следующий день перед рассветом Айн отправился вместе с отцом и другими рыбаками в море. Ночью он так и не успел заснуть, и его поначалу клонило в сон, но свежий морской ветер скоро окончательно пробудил его. Когда они отплыли от берега, было ещё темно. Но вскоре стал медленно разгораться за горами восток, заставляя постепенно выступать из тьмы морские дали. Из всех рыбаков Айн был самым младшим, но уже не стеснялся этого, а отец Айна всякий раз резко осаживал тех, кто пытался шутить над возрастом его сына, всегда с усердием помогавшему отцу вытаскивать из воды сети.
- Папа, расскажи мне о волшебной армаде, - попросил Айн, когда они возвращались после рыбалки на берег.
- Да что рассказывать, - ответил отец. – Болтают, будто блуждает где-то вдали армада кораблей из красного дерева, красоты невероятной, да только никто не знает, кто и куда на этих кораблях идёт. Кто-то будто бы их видел, но я думаю, что всё это выдумки. Говорят ещё, что армада эта внезапно то появляется, то вдруг куда-то исчезает. А я не видел, врать не буду, - медленно говорил он, приводя вёсла в движение могучими, крепкими и коричневыми от загара руками. Когда они возвращались, солнце пекло уже нещадно, Айна опять тянуло в сон, а впереди вздымались к бледно-голубым небесам высокие горы, снежные вершины которых рассекали своими остриями движущиеся по небу облака; всё ближе становился берег и громче – крики чаек; тёмно-синие волны пенились и катились к берегу, и страшно и жутко было думать о глубине, о том, что под твоей старой лодкой есть какая-то своя таинственная жизнь, протекающая в этих мрачных глубинах, среди тёмно-зелёных скользких водорослей и коралловых замков…
Жара в эти дни стояла особенно беспощадная, испепеляющая и мешающая думать. Отвлёкшись от мыслей о проплывавших под лодкой морских глубинах, Айн стал думать об Эмми, которая была где-то там, на берегу, но скоро понял, что в такое время лучше ни о чём не думать. Вскоре к запаху смолы и рыбы стали примешиваться запахи порта, сладко пахло корицей, ещё какими-то пряностями, привезёнными купцами с далёких островов, где Айну так хотелось когда-нибудь побывать… В порту жизнь была всегда, несмотря на изнуряющую жару, с любого человека сгонявшую десять потов.
Когда они вернулись в порт, солнце неумолимо двигалось к зениту; окна домов города были по большей части закрыты ставнями, и жаркий субтропический ветер веял с моря, поднимая небольшие волны, плескавшиеся у берега. Между блестящими на солнце мокрыми камнями прятались, замирая, крабы. Иногда они вдруг приходили в движение и, угрожающе раскрывая несоразмерные клешни, шли в атаку на своих соперников, исступлённо дрались и терялись между нагретых солнцем камней…
После полудня ветер стал усиливаться, обрушивая на скалы и прибрежные камни пенные валы волн, разлетавшиеся на миллионы переливавшихся на солнце всеми цветами радуги холодных брызг, а по небу потянулись из далёких и неведомых стран прекрасные белые облака, пролетавшие над горами и сами похожие на снежные горы с сияющими на солнце снежными вершинами. Рыба, которую ловил отец Айна, большей частью шла на продажу на рынок, находившийся неподалёку от порта. Айн много раз бывал там со своей матерью, и больше всего мальчика однажды поразило чудище – громадная рыба-меч, лежавшая на прилавке у какого-то торговца и безжизненно смотревшая своим круглым и неподвижным глазом на идущих мимо. Впервые подняв глаза на эту рыбу, Айн ужаснулся и даже вскрикнул – настолько жутким показался ему этот монстр морских глубин.
И вот теперь, когда дневные дела были завершены, Айн и отец поднимались от порта наверх, где их уже ждал дома обед. Эмми же в этот день ходила с мамой за покупками и помогала готовить. Удивительный белый голубь, которого накануне вечером Эмми принесла домой, был помещён в ящик, на дне которого было постелено сено. Папа Эмми перевязал повреждённое крыло птицы, а девочка поставила рядом с птицей две миски, в одной из которых была вода, а в другой – хлебные крошки. Но голубь сидел всё время в углу, спрятав клюв под крыло и лишь иногда открывая глаза. Девочка плакала, глядя на прекрасную и такую беспомощную небесную птицу и не могла ничего сделать.
Вернувшись с мамой с рынка, Эмми первым же делом побежала к себе в комнату, где стоял ящик с голубем, который по-прежнему сидел в углу с закрытыми газами. Девочка стала тихонько двумя пальцами гладить белоснежные пёрышки, и голубь, почувствовав её нежное прикосновение, открыл глаза. Тихо было в комнате и на улице, только тикали на стене часы в деревянном корпусе с позолоченными цифрами. Лиловые лёгкие занавески колыхались от ветра, и Эмми, глядя на голубя, думала о том, что она должна помочь ему снова подняться в воздух, что она должна не только вылечить его, но и отпустить на волю, потому что его дом там, далеко, за этими крышами и чердаками. Эмми уже знала, зачем она пришла в этот мир – чтобы помогать людям и другим живым существам, чтобы лечить и спасать жизни. Но, сидя рядом с ящиком, девочка ничего не знала о надвигающихся из-за терявшихся вдали островов огромных тучах…
Эмми и Айн обратили внимание на разительную перемену в погоде только когда встретились перед закатом дня. Веявший с моря ветер всё гнал и гнал по темнеющему южному небу страшные тучи, стремительно менявшие свои очертания. Вскоре эти тучи закрыли собой почти всё небо. Повернув от порта налево, Эмми и Айн вновь пошли по своей извилистой тропинке мимо скал и иссушенных солнцем кустов к морю, которое теперь было совсем не таким, как за день до этого; теперь лазурно-пенные волны в негодовании бросались, обрушивались на берег и скалы, и во всём этом чувствовалась какая-то первобытная ярость; брызги летели детям прямо в лицо, и ветер трепал длинные светлые волосы Эмми. Им было всего десять лет, их мир был так мал, и они ничего не знали о событиях, происходивших за тысячу километров от этого берега, где люди отрезали друг другу головы, пилили друг друга заживо ржавыми пилами, топили и взрывали корабли, бросали таких же, как они, существ в ямы с ядовитыми змеями и распыляли ядовитые газы… Зло ещё не успело воцариться в мире, где жили Айн и Эмми. Они стояли на берегу, и на них из пещер веяло холодом и далёкой зимой.
- Что там внутри, Айн? – спросила Эмми, повернувшись и указав пальцем в сторону тёмного входа в пещеру.
- Давай, зайдём туда и посмотрим, - ответил мальчик, и они подошли ко входу, откуда веяло на них холодом и сыростью. Откуда-то из темноты доносился до их слуха звук падающих капель. На пороге этого неизвестного им, таинственного мира Айн крепче сжал руку Эмми, и какое-то ещё незнакомое чувство вдруг вспыхнуло в его груди, как маленький огонёк, от которого всё как бы внезапно осветилось, и ему уже не хотелось отпускать эту руку.
- Эх, жаль, что нет у нас с собой спичек, - произнёс вдруг Айн, словно опомнившись или проснувшись от странного сна наяву.
- Да, - вздохнула Эмми. – Здесь кто-нибудь есть? – позвала она, но только эхо ответило ей. «Кто-нибудь… есть…» Нет, в пещерах не было никого, кроме обитавших где-то в глубине летучих мышей.
Вдруг за спиной дети услышали шум, обрушившийся на них внезапно. Резко обернувшись, они увидели перед собой серую и глухую стену дождя и закипающие, бурлящие морские воды, и лишь один огонёк маяка печально светился вдали.
- Что же теперь делать? – спросила Эмми, но Айн не ответил.
