Аляска. Книга I. Вопреки запретам

квартира, в которой жили Лялька и ее мать, сгорела. То есть во время пожара выгорела изнутри дотла. Я оказалась посреди мрачной пещеры: черные голые стены с обрывками проводки, над головой — покрытый сажей потолок, под ногами — головешки обугленных паркетных плашек. Посреди комнаты стоял круглый стол. На нем валялись пустые консервные банки из-под кильки в томате и засохшие куски хлеба. В углах комнаты на полу лежали грязные матрасы. На них, видимо, Лялька с матерью и спали…
— Ну, как дела? — спросила я, поглаживая ее по жиденьким светлым волосикам.
— Вчера дядя Жора мамку побил. У нее теперь фингал под глазом, — пожаловалась Лялька. Жора был одним из сожителей ее матери. — А еще один грузин на Палашах мне подзатыльник дал…
«Палашами» называли колхозный рынок, что располагался недалеко от Патриарших прудов, в Большом Палашевском переулке. Вечно голодная Лялька приворовывала на нем: таскала с лотков чернослив и орехи. Я нащупала в кармане единственный оставшийся там рубль и отдала его Ляльке:
— Не воруй у грузин. Купи себе орехов.
Лялька заулыбалась, благодарно сморщила носик и крепко обняла меня за шею.
— Ага, не ждали! А вот и мы! — раздался из-за кустов веселый ор Банана. Он выскочил к песочнице, победно тряся над головой двумя бутылками портвейна «Агдам». За ним появился Красный, прижимая к груди еще три. Быстро они обернулись!
— Девки, кто из горла не будет, вон, на кусте стакан висит! — сказал оживившийся Крот. И достал из кармана нож, чтобы срезать с бутылок плотные пластмассовые пробки.
И тут, как из-под земли, на площадке возник Афоня. Я сняла Ляльку с колен и зачем-то встала. Сунула в рот сигарету. Махнула ему рукой:
— Привет!
Я была в него тайно влюблена. Девичье сердце покорил обаятельный черноглазый цыган. Ему было тридцать пять лет, но выглядел он как юноша. Стройный и гибкий, курчавый, с вечным румянцем на смуглых высоких скулах и яркими чувственными губами — Афоня был красив. А еще, так же, как и Крот, отлично играл на гитаре и пел. Но исполнял не только «блатняк». Порой он выступал совершенно неожиданно. Задумывался, опускал голову, пальцы его осторожно перебирали струны. Звучал красивый перебор, и Афоня начинал исполнять одну из песен Булата Окуджавы.
Заезжий музыкант целуется с трубою.
Пассажи по утрам так просто, ни о чем…
Он любит не тебя, опомнись, Бог с тобою!..
Именно Афоня открыл для меня авторскую песню. Душевность, мягкая лиричность, красота слога, тонкий юмор или глубокая мысль — в ней я нашла все то, что неосознанно ждала от «блатняка» Крота. Через несколько лет я увлекусь авторскими песнями всерьез. Но пока увлекалась Афоней — он так здорово их исполнял!
Позже я поняла: все то, о чем словами Окуджавы пел Афоня, не имело к нему никакого отношения. Его цыганская натура тянулась к эстетике высокой поэзии, благородных мыслей и чувств. Но не более. Афоня мало о чем задумывался, а душа его дремала.
Он был алкоголиком. Нигде не работал и целыми днями ошивался по округе в поисках спиртного. С ребятами он держался на равных, как говорится, «не выделывался». Его любили за веселый нрав и умение играть на гитаре, принимали и угощали вином в любой компании — и на Лисе, и на Полярниках, и у Воров. Но этого ему было мало. И тогда он стоял с местными пьяницами у магазина «Вина-воды» на Герцена или распивал водку в подворотнях на троих. Он никогда сильно не напивался. Но постоянно находился под хмельком. Как ему удавалось при таком образе жизни сохранять внешнюю привлекательность, веселую беспечность и цыганское обаяние — одному Богу известно!
Афоня сделал мне ручкой и, лукаво поблескивая черными маслинами глаз, проследовал мимо. Ему не было до меня никакого дела. Он давно положил глаз на Ирку Решетникову. Она же каждый вечер целовалась с Бананом, но все чаще стала поглядывать и на Афоню. Все чаще отвечала на его знаки внимания. Я ревниво наблюдала за ними и злилась на старшую подругу. Путалась бы с мордатым пэтэушником Бананом — нет, моего цыгана ей подавай! Дурацкое Решето!..
Крот первым сделал из бутылки несколько глотков и передал ее Афоне. Ирка стояла рядом и заливисто хохотала. Афоня выпил, приобнял ее за талию и зашептал что-то на ушко. Она, кокетливо улыбаясь, слушала. Потом приняла из его рук бутылку и, томно вытянув губы, отхлебнула из горлышка портвейн. Банан поодаль распивал с Перцем и Красным. Он не обращал на игры своей подружки никакого внимания. Какая разница? Ирка отскочила — завтра Ленка поцелует. А цапаться с Афоней кому охота, за него Крот…
Жгучая ревность подсказывала мне, чем все это закончится. Ирка поссорится с Бананом. Найдет какой-нибудь пустяковый повод, чтобы с ним разойтись. И станет гулять с Афоней. А я буду смотреть на них, как последняя дура!
Бутылка дошла до меня. В ней оставалось не меньше, чем полстакана портвейна. Я зло, в один присест, выпила все до дна. Терпкое вино обожгло горло. По телу разлилась горячая волна.
Ну и черт с ними! Я отбросила пустую бутылку в сторону и закурила. Все равно у меня не было никаких шансов. А вот Решето еще с Афоней наплачется!
Так оно и случилось. Через год Ирка Решетникова забеременела от Афони. Цыган, конечно, замуж ее не позвал: какой из него семьянин! Его образ жизни нисколько не изменился, только вот на Лисе он появляться перестал: избегал встреч с Иркой. Она родила девочку и вслед за Афоней пропала с Лисы навсегда. Больше я никогда ее не видела.
Я снова села на лавочку, маленькая Лялька тут же плюхнулась рядом. Крот с ребятами затянули очередной «блатняк» — «А на дворе чудесная погода…» Аркаши Северного. Обола продолжал рассказывать анекдоты, девчонки хихикали. Выпитое вино мягко ударило в голову. Стало тепло и спокойно. Лялька достала из кармана печенье и стала задумчиво его грызть. Выглядела она печальной. Мне захотелось поднять ей настроение:
— Слушай, а хочешь, я тебя научу песенник делать?
Тогда, в середине 70-х, мы заслушивались песнями модных ВИА — вокально-инструментальных ансамблей. Они имели оглушительный успех. ВИА создавались по типу зарубежных рок-групп — «Битлз», «Пинк Флойд», «Роллинг стоунс», «Скорпионс»… Суперпопулярный западный рок был в стране под запретом. Его слушали, покупая у фарцовщиков импортные грампластинки или воспроизводя плохие записи на катушечных магнитофонах. А вот официально разрешенные ВИА можно было услышать везде. Они выступали на радио, на телевидении, давали концерты по всей стране. Конечно, им не позволяли играть рок. И вообще, мало что позволяли. Но все-таки они во многом стали советскими аналогами зарубежных рок-групп, от которых сходила с ума Европа и Америка. Музыканты в ВИА играли на электрогитарах, электроорганах, синтезаторах. Как и полагается, вовсю использовали ударные, усилители, звуковые спецэффекты. Выдавали сильный, разнообразный, профессиональный вокал и богатые аранжировки. В общем, были на уровне.
Пели ВИА, в основном, о любви, и делали это классно. Девчонки их обожали! Ансамбли «Веселые ребята», «Песняры», «Самоцветы», «Поющие гитары» были необычайно популярны. Лучшие их песни девочки записывали в специально заведенные для этого тетрадки — песенники. Мы с Юлькой Горбовой и Олькой Морозовой тоже такие имели. Нам очень хотелось украсить странички с текстами оригинальными изображениями. Но не рисовать же на них виньетки акварелью! Мы, конечно, делали и это, но к песням о любви просились цветные фотографии рок-музыкантов, влюбленных пар, цветов и живописных пейзажей. А где было их взять?
