успокоить Виктор.
- Алло! Владлен Германович! Я нахожусь у Анны Васильевны... Да, да я понял.
- Возьмите, пожалуйста, - протянул трубку. Она дрожащей рукой, все еще пребывая в полном смятении, взяла трубку:
-Я слушаю.
- Здравствуйте, Анна Васильевна! – доброжелательным голосом говорил Владлен.
- Здравствуйте! - очень сдержанно и напряженно ответила она.
- Анна Васильевна, тут вот какое дело. Я сейчас нахожусь в командировке в Париже. Наташа очень волнуется за дочь и стремится быть рядом с ней в такое ответственное время... Вы понимаете?
- Да, конечно, понимаю, но ей нечего волноваться. Я же здесь, рядом с Викой, - еще больше напрягаясь от непонимания, проговорила Анна Васильевна...
- Ее можно понять, она ведь мать, – продолжал Владлен. Она хочет приехать в Петербург, но здесь тоже должен быть кто-то, поэтому мы решили привезти вас сюда вместо Наташи. Можете ехать вместе с внуком. Вы не должны волноваться. Жить будете в очень славной семье у моих друзей. Вадим их хорошо знает, да и Наташа уже успела подружиться.
- Но, а п...по...чему Наташа сама мне об этом не говорит?!
- Мама! Вы не волнуйтесь, пожалуйста! Просто Владлен Германович любезно согласился помочь нам, и я воспользовалась его предложением, - еле собирая себя в руки и сдерживая рыдания, подкатившиеся прямо к горлу, - тихо сказала Наташа, тут же передав трубку Владлену. Анна Васильевна была совершенно обескуражена внезапностью такого предложения, да и в голосе Наташи она уловила неясную тревогу... Вернула трубку Виктору. Сама прошла на кухню, налила еще раз валериану и выпила. Виктор поплелся за ней и присел на стул.
- Анна Васильевна, вы сейчас должны мне дать свой паспорт и свидетельство о рождении внука...
- А зачем это вам? - спросила, и тут же сразу извинилась. А, ну да! Понимаю: надо делать заграничный паспорт, да?
- Да, конечно.
- А внук ведь сейчас в спортивном лагере. Когда это мы должны будем ехать? А как же Вика?
- Наташа сказала, что с ней может побыть один день ее подруга Лариса, а потом она приедет сразу, как только вас встретит в Париже. Мгновенно усохшая маленькая женщина, ссутулившись, пошла за документами. У Виктора от жалости - защемило сердце. Получив паспорт, попрощался и сказал, что завтра или позвонит, или заедет сам, а ее попросил съездить и сфотографироваться.
– Но у меня нет денег на такую дорогу, - взволнованно заговорила женщина, все еще надеясь, что можно обойтись без этой поездки, хотя невыносимо хотелось видеть сына.
- Вы, пожалуйста, не волнуйтесь! Вадим сам потом рассчитается с шефом, - брякнул Виктор. И даже запнулся от этой чудовищной неправды. На следующий день он познакомился с Дениской, которого только что привезли из лагеря. Вика, совершенно сбитая с толку таким известием, с завистью поддевала брата:
- Ух ты, какой хитрюга! Будешь там носиться по Диснейленду, а сеструха тут должна пахать, сдавая экзамены...
- Ну, давай я сдам за тебя, а ты можешь ехать с бабушкой, - мудро, по-мужски, парировал брат.
- Ну, да, так я тебе и доверила. Обломишь мне всю гонку за золотой медалью.
Париж
В аэропорту их встретили Жан и его мама. Наташа не могла себе даже представить, как скажет обо всем Дениске и Анне Васильевне?!
- А, где же Наташа?! — взволнованно спросила Жана.
- Она там, с Вадимом. Ждет вас. Жан как мог, улыбался, пытался все время шутить, спрашивать Дениску о впечатлениях полета. У Дениса было одно определение - это полное восхищение и от самолета, и от аэропорта, и от предстоящей поездки в Диснейленд. Глаза сияли как два солнечных зайчика. Лицо выражало лучезарную улыбку...
- Как же он похож на Вадима, - подумал про себя Жан. Сердце этого замечательного француза обливалось слезами, а глаза излучали грустный свет улыбки. Он старался отвлекать гостей, рассказывая о памятниках, встречающихся на пути их следования, а мадам Сезанна все время гладила Дениску по голове и улыбалась. На Анну Васильевну старалась не смотреть. Понимала, что не сможет обвести мать... Как не в силах были бы обмануть и ее в такой ситуации. Машина подъехала к дому, окруженному пышным, густым садом.
- Как на картинке, - подумала про себя Анна Васильевна, но тут же все ее мысли были там, где сын и Наташа. Из дома им навстречу вышел мужчина – высокий, благородного вида, о таких принято говорить – представительный. Радушно приветствовал Анну Васильевну, а Дениске отвесил мужской комплимент:
- О, молодой человек! Да вы, батенька, спортсмен. Вы похожи на атлета. Для мальчика похвала благородного мужчины, да еще и в подобной форме - казалась верхом удовольствия. Весь сиял юной и чистой красотой, что смотреть на него без улыбки просто невозможно. Сезанна пригласила всех в дом. На веранде накрыт стол как для высокого приема.
- Да, богатые здесь живут люди! - подумала она, не догадываясь, что такой стол накрыт в память о ее сыне... И что эти люди довольно скромно живут, хотя могут себе позволить и излишества, но не испытывают потребности. Так, воспитаны. Из соседней комнаты вышла Наташа. Анна Васильевна не узнавала ее. Это была тень вместо любимой снохи-дочери.
- Мамочка! - закричал Денис и бросился к ней навстречу. Мамочка! Представляешь, как Вика завидует, что я побываю в Диснейленде! Мама, а когда мы поедем к папе? Он буквально засыпал вопросами несчастную мать, которая обнимала сына, а сама впилась в свекровь большими глазами, наполненными отчаянием.
Анна Васильевна стала медленно оседать по дверному проему... Покрывшись красными пятнами, пытаясь что-то сказать охрипшим голосом... Сезанна плохо понимала русский язык, но сейчас поняла, скорее сердцем. Тут же взяла со стола какую-то бутылочку и стакан. и подошла к бедной матери: возле нее уже все возились, пытаясь перенести ее на софу. Сезанна дала ей воды, а потом буквально заставила выпить что-то, приготовленное загодя. Знала мудрая французская мать, что это пригодится. Анна Васильевна понемногу приходила в себя. Дениску вывел в сад Жан, а Наташа сидела рядом с ней и обняв, плакала. Потом тихо сказала:
- Сегодня девять дней. Повисла звенящая тишина...
Мать сидела, как каменное изваяние. Не реагировала ни на сноху, ни на других. Только часто повторяла, как бы сама в себе:
- Зачем?! К чему мне ваш Париж?! - вдруг, жестко так сказала в никуда... - Вы бы за эти деньги дали мне возможность похоронить сына на Родине.
- Нет, нет! Не могли, - защищая Наташу, сказал Владлен. Потом вы все узнаете сами. Я выражаю соболезнование, и смею Вас заверить: все, что предпринимается, делается с учетом материнской участи.
- Простите,- внезапно придя в себя, тихо сказала женщина. Простите меня! Вы так помогаете, а я... - с мольбой смотрела на Владлена...
Потом она, сжавшись в комочек, как беспомощный ребенок, заплакала, прижавшись к Наташе. Их оставили на время одних, и вышли в сад к мальчику. Через некоторое время в комнату ворвался Денис и бросился со слезами к маме с бабушкой. Мать и бабушка одновременно нежно обняли его подрагивающее тело.
Вот так выглядело сейчас - ГОРЕ! Все вместе: человек со всеми, вытекающими отсюда красками, короткой, как пролетевшая по небу комета, жизнью. Трудно не согласиться с мнением, что жизнь - это театр. Но я бы сказала, скорее всего, одна мизансцена в одном, но бесконечном спектакле. Человек рождается в середине бурного действия и умирает, также в потоке, продолжающегося деяния. Для каждого из нас в этом спектакле выделено: у кого маленькая мизансцена, у кого и целый акт, а у кого и единственная фраза "кушать подано!" Трудно, почти невыносимо смириться, что и до нас жили себе припеваючи и продолжение следует... У каждого из нас имеются близкие люди, которым еще можем быть очень даже нужны, а своим уходом причиняем невероятную боль... И когда человек решает САМ прервать акт в общей пьесе жизни, конечно же, поступает как отпетый эгоист... Получается - предает. Пусть он нужен только одному человеку. Тем более... Должен играть свою роль до конца.
Наша жизнь – это искрометный дивертисмент в нескончаемой пьесе. Радость всегда соседствует рядом с горем и печалью. Между ними путь так мал, что его можно величать мгновением... Не следует свысока смотреть на горе и ругать почем зря, а также не стоит и легкомысленно радоваться счастью. Надо просто уважать свой акт жизни в себе и считаться с ним. Умирают все. Наши любимые люди, сердечные друзья, ненаглядные животные и мы когда-нибудь умрем. Но все-таки играть свой дивертисмент обязаны до конца. Сезанна не стала предлагать, что-то перекусить после дороги – понимала, что все мысли матери там, где сын нашел свое последнее пристанище. Только Дениска не отказался от сэндвича. Когда сели в машину, мадам Сезанна, спохватившись, выскочила обратно и побежала в дом, оттуда вернулась с корзиной в руках. Явно, там было что-то, приготовленное заранее. Ах, эти наши мудрые старики. Да и старцами не назовешь: сколько в них прыти, жизнелюбия, понимания. Нам бы так. А мы?! Мы-то часто ли думаем о них?! Только когда теряем: невыносимо начинает щемить сердце от недосказанных слов любви... Не дает спать по ночам жгучая боль, что не успели сделать для них - то, опоздали сказать - это, а когда еще были живы – не торопились. Эх, мы!
Вадима похоронили на русском кладбище. Анна Васильевна, упав, на холодную плиту - замерла... Дениска подошел к бабушке, пытаясь поднять, но Наташа мягко его отстранила:
- Бабуле надо побыть с папой, как ей хочется. Все молчали, скорбно опустив голову. По лицу Наташи текли слезы. Дениска еще никак не мог понять.
- Как это нет его любимого папы?! Юное сердце еще не научилось принимать реальность горя так быстро и остро, как мы, но и дай бог, чтобы его, это горя, было как можно меньше в жизни этого милого мальчика. Анна Васильевна поднялась, по-хозяйски, поправив венки и цветы, хотя они и так лежали безупречно. Кладбище имело очень ухоженный вид: чувствовалась забота службы, отвечающей за него. Мать долго гладила рукой лицо сына на фотографии, тихо шептала:
- Помилуй, сын! - никто не понял, за что она просила простить, но Наташа, кажется, понимала.
Она подошла к свекрови и обняла её. Всем сердцем почувствовала, что Анна Васильевна теперь считает себя одинокой и никому не нужной.
- Мама, тебе не следует себя винить. У каждого своя судьба. Сейчас необходимо сохранить себя для
Мудрое решение проблемы. Жаль, что только богатые могут себе это позволить...