащённо бьётся. Дыхание воздухом, пронизанном миазмами гнили, трудное. Сон беспокоен, если можно это пограничное состояние, когда разум, бодрствуя, дремлет или дремля бодрствует, назвать сном. Многое прорывается в это полу-бодрствование, то, с чем прежде и не помышляла из соседней реальности. На все лады, на все голоса они, бесплотные, но деятельные, сбивают с пути. Соблазняют уж вовсе чем-то непристойным и немыслимым. Вот и сейчас Марья-кудесница то ли въяве услышала знакомый голос, с характерной хрипотцой и непроизвольным повизгиванием в конце предложения, то ли это снова недобрые проделки тех, которые… Да нет же! Это действительно она! Она?!
Марья-кудесница собрала силу воли в кулак, организовалась, сконцентрировалась.
- Уж не ты ли это, баба Яга, лютуешь там, в кромешной мгле? Голос услышала знакомый, не поверила, спрошу, думаю, удостоверюсь.
Моментально стихли крики и проклятия в неизвестно чей адрес.
- Марья-кудесница, что ль?
- Я, бабушка.
- Дык, не могёт ентого быть!
- Да уж есть, что есть. Но, ладно, мы. Ты-то как без боя в руки далась? На тебя это не похоже. Неужели не сопротивлялась?
- Эх-хе-хе, милая! – раскудахталась баба Яга. – Да кто ж меня, сиротинушку, женщину старую и беззащитную спрашивал! Пришли, сгребли, сюда, в грязь да вонь, приволокли. Я и сообразить-то ничего не сумела. А как просчитала своё положение, начала сопротивляться.
- И как?
- И ты тутой, Василиса Прекрасная?
- Где ж ещё!
- Позволь угадать… сестрица, Василиса Премудрая…
- Да, здесь я, бабушка!
- Ох, ты, метла стальная мне в спину, ступа в голову! Да как же вы в этой приятной компании здесь оказались?
- Оказались, баба Яга, оказались, костяная нога…
- Ладно вы, прекрасные да премудрые… А ты Марьюшка, что ж ты своих чудесных качеств не проявила? Что-то на тебя не похоже…
Вздохнула тяжко Марья-кудесница.
- Пробовала. С первых дней пребывания.
- И как?
- А теперь ты попробуй, бабулечка, свои сверхкачества. Глядишь, что и получится…
- А и попытаюсь!
- После и поговорим…
На протяжении долгого времени раздавались в мрачном чертоге ожесточённые вскрикивания и энергичные причитания. Приходили в движение воздушные массы. Веяло на краткий миг грозовой свежестью. Тусклые вспышки озаряли тёмное узилище. Сыпались искры огненные. И всё: наступила тишина.
- Как дела? – поинтересовалась Марья-кудесница.
Ответила баба Яга, костяная нога,
