Аляска. Книга I. Вопреки запретам

катастрофа. Я чувствовала себя ущербной. Во мне развивался комплекс неполноценности. Чтобы решить эту проблему, я должна была от полноты избавиться. В первые годы учебы мне это даже и в голову не приходило. Такое понятие как «избавление от избыточного веса» находилось за пределами моего жизненного опыта и знаний. А школа молчала. Наверное, потому, что я была из «простых людей»! Про школьных психологов же тогда никто и слыхом не слыхивал.
Родители тоже не могли мне помочь. Мама, по своему обыкновению, относилась ко мне рассеянно. Отец делал со мной домашние задания, терпеливо разъяснял правила, учил прилежанию. Но, по существу, не мог предложить мне ничего, кроме того, что я уже получала от учителей. А мои жалобы на оскорбления одноклассников вызывали его бурное негодование, но не более. Он, так же, как и я, не знал, что с этим делать.
По существу, с момента поступления в школу я была вброшена в поток самого неблагоприятного развития событий. Ведь что такое «плохая ученица» и «толстая Платониха»? Это низкий авторитет в классе. Пренебрежение и оскорбления сверстников. Предосудительность учителей. Это неблагоприятное окружение, в котором я была вынуждена находиться по несколько часов чуть ли не ежедневно.
Такая ситуация обескуражит, приведет в отчаяние любого. Но только не меня. Я была не из тех, кто принимает на себя роль жертвы. Конечно, пока я училась в начальных классах, на открытый бунт не решалась. Но и не унывала. Науки постигала так, как получалось. Увлеченно дралась с каждым, кто меня задирал. Крикливую учительницу воспринимала как необходимое зло.
Я вполне адаптировалась к школе, научилась в ней существовать. Но не разрешила этим внутреннего конфликта, который она во мне породила. Некрасивая «толстая Платониха» не давала мне покоя. И я объявила ей войну!
Мне был необходим «новый имидж». В его формировании здорово помог магазин Всесоюзного театрального общества, ВТО.
Располагался он недалеко от моего дома, на улице Герцена, напротив посольства Испании. В нем продавались различные театральные принадлежности. Чего там только не было! Букеты искусственных цветов, маски, парики, накладные брови и бороды, бутафорские ружья и пистолеты, женские шляпки с мохнатыми перьями, веера, опахала, балетные пачки, пуанты, театральный грим, мольберты и краски!.. Я проводила часы у витрин и прилавков, разглядывая эти чудесные вещи. Каждая из них была волшебной дверцей в неведомый, загадочный мир. У меня замирало сердце. Я частенько заглядывала сюда после школы и покупала какую-нибудь мелочь: цветную слюдяную бумагу для поделок, резной деревянный обруч для волос, изящное страусиное перо…
Карманные деньги у меня водились всегда. И было их немало. Думается, даже побольше, чем у сынков членов Политбюро ЦК КПСС, которые учились со мной в классе. Тетя Наташа в каждый мой приезд на 11-Парковую совала мне в карман несколько рублей: «Купишь себе что-нибудь вкусненькое!» Я не успевала их тратить и потихоньку копила.
И вот однажды купила в магазине ВТО пуанты и театральный грим. С тех пор каждый день, приходя из школы домой, я садилась перед зеркалом и мазала лицо гримировальными красками. Именно мазала! Аккуратно и со знанием дела наносить их на лицо я, конечно же, не умела. Это называлось «румянить щеки, красить губы и подводить глаза». Получалось нечто ужасное, но очень яркое. Я была довольна. «Платониха» должна была стать писаной красавицей, и я упорно к этому шла!
А еще «Платонихе» нужно было непременно почувствовать себя худенькой и стройной. Накрасив лицо, я надевала пуанты и по-балетному вставала на кончики пальцев. Находиться в таком положении для меня не представляло никакого труда, я ощущала себя совершенно естественно. В зеркале отражалась длинноногая девичья фигурка. Юная балерина мило улыбалась кроваво-красными губами и поражала глаз ярким румянцем во всю щеку. А еще — широкими угольно-черными линиями бровей и мертвенной белизной густо напудренного лба. Выразительно она смотрелась, да… Я не отрывала от нее глаз и подолгу выполняла различные несложные па. Те, что запоминала, когда смотрела по телевизору балет.
Кроме того, я регулярно делала маникюр. Цветными карандашами. Занималась этим на уроках, тайком от учительницы. Косметическая процедура обработки ногтей цветным грифелем требовала точности и терпения, но я старалась. И всего за один урок успевала преобразить все десять своих ноготков. Карандашный «лак» легко с них стирался, на первой же перемене маникюр приходил в негодность. Но похвастать им перед подружками я все-таки успевала! Юлька Горбова восхищалась:
— Красиво как, Олька! Ну, ты даешь! И грим у тебя дома есть, и ногти красишь!
— То ли еще будет! — отвечала я.
И как в воду глядела.
Игры с гримом, балетом и грифельным маникюром смягчали противоречия, которые бередили мою детскую душу. Но только до поры. Когда я пошла в пятый класс, все во мне изменилось.
***
Я совершенно явно почувствовала расширение своих физических и умственных возможностей. Девчонка превратилась в подростка. Я стала сильней и умней. И вместе с этим ощутила бурный внутренний протест. Теперь я не желала терпеть все то, что отягощало мою жизнь, делало меня якобы неполноценной. Я взбунтовалась против требований учителей к моей успеваемости. Против их назиданий. Против их деклараций норм поведения «хорошей девочки». Против идиотских издевательств одноклассников. Привилегированные дураки не могли успокоиться пятый год — это нормально?!
Я больше не желала терпеть свою школьную жизнь такой, какой она сложилась.
