Аляска. Книга I. Вопреки запретам

пропадавшего в тюрьмах, почти не знал. Мать его бросила. Наверное, маленький Отари скучал по ней… «Я тебя очень прошу, ну, пожалуйста, возьми меня с собой!» Кто знает, сколько раз он засыпал, утыкаясь в мокрую от слез подушку…
Иногда мы ходили в гости. Отари имел много знакомых в столичной грузинской общине. А надо сказать, что в ней всегда тесно переплетались светские и криминальные связи. Если вор, катала, налетчик и актер, певец, композитор были грузинами, то ничто не мешало им свести тесную дружбу. Для Отари покровительство Тристана и авторитет «правильного вора» открывали двери в самые известные московские дома. Правда, он не любил ходить со мной по гостям.
— Я там тебя теряю, — говорил он. — То с одним поговорить надо, то с другим… А тебя вроде и нет рядом!
Только один раз он не пожалел, что зашел со мной к кому-то на огонек. Мы застали в компании Владимира Высоцкого. Он сидел за столом с гитарой в руках, уже собирался уходить, но его дружно удерживали:
— Володя, спой еще одну песню! На посошок!
— На посошок обычно рюмку наливают, — усмехнувшись, сказал он. Я с удовольствием узнала неповторимое звучание его хриплого низкого голоса. Мы с Отари часто слушали магнитофонные записи песен Высоцкого. — Но сегодня обойдемся без этого.
Я тогда еще не слышала об алкогольной зависимости великого барда. А в тот вечер он, видимо, давал ей очередной бой: был сдержан и трезв.
— Хорошо, спою на посошок! — тронул он струны гитары. И запел:
— Вдоль обрыва, по-над пропастью,
По самому по краю,
Я коней своих нагайкою
Стегаю, погоняю…
  Отари завороженно смотрел на Высоцкого. Эту песню он особенно любил. И сколько бы раз она ни звучала у меня дома в записи, всегда слушал ее напряженно, с блеском в глазах. «Милый мой, — думала я в такие минуты, — ты ведь тоже мчишься вдоль обрыва, по краю пропасти! И знаешь, что падения не избежать… Что тебя ждет? И что будет с нашей любовью?..»
  Иногда он уходил с утра и где-то пропадал до вечера. А пару раз не ночевал дома. Объявляясь после таких отлучек, Отари виновато утыкался лицом мне в плечо и тихо шептал:
— Прости…
Я никогда не спрашивала, что он делал и с кем проводил время. Да и незачем было спрашивать. В общих чертах я знала о «гастролях» Отари в компании Тристана, а выяснять подробности у нас было не принято.
В такие дни Отари уезжал от дома на такси. Обычно я выходила вместе с ним из подъезда, провожала. И заметила, что в машине всегда сидит один и тот же водитель — плотный невыразительный мужичок в кожаной кепке. 
— Он с вами постоянно работает? — как-то спросила я.
— Ну да. Без такси не обойдешься, — просто ответил Отари. — Иногда кое-что тяжелое увезти надо. Уехать быстро. 
— Так ведь он русский. Как его… Ваня?
— Юра. Нет разницы, Оля! Грузин, русский!.. Человек деньги хорошие получает! Молчать будет!..
— А ты уверен, что он такой же «правильный вор», как и ты? Попадется — и сдаст всех! Он русский! Может, ему наплевать на грузин, которые москвичей обкрадывают! Ты его хорошо знаешь? 
— Тристан знает!
Для него этого было достаточно. Он не контролировал ситуацию. Все его заботы о собственной безопасности сводились к вере в авторитет и опытность Тристана. Ну и, конечно, в преданность подельников-грузин воровскому братству. Может, так и было принято в среде «честных воров». Но что-то мне подсказывало: здесь у Отари слабое место. Его подводило врожденное благородство. Оно лишало его волчьей настороженности преступника.
— На Тристана надейся — а сам не плошай!
Он только снисходительно улыбался в ответ.
Я кожей чувствовала: добром все это не кончится. Уговаривала Отари оставить все, покончить с воровством. 