На город надвигался сезон дождей. Они знали, что ливни здесь могут продолжаться по многу часов и даже дней. Они молча стояли у входа в пещеру и смотрели на обрушивавшуюся на их родной залив стихию, и каждый думал о том, что дома их уже давно потеряли, но кто догадается, что они находятся здесь, на пороге пещеры, на границе ночи и дня?
А дождь лил, не переставая. В пещере было темно и холодно, и вскоре пол пещеры начала заливать дождевая вода. Давно уже скрылись за стеной дождя горы, а море ещё сильнее шумело и бушевало из-за поднявшегося ветра. В конце концов дети, дрожа от холода, побежали прочь, в город, где по уже успевшим остыть улицам текли вниз, в сторону порта, грязные коричневые ручьи. Айн и Эмми бежали сначала по мокрой траве среди голубовато-зелёных, высоких и острых стеблей осоки, а потом по холодным и скользким булыжникам мостовых. Вдруг, когда они уже были в городе, их поразил звук часов на башне, показавшийся им гораздо громче обычного. Часы на башне били десять вечера. «Дон… дон… дон…» слышался громкий и монотонный металлический звук сквозь непрерывный шум ливня… Это время шло над ними, это уносилось в звенящую пустоту Вселенной прошлое. На улице было темно и безлюдно, но, поднимая головы вверх, дети видели свет в окнах холодных каменных домов. Под дождём горели грустным светом уличные фонари, и мокрые мостовые блестели в их безнадёжном свете. День кончился, и ночь царила вокруг, тёмная, холодная и дождливая…
За этой тоскливой ночью потянулась череда одинаково серых и дождливых ночей и дней. За окном комнаты Эмили постоянно гремел жестяной водосток, и холодная дождевая вода беспрерывно обрушивалась на тёмно-серый тротуар, по которому проходили время от времени под зонтами какие-то люди. Айн же видел в окно беспрестанно бурлящее, вздымающееся и волнующееся море. Оставаясь один, он вспоминал тот дождливый вечер, когда он и Эмми стояли у входа в пещеру и Айн держал руку девочки. Айну казалось, что теперь уже в их жизни всё не может быть, как прежде, что какая-то странная и сладкая тайна теперь связала их жизни, и он тосковал без Эмми. С горечью думал Айн о том, что строгие родители Эмми, должно быть, так скоро не забудут о том, как она убежала вместе с ним к морю тем ненастным вечером. Эмми же лежала в постели с простудой, пила тёплый чай с мёдом и слушала звуки дождя за окном и звон посуды из кухни, где готовила мама. Спасённый девочкой белый голубь уже выбирался из коробки и подолгу сидел на подоконнике, важно ходил по полу комнаты, клевал сухие хлебные крошки и пил воду.
Из-за не прекращавшегося шторма рыбаки не выходили в море, и дни Айна тянулись долго и скучно. Часами он сидел и смотрел в окно на море, думая об Эмми и вспоминая тот странный и безумный вечер на берегу. Но море через три дня затихло. Айн и Эмми встретились снова сырым и туманным вечером в порту, когда движущиеся тени давно отправились на покой, а портовые фонари высвечивали лишь красно-оранжевые стены длинных складов и тёмно-серый мокрый булыжник под ногами. Тут и там у причалов неподвижно дремали на воде рыбацкие лодки, накрытые брезентом. Вечер был тих и прохладен. Дети шли по набережной, и Айн снова держал в своей руке руку Эмми. Острова вдали были скрыты густым туманом, в котором всё казалось каким-то другим, необычным. Странным, чарующим и манящим казался и далёкий огонёк маяка, иногда почему-то то погасавший, то загоравшийся вновь, как бы с новой силой. За пеленой тумана дети не видели города, и только звон часов на башне напоминал им о его существовании и о неумолимо идущем в сияющую пустоту времени. Туман был в мире, и мир был весь в густом тумане.
Они не знали, в какой момент времени появились у берегов Зелёного архипелага корабли серой армады, потому что туман в