— И знаешь, что мы придумали? — рассказывала я Ляльке. — Заходим в какой-нибудь дом, где шишки всякие живут, ну, ты знаешь. И начинаем звонить по квартирам: «У нас в школе сбор макулатуры! У вас есть ненужные газеты?» А что? Обычное пионерское дело! Ну, нам и выносят всякое… Мы соберем целую кучу макулатуры и в ней обязательно какие-нибудь иностранные журналы с фотографиями находим. На худой конец, «Крестьянку» или «Работницу». В них тоже можно что-то для песенника найти. Поняла? Потом вырезаем картинки и наклеиваем в песенник.
— Ну, вы и хитру-уши! — восхитилась Лялька. — Я тоже песенник хочу! — воодушевилась она. Даже печенье грызть перестала.
— Я тебе свой принесу, для начала можешь из него песни списать.
— А фотографии?
— Вот пойдем мы с Юлькой и Олькой за макулатурой — и тебя с собой возьмем!
Лялька вскочила с лавочки и радостно запрыгала.
— А ты дашь мне три копейки? — вдруг спросила она.
— Зачем тебе? — растерялась я.
— Как зачем?! Ты же обещала! Помнишь, как вы с подружками деньги на мороженое собирали?
Ах, да! На днях я рассказывала Ляльке и об этой нашей детской хитрости. Когда мы учились в начальных классах, придумали способ выманивать у взрослых мелочь на мороженое. Вообще-то, деньги на лакомства у меня всегда были от тети Наташи. Но я предпочитала тратить их в магазине ВТО. А на всякую ерунду типа конфет или мороженого интереснее было добывать их с подругами. Тогда на улицах повсюду стояли будки с телефонными автоматами. Люди часто ими пользовались: телефоны были далеко не в каждой в квартире, а о сотовой связи в те времена даже писатели-фантасты не думали. Если нужно было сделать звонок, человек опускал в узкую прорезь на корпусе автомата двухкопеечную монету, и телефон начинал работать. Так вот... Юлька заходила в телефонную будку, принимала расстроенный вид и начинала легонько стучать кулачком по аппарату. Я вставала посреди тротуара с трехкопеечной монетой в руке и обращалась к первому же встречному:
— Помогите, пожалуйста! У нас автомат двушку проглотил! А нам позвонить срочно надо! Разменяйте три копейки!
И протягивала ему свою монету. Обычно прохожие не желали возиться с разменом, да и не у всех оказывались в кошельке одновременно копейка и двушка. Но так как надобность в телефонном автомате периодически возникала у каждого, двушка находилась всегда. Ее-то мне и давали. Просто так. Дарили. Очень уж достоверно мы с Юлькой исполняли свои роли.
Одиннадцать таких обращений — и двадцать две копейки в кармане! Мы с Юлькой бежали к лотку с мороженым и покупали два эскимо на палочке! Класс!
На Ляльку, вечно озабоченную вопросом пропитания, мой рассказ произвел громадное впечатление. Она воспылала желанием опробовать нашу хитрость. Я обещала подарить ей трехкопеечную монету, но забыла об этом.
— У меня сейчас нет, — виновато сказала я. — Завтра принесу.
— А как вы еще деньги на мороженое доставали? — продолжала допрашивать меня Лялька.
Я вспомнила, как мы с Юлькой в жаркие летние дни ходили купаться в фонтане на Пушке.
— Мы в одних купальниках туда отправлялись, — рассказывала я Ляльке. — Идем по дворам, на нас никто внимания не обращает. Мы же маленькие тогда были, вот как ты…
Фонтан на Пушкинской площади был такой же мистической достопримечательностью столицы, как и фонтан «Дружба народов» на ВДНХ. Среди приезжих существовало поверье: бросишь в один из них монетку — обязательно еще раз побываешь в Москве! Поэтому дно фонтана на Пушке было сплошь усеяно медяками. Попадались среди них и металлические полтинники, и даже рубли. Мы с Юлькой залезали в нишу бассейна, визжали и резвились под холодными струями фонтана, а заодно и собирали со дна монеты!
— Там не