Мой характер изменился. Я стала решительной, дерзкой. Мои удары в драках с обидчиками отяжелели, теперь мало кто из мальчишек хотел со мной связываться. Претензии учителей к моей успеваемости я стала демонстративно игнорировать. К тому же научилась с ними разговаривать.
— Платонова! Встань! Почему домашнее задание не сделано?
Я нехотя вставала из-за парты и веско произносила:
— Вы вчера плохо объяснили.
Это было не оправдание — обвинение. Встречная претензия. Симметричный ответ. Он бил по репутации преподавателя. А наши учителя совсем не желали ставить под угрозу свою работу в элитной спецшколе № 20. Хотя бы потому, что высокопоставленные родители учеников частенько преподносили им дорогие подарки.
После этого разговор со мной шел на полтона ниже... В общем, с учебой и учителями я так или иначе справлялась.
Вне школы я повела войну против «толстой Платонихи» по всем фронтам. В борьбе с полнотой я выбрала крайнюю меру — просто прекратила есть. Перестала ходить на школьные завтраки. Потом отказалась от обедов. И однажды начала голодать. Через пару дней на уроке физкультуры со мной случился голодный обморок. Учитель страшно перепугался, но я быстро пришла в себя.
— Переходный возраст, наверно, сказывается, — сказал физрук, провожая меня под руку в раздевалку. — Ты, эта… Ешь побольше!
— Ну да. Конечно! — обещала я, радуясь, что до врача дело не дошло.
Я не отказалась от своих бедовых экспериментов. Один-два раза в месяц устраивала себе несколько голодных дней. И падала в обмороки. Потому что понятия не имела о лечебном голодании и, само собой, все делала неправильно. В такие дни я чувствовала себя отвратительно. Но ничто не могло поколебать мою решимость на пути к стройности!
Я упорствовала. И расширяла фронт наступления на «толстую Платониху». Наступила зима. На Патриарших прудах открылся ледовый каток. Располагался он довольно далеко. Чтобы добраться до Патриарших от моего дома, мне приходилось пройти на коньках в пластмассовых чехлах почти всю улицу Алексея Толстого, сегодня это Спиридоновка. Километр пути, не меньше. И я гоняла себя по этому маршруту каждый вечер.
К тому времени я поняла, что меня категорически не устраивает моя одежда. Я хотела выглядеть экстравагантно, одеваться «не как все». Но тогда в магазинах повсеместно висели однотипные серые и черные куртки и пальто, юбки и блузки стандартного бесформенного покроя. Изделия советской легкой промышленности не радовали граждан СССР ни яркими расцветками, ни модными силуэтами, ни талантливыми дизайнерскими решениями. Купить красивую одежду было невозможно.
Я поделилась своим затруднением с тетей Наташей.
— А разве Валя не привозит тебе из-за границы модных вещей? — спросила она.
— Нет. Говорит, что это баловство. Оно развращает. Мы живем в советской стране, и у нас другая жизнь, правильная. Здесь импортные тряпки ни к чему.
— Ага! — осуждающе воскликнула тетя. — Сама-то бархатное платье, в котором с Колей в гости ходит, за границей себе купила!
— Один раз она и мне платье привезла, на день рождения подарила. Тоже бархатное, бирюзовое, юбка колоколом. Красивое. Только оно праздничное, в нем гулять не пойдешь… 
Тетка стала давать мне больше карманных денег. «Если выкинут в магазине импорт, купишь себе что-нибудь!» А однажды сказала:
— Шей себе одежду сама. Наловчишься — будешь одеваться, как королева. Хозяин — барин!
И научила меня кроить и шить на швейной машинке.
Легко освоив эту науку, я воспряла духом. У меня в руках оказался инструмент, с которым можно было исполнять свои желания! Во мне проснулся настоящий дизайнер одежды. И я с азартом взялась за эксперименты. Они были дерзкими. Я покупала две мужские сорочки разных цветов и отрезала у них рукава. Приталивала по фигуре, делая на спинках вытачки. А потом пришивала рукава одной рубашки к другой. Получалось нечто необычное, чего я никогда ни на ком не видела. Серая клетчатая сорочка с темно-синими однотонными рукавами смотрелась на мне просто отлично! Я могла поменять у нее кокетку, пуговицы, украсить аппликациями или накладными карманами. Могла сделать на отложном воротнике вышивку или вовсе спороть его, чтобы пришить стойку с основой из кожи. 
То же самое я производила и с куртками. Моей фантазии не было предела.
У меня здорово получалось! Тетя Наташа по моему заказу связала мне из толстой шерстяной пряжи «продвинутое» пальто. Точнее, некий оригинальный жилет — длиной до пят и без рукавов. Я украсила его декоративными вставками из мулине и щеголяла в нем, притягивая взгляды, как настоящая модница!
Мое стремление к эпатажной внешности этим не ограничивалось. Я продолжала опыты с театральным гримом. Конечно, меня теперь совсем не устраивали жирные гримировальные краски на вазелиновой основе. Но других у меня не было. Декоративная косметика в стране, по существу, не производилась. Правда, было в Москве несколько крупных универмагов, где продавалась хорошая импортная косметика — «Лейпциг», «Ядран»… Но за ней выстраивались километровые очереди из женщин, жаждущих красоты! Однажды, буквально чудом, мне удалось купить красную губную помаду и компактную пудру.
Ну, а еще в моем арсенале была знаменитая «плевательница» — тушь для ресниц «Ленинградская». Она представляла собой черный восковой прямоугольник. Для того, чтобы ею воспользоваться, нужно было сначала на нее плюнуть. Под действием слюны твердая тушь становилась пластичной и образовывала на кисточке густую черную массу. Да, выглядело это не очень эстетично, зато эффект накладных ресниц был обеспечен!
Вот этим набором —