— Сделай себе документы, устройся на работу! Как-нибудь все образуется! Я буду с тобой. Может, отец чем-то поможет… — увещевала я. Отари обнимал меня, шептал:
— Я покончу с этим, Оля, обязательно! Вот только денег поднакоплю! Одевать тебя хочу, любовь моя! Машину, дом тебе куплю! В золоте ходить будешь!
  Он не жалел денег на дорогие подарки для меня. Особенно любил тратиться на украшения. Дарил малахитовые и янтарные бусы, ожерелья из натурального жемчуга, серьги и кулоны с сапфирами и изумрудами, изящные золотые браслеты и часы. У меня всего за месяц набралась целая коллекция драгоценностей! Я делала вид, что сержусь на него за напрасные траты. Он говорил:
  — Позволь мне исполнить мечту! Ту, которую могу исполнить! В тюрьме годами думал, как буду украшать любимую женщину!
  Однажды мне пришла убийственная мысль, что все подарки Отари — краденое добро. Я тут же спросила его об этом. Он ужаснулся:
— Как ты могла подумать такое?! Как я на тебя ворованное надену?! Краденое к краденому уходит, мне за это деньги платят! На них тебе подарки покупаю! Вот чеки из магазина — разве не видишь?!
Он обиделся, отвернулся от меня. Я пожалела, что так плохо подумала о любимом мужчине. В конце концов, это и подозрение в непрофессиональном подходе к делу! Опытный вор дарить краденое не будет. Среди драгоценностей может оказаться авторская работа, есть вероятность, что бывший владелец увидит ее и опознает! Маловероятно, конечно, но все-таки… Наверняка Отари учитывал такие случайности. Чтобы загладить вину, я попросила:
— Ну, раз так, подари мне французские духи!
Отари тут же воодушевился и хлопнул себя по лбу:
— Как я раньше не подумал!
На следующий день я держала в руках флакончик духов «Клима» — мечту всех женщин СССР 70-х годов! Недаром в прославленном фильме того времени «Ирония судьбы, или С легким паром!» импозантный Ипполит дарит под Новый год своей невесте Наде именно «Клима»…
***
  Тот счастливый летний месяц пролетел незаметно. Родители должны были вернуться через неделю. Отпуска они уже отгуляли, но взяли еще несколько дней за свой счет, чтобы отдохнуть на даче подольше. Так что у нас с Отари оставалось ровно семь дней свободы и счастья. А потом…
Я готовилась к разговору с родителями. Собиралась рассказать им о своей любви, о всей серьезности отношений с Отари, о наших планах на будущее. И попросить о том, чтобы они позволили ему жить в моей комнате. Здесь могла бы пригодиться его легенда. Пусть он будет грузинским врачом, который набирается в Москве новых знаний на курсах повышения квалификации. Обучение долгое, а жить где-то надо! Не в гостинице же, это дорого!
  Я очень надеялась на благополучный исход разговора и смотрела в будущее с оптимизмом.
  Все мои радужные планы рухнули в один день.
Я не раз замечала: серьезным неприятностям всегда предшествуют мелкие происшествия или ссоры. Мелкие, но чувствительные — ровно настолько, чтобы лишить тебя благодушного настроения и заставить встряхнуться. Их можно воспринимать как предупреждения, «знаки беды». Они могут и обмануть. Но я все равно отношусь к ним внимательно. Кто предупрежден, тот вооружен!
Знаком того, что настало время неприятных перемен, стала моя стычка с братом. А дело было так.
Обычно по выходным я готовила завтрак не только для нас с Отари, но и для Саши. Так было и в то субботнее утро. Я встала раньше всех, вышла на кухню и вспомнила: от продуктов, что накануне вечером принес Отари, остались только помидоры и зелень.
— Хорошо вчера посидели… — пробормотала я. И полезла в холодильник за яйцами: решила приготовить омлет с помидорами. Взгляд упал на Сашину полку: на ней лежал одинокий кусок вареной колбасы. Я обрадовалась: вот это кстати! Но тут же вспомнила, что вижу этот кусок не в первый раз: он валялся в холодильнике уже несколько дней. Я осторожно взяла его в руки. Конечно, колбаса в яичнице не помешает, только… Она была уже несвежей, склизкой на ощупь. Но я знала, что нужно делать в таких случаях.
Кусок полетел в кастрюлю с кипящей водой. Через несколько минут я мелко нашинковала его и обжарила вместе с помидорