Аляска. Книга I. Вопреки запретам

приперлась Кретова… Я покосилась в сторону ребят. Ленки Кругловой с ними не было. «Это она! — сообразила я. — Смылась по-тихому и позвонила Кретовой! Связала хвосты, интриганка чертова!»
Ленка вынырнула из кустов и снова уселась на колени к Перцу. Вид у нее был довольный. Лицо выражало крайнюю степень самого жадного любопытства.
Кретова приближалась. Я смотрела на нее и никак не могла понять, какие чувства испытываю. Страх? Нет. После драки в беседке, недельного затворничества и решения биться на Лисе за свою жизнь я ничего не боялась. Злость? Нет. Я победила Кретову, прекратила измывательства над нашими девчонками. И она для меня перестала существовать. Да, она была подлая гадина. Но мало ли вокруг плохих людей? Я не злилась. Я просто не хотела ее видеть. Но она, судя по всему, хотела видеть меня…
Кретова вошла на Лису и даже не взглянула в сторону Крота. А он не оторвался от гитары. Остальные наши ребята повели себя также: сделали вид, что не заметили ее. Она прошагала к лавочке и остановилась напротив меня.
«Если ударит, — подумала я, — дам ей ногой в голень, а там посмотрим».
Но Кретова не собиралась драться. Она помахала перед моим лицом листком бумаги, который держала в руке:
— Знаешь, что это? Врачебное заключение о нанесении телесных повреждений! Ты мне внутренности отбила! Я с этой справкой в милицию пойду, поняла?! Ты у меня сядешь!
Я обомлела. Вот уж чего я не ожидала от Кретовой! Она же была до мозга костей дворовой шпаной! Милиционеров она не называла иначе, как «мусора» и «менты»! И вот теперь произносила такие речи!
Что-то в ней сломалось после избиения в беседке. Передо мной стояла другая Кретова, не та, которую я знала.
Я встала и выдернула у нее из руки бумагу:
— А ребята что скажут?
Кретова опешила, лицо ее вытянулось. Не думала она об этом, что ли? Или поглупела? Никто и никогда на Лисе, Полярниках или у Воров, пострадав в драке, не фиксировал побои и не обращался в милицию. Таков был еще один неписаный закон «плохих компаний». Его нарушителей ждала суровая кара.
Я разорвала бумагу на мелкие кусочки и бросила в лицо Кретовой:
— Жить надоело? Дура ты!
— Сука! — вскричала она, и мне показалось, что я снова вижу перед собой прежнюю Кретову — взбешенную лошадь. Я ударила ее кулаком в грудь. Получилось сильно, не зря тренировалась с гантелями. Кретова закашлялась, отшатнулась и увяла. Нет, похоже, с лошадью я ошиблась…
Кретова молча повернулась и нетвердым шагом пошла прочь.
И тут раздался голос Крота:
— Остынь, Платон!
Я обернулась и удивленно посмотрела на него. Крот усмехнулся, длинно сплюнул и склонился над гитарой.
***
Так в один день я обрела на Лисе имя и прозвище. Наверное, мне нужно было радоваться: мой статус в компании окончательно определился, при этом стал намного выше, нежели раньше. Во всяком случае, у девчонок. Теперь они всегда уступали мне место на лавочке и проявляли всяческое уважение.
Но радости не было. Конфликт с Кретовой заставил меня увидеть жизнь и нравы нашей компании в ином ракурсе. Он сорвал с Лисы ореол таинственности и романтизма, столь значимый для подростка. Я верила в справедливые законы этого мира, но теперь они не будоражили мое воображение. Мне пришлось дорого заплатить за их несовершенство и противоречивость. Я верила в героев-великанов с Лисы и Полярников, но теперь знала, что их там нет. Те, кого я принимала за героев, оказались обычными людьми. Я поняла это, когда одолела одного из них. Об Афоне же я теперь думать не желала. Пусть пьет водку в подворотнях и целуется с Решетом!
Я как будто расколола орех, а он оказался пустым.
Одним словом, наша компания уже не привлекала меня так, как раньше. Да и свободного времени стало меньше — я начала заниматься в секции художественной гимнастики на Гоголевском бульваре. А на Лису теперь ходила редко.
Так продолжалось до тех пор, пока в моей жизни не появилась Моника.

Глава III
GREAT!
В первый раз я увидела Монику на торжественной школьной линейке 1 сентября.
Мой 7 «А» выстраивался в шеренгу перед школой. Я была в отличном настроении. Месяцы занятий художественной гимнастикой и летний отдых в пионерском лагере на море сделали свое дело: я избавилась от последних лишних килограммов. Стала стройной, гибкой. Обрела спортивную осанку. В лагере я впервые почувствовала свою привлекательность. На вечерних дискотеках мальчики очень охотно приглашали меня танцевать. Там же, на танцах, я получила опыт первых поцелуев и почувствовала себя настоящей девушкой. Мне это понравилось! Вернувшись из лагеря, я пошла на Лису и сразу же закрутила любовь с крепким симпатичным пареньком по прозвищу База. Он был дружком Перца и с некоторых пор вошел в нашу компанию. С ним мы целовались у вольера с лисой так, что Афоне с Иркой Решетниковой и не снилось! Но, конечно, дальше этого отношения не заходили. Мне недавно исполнилось тринадцать лет, я была совсем девчонкой и просто-напросто играла новыми возможностями.
  Я ловила на себе удивленные и заинтересованные взгляды одноклассников и отвечала им презрительной улыбкой. Вот так! Будете знать, придурки!
  Прощать им прошлые обиды я не собиралась.
  Наша классная руководительница захлопала в ладоши:
— Ребята, выровняйте шеренгу! Линейка скоро начнется! — И крикнула кому-то за нашими спинами. — Проходи сюда, Моника! Становись в строй! На уроке я познакомлю тебя с классом!
  Я обернулась, чтобы посмотреть на новенькую. К нам подходила смуглая девчонка в американской футболке с изображением лохматого рок-музыканта на груди и модных клешеных джинсах. Она выглядела старше любой из наших семиклассниц. Округлые бедра и вполне сформировавшаяся грудь не позволяли причислить ее к разряду подростков. Она была мулатка: бронзовая кожа, широкий нос, черные, как воронье крыло, волосы.
Красотой и стройностью она не отличалась. Крупная, плотно сбитая фигура, полные тугие щеки, небольшие глаза… Смотрела она исподлобья, но не настороженно, а уверенно, даже дерзко. Было видно, что новенькая — с характером: себя в обиду не даст!
— Hi! (Привет!) — небрежно бросила она и пристроилась в конце нашей шеренги.
  — Иностранка! — констатировал кто-то из ребят. — Из Бразилии. Или Аргентины…   Появление иностранки ни у кого из нас удивления не вызвало. Почти во всех классах школы учились дети дипломатических работников посольств. Никто из них, как правило, русского языка не знал. Поэтому их сажали на последние парты, там они просто слушали, что говорит учитель. До тех пор, пока не научались говорить, читать и писать по-русски. Потом, если им это удавалось, они становились полноценными участниками учебного процесса. А если нет — усваивали знания как придется.
  У нас в классе уже второй год учились сестры-близнецы из республики Кипр. Старательные, аккуратные девочки, они быстро освоили русский язык и удивляли учителей отличной успеваемостью. Они были не только умненькие, но и очень красивые — особенной красотой островитянок Средиземноморья. Тоненькие, стройные фигурки, нежные овалы лиц с миндалевидными глазами, длинные каштановые волосы до плеч, оливковая кожа — киприотки заставили всех наших мальчиков отвернуться даже от первых красавиц класса. На переменах вокруг сестер всегда увивался табунок ухажеров.
  Внешность Моники наших ребят, конечно, не впечатлила. Зато высокую оценку получила ее одежда: 
— А прикид у нее классный!
То, что она была в майке и джинсах, а не в форменном коричневом платье, не обсуждалось. В 20-й спецшколе ученикам-иностранцам разрешалось игнорировать школьную форму и посещать занятия в своей повседневной одежде. 
  На первом уроке учительница вызвала новенькую к доске и представила нам:
  — Ребята, познакомьтесь! Это Моника да Коста Ногейра, наша новая ученица. Она из Бразилии, дочь военного атташе бразильского посольства. Русского языка не знает, но говорит по-английски. Так что для вас не составит труда с ней общаться. Монике скоро исполнится пятнадцать лет. Педсовет школы решил, что программу старших классов на русском языке ей будет усвоить сложно, поэтому она будет учиться не в девятом, а у нас.
  Моника сдержанно улыбнулась, и на ее тугих щеках образовались забавные ямочки. Я вдруг почувствовала к ней симпатию. 
  И тут Панкратов, которого я в прошлом году пугала Кротом, выдал:
  — А чего она толстая такая?
Завел любимую песню! Все захохотали. Моника, хоть и не знала русского языка, все поняла и отреагировала мгновенно.
— Go to shit! (Иди в дерьмо!) — процедила она сквозь зубы. И выставила перед собой кулак с вытянутым вверх средним пальцем: — Bastardo!
Первое ее ругательство, произнесенное по-английски, все мы поняли. А вот второе — нет. Как потом оказалось, Моника назвала Панкратова ублюдком — на своем родном португальском. В Бразилии это официальный язык.
Панкратов сидел за моей спиной. Я развернулась и заехала ему учебником по башке:
— Какая она толстая, придурок! Протри глаза!
Панкратов ответить не решился, только тихо выругался.
— Так, прекратить! — закричала учительница. — Садись, Моника. Продолжаем урок!
Моника, проходя к своей парте, приветливо мне подмигнула. Видно, мой удар по пустой голове Панкратова ей понравился!
  На перемене она подошла ко мне и спросила:
— Do you know, where I can smoke? (Ты знаешь, где здесь курят?) 
Английский я знала плохо, как и все школьные предметы. Но все-таки изучала его со второго класса, поэтому такой простой вопрос поняла. И обрадовалась. На Лисе я пристрастилась к сигаретам и без перекура на переменках обойтись уже не могла. Но из девчонок в нашем классе никто не курил, с ребятами я не дружила, а поболтать между затяжками с кем-нибудь хотелось.
Я отвела Монику на лестничную площадку возле черного входа в школу: там с негласного разрешения учителей обычно дымили старшеклассники.
— Oh, great! (О, классно!) — сказала Моника и достала из заднего кармана джинсов пачку «Мальборо». Эти знаменитые американские сигареты тогда в СССР не продавались. Курить их считалось высшим шиком.
— Which cigarettes do you smoke? (Какие сигареты ты куришь?) I prefer «Marlboro»! (Я предпочитаю «Мальборо»!) — просто сказала Моника.
— Give me to try it! (Дай мне попробовать!) — попросила я.
Моника охотно протянула мне свою пачку. Мы закурили, и она тут же спросила:
— Have you got a boyfriend? (У тебя есть парень?)
Это был отличный заход на долгую, захватывающе интересную беседу! Приглашение в открытое доверительное общение. Монике, конечно, нужна была в школе подружка. Я же испытывала к ней самый живой интерес: иностранка, из Бразилии, дочь военного атташе! Меня распирало от любопытства. Поэтому я живо подхватила ее инициативу и сразу ответила:
— I had a boyfriend! But now I am alone! (У меня был парень! Но сейчас я одна!)
В принципе, я сказала правду. Базу с Лисы можно было считать моим парнем: ведь мы целовались. Но так как малый он был недалекий, я быстро охладела к нему и продолжать отношения не собиралась.
— And do you have a boyfriend? (А у тебя есть парень?) — в свою очередь поинтересовалась я.
В ответ Моника выдала сбивчивую, но темпераментную речь. И тут я поняла, что c английским языком у нее, как и у меня, отношения не складывались. Она с трудом подбирала слова, путала их и предложения строила неправильно. Она рассказывала про своего друга —