В час безумия
Затаив дыхание шел Юрасик рядом с Оленькой, стрепетом
прислушиваясь к легкому шороху ее мягких сапожек по булыжнику
которым была выложена мостовая.
Сегодня у него самый счастливый день. Вернее вечер.
Именно сегодня Оленька впервые позволила ему взять ее под руку
и сердце Юрасика сначала замерло в сладостном томлении,
а затем заколотилось вдруг в бешеном ритме, словно желая
выскочить из груди. Идя рядом с девушкой, он старательно тянул носок, стараясь изо всех
сил походить настоящего офицера кои во множестве прогуливались, до недавнего времени,
со своими дамами по блистающими огнями улицам Петрограда,.
Он даже забыл, что на нем не щегольская форма юнкера артиллерийского училища
с погонами и фуражка, которой он очень гордился, а черная, презираемая всеми военными.
студенческая шинель и такая же фуражка блинчиком.
Как и любой молодой человек, выросший в семье военного, с детства приученный
к строгому порядку и дисциплине, воспитанный на воинских уставах и чувстве долга
служения отечеству, Юрасик с глубоким презрением относился вечно гудящей недовольно
студенческой толпе, выплеснувшейся на улицы из распахнутых настежь дверей
университетов и училищ охваченного пожарищем революции Петрограда
Но в этот вечер ему было не до гудящих студенческих толп.
Рядом с ним, слегка касаясь его плеча, шла Оленька. Она же Ольга Терская..
Постоянная участница его детских игр и забав.
Познакомились они в незапамятные времена в одном из
дачных поселков под Одессой, где любили отдыхать их родители предпочитавшие
шумным ресторанным застольям, коими славилась в то время Россия,
сонный, тихий покой дачного существования.
Уж не тогда ли и зародилась в его душе первая, робкая привязанность к кареглазой
девочке; переросшая затем в огромное, заполнившее все его существо чувство,
воспетое поэтами всего мира.
Он, ликуя, бежал к ней навстречу, когда она, в сопровождений своих родителей
появлялась во дворе их дачи. А Оленька, заметив его, неизменно напускала гордый,
независимый вид и лишь величественно кивала своей, украшенной большими бантами
головкой, отвечая на его приветствие.
Правда, высокомерие и гордость покидали ее сразу, как только взрослые оставляли детей
одних. Оленька тут же превращалась в быстроглазую, отчаянную девчонку, в компании
с которой можно было обследовать самые таинственные уголки старого, вплотную
примыкающего к дачному поселку, парка, собирать цветные, окатанные волнами,
камушки и ракушки на уходящей далеко в море косе.
Мечтать о дальних, полных опасности походах, быстроходных кораблях под белыми
парусами, уходящих в необозримую даль мирового океана, и еще много, много о чем
другом из того, чем можно заняться в компании с надежным и верным другом.
А, может, любовь пришла позже.?
Когда они после нескольких лет разлуки встретились вновь в доме у Терских и,
стоя в прихожей, перекидывались ничего не значащими фразами и очень мило
краснели от охватившего их смущения, не решаясь взглянуть в глаза друг друга.
Или тогда он, будучи приглашенным на торжественный вечер празднования
Рождества Христова, забившись в угол, наблюдал, как легко и свободно вальсирует
Оленька с бравым, усатым поручиком.
Кажется, тогда он, томимый жесточайшей ревностью, решил вызвать бравого поручика
на дуэль и непременно убить его. Или лучше оказаться раненым, конечно смертельно, самому.… И чтобы Оленька обязательно склонилась над ним, умирающим от
горячей пули, и плакала бы горько, сожалея о своем легкомысленном поступке,
а он бы, мужественно сдерживая раздирающую его грудь боль, утешал бы ее,
и последние слова. Произнесенные им, были бы, конечно, о любви к ней.
Увлекшись, Юрасик настолько явственно представил рыдающую на своей холодеющей
груди Оленьку, что слезы едва не потекли из его собственных глаз.
Но поручика убивать не пришлось, как, впрочем, не пришлось и Оленьке рыдать
над холодеющим трупом Юрасика. Где то далеко, в никому не ведомых Карпатах
немцы прорвали фронт русских и во все расширяющуюся хлынули свежие дивизии.
Для пополнения обескровленной армии из России отправлялись новые полки.
С одним из таких полков отправился на фронт и бравый поручик. А Юрасик, не
смотря на горячие просьбы отправить на фронт и его, получил отказ и продолжал встре-
-чаться с Оленькой.
По всему было видно, что дело клонится к свадьбе и родители обговаривали меж собой
судьбу молодых. Сетуя на лихое время и свихнувшийся совсем мир, в котором предстояло
жить их детям. Тревожное ли время сблизило эти две семьи, или любовь их детей
стало причиной тому, только взаимная привязанность семей Кадамовых и Терских
росла день ото дня.
Редкий вечер не проводили они вместе, обсуждая за ужином волнующие их вопросы
и новости
Вот и в этот вечер Терские уехали на извозчике к Кадамовым, а Юрасик и
Оленька, со свойственной всем молодым беспечностью, не вняв предупреждениям
взрослых об опасности поджидающей их на улицах славного некогда Питера,
решили идти пешком, благо до дома, в котором снимали квартиру Кадамовы
было, по их мнению, совсем не далеко.
А вечер был холодным.
Дующий с Невы ветер таинственно шуршал в закоулках пожухлыми листьями.
Стены домов, словно гигантские горные хребты, вздымались к темному небу
усыпанному яркими звездами. А меж ними еще более темные и загадочно
молчаливые улицы-ущелья.
- Тебе не страшно?- шепнула Оленька, прижавшись слегка к плечу Юрасика
-Конечно, нет! Что ты?! - едва не задохнулся от возмущения Юрасик
-Я же русский офицер! Конечно, он несколько преувеличил.
Представление его в офицеры задерживали по каким-то причинам к его, Юрасика огорчению. Мимо скользнула чья – то невесомая тень. Где – то позади хлопнул выстрел.
За ним еще и еще. Татакнул злобной скороговоркой пулемет. И смолк.
- Стреляют,- Оленька зябко передернула плечами.
-В кого?-
-Солдаты распоясались,- как можно спокойней объяснил Юрасик
-Перепились, вот и стреляют-
А в душе восторг. Всегда независимая, гордая Оленька вдруг прижалась к его плечу
в поисках защиты. За углом, прямо посреди улицы, костер.
Алые отблески пламени тревожно метались по мрачным стенам домов. У костра шевелились
не ясные тени.
- Заслон - шепнул едва слышно Юрасик
- Может, обойдем-
Но их уже заметили
-Стой!- долетело от костра протяжно. – Стой!-
Две угрожающе огромные тени отделились от костра и направились к ним.
- Ты не беспокойся, заторопился Юрасик успокоить Оленьку.
-это только заслон. Солдаты. Проверят и отпустят.
А громадные тени приближались. На примкнутых к винтовкам штыках кроваво
взблескивало пламя.
- Стоять!- Повелительно выкрикнул один из солдат, останавливаясь напротив Юрасика и Оленьки хотя и стояли они не подвижно там, где застала их первая команда
-Стоять, повторил он еще раз явно наслаждаясь произведенным на прохожих впечатлением
Стоять! Х-то такие?-
- Гуляем мы. Понимаете.- Начал объяснять Юрасик противным, срывающимся от охватившего его вдруг волнения, голосом.
-Ишь ты - ухмыльнулся солдат окинув цепким взглядом фигуру Оленьки
-Гулящие, стало быть. А то може6т с нами загульнем?- предложил он, подмигнув игриво глазом. – Мы и барышню тоже приветим-
-Нет, нет, господин солдат, заспешила Оленька, отказываясь от приглашения и прячась за спину юрасика от откровенно похотливого взгляда солдата, - домой нам-
-Эй, Егорушкин! Х-то тама,долетел от костра начальственно требовательный бас.
-А студентик тута, - откликнулся Егорушкин повернувшись к костру,- Гулящий он. С мадамой своей!_ приказал тот же бас. Пущай катятся к….и добавил такое, что горячая кровь прилила к лицу Юрасика.
Ну ладно, идите, коль так,_ разрешил Егорушкин, махнув рукой в направлении уходящей
в темноту улицы. Погодь-ка маленько ваше благородие,- остановил уже шагнувшего было Юрасика второй солдат, цепко ухватив его за рукав шинели и обдав при этом тошнотворным
запахом винного перегара и махорки. – Ты, ваше благородие, господин студент, мори, многообещающе предупредил он. – Ежели папироски али водка имеются, лучше выкладывай сам. Не то мы и тебя, и барышню твою враз обысчем. – Нету у меня ничего, - глухо ответил Юрасик, содрогаясь от презрения к себе и страха за Оленьку. Он вдруг воочию увидел, как корявые, заскорузлые пальцы солдата расстегивают пальто на груди Оленьки.
-Не позволю! – мысленно воскликнул Юрасик, остро ощущая, как в ладонь скользнувшей в карман шинели руки вдавилась плоская рукоять браунинга, не так давно подаренного ему отцом.- Ишь ты испугалась барышня-то,,-Удивился Егорушкин, с улыбкой глядя на попятившуюся от них Оленьку. – Испужалась, али духом солдатским брезгует-.
-Где имя… - с закипающей злобой ответил Егорушкину второй солдат, все еще удерживая Юрасика за рукав его студенческой шинели,- Как кровушку нашу пить, так они тут первыя!
А как ночку- другую с солдатиком провести да утешить его, так у них тут любвя не та. Нежности имя всякие подавай! Вот погодитя ужо,- пригрозил он, с ненавистью глядя на Юрасика и застывшую за его спиной Оленьку,- Вот как только разожжем пламя мировой революции так и покидаем вас всех туда, и вся нежность.
С ужасающей ясн6остью Юраесик понял, что сейчас выстрелит. Выстрелит прямо в эти, источающие ненависть, глаза. Какая-то неведомая сила уже потянула из кармана вооруженную пистолетом руку. Но солдат уже уходил, небрежно закинув за спину, вновь кроваво блеснувшую штыком винтовку.
Ишь ты, осуждающе качнул головой Егорушкин =Эллой нонче Федька-то. Как зверь лютой на людей бросается.
Они убегали, Убегали от стыда и страха. Убегали от позора и грязи выплеснувшейся на них из глаз солдат. Убегали от своей беспомощности перед теми, кого еще совсем не давно считали своими, чьей историей гордились и восхищались.
-Не могу больше,- Задыхаясь, едва выговорила Оленька, повисая на руках у Юрасика.
-Не могу я больше, - повторила она жалобно. Тяжело дыша, они при прижались к холодной и мрачной стене дома. Мимо, группой прошли матросы, почти не видимые в своих черных бушлатах и только ряды блестящих пуговиц тускло светились в темноте.
Один из них, шедший с краю, заметил прижавшихся к стене Юраесика и Оленьку и презрительно сплюнув под ноги грязно выругался……- Тут революция в мировом маштабе,а они Любовь раскручивают…..-
-Ну, зачем они так а!?- спрашивала Оленька сквозь хлынувшие из глаз слезы
Ведь на Куликовом поле они плечом к плечу. Суворов великий их чудо-богатырями называл. И Наполеона разбили. И Севастополе, у Толстого. А эти… - голос её дрогнул от не заслуженной обиды и оскорбления.
Это не они, ответил Юрасик, бережно обняв за плечи всхлипывающую девушку, словно желая закрыть её от холодных, презрительных глаз изменившегося вдруг мира.
-Это были не они, это были другие.- Удивительная загадочность ночи кончилась. Перед ними лежал погруженный в ночной мрак город с испуганно бегущими прохожими по заплеванным окурками и подсолнечной шелухой улицам с молчаливо шагающими матросскими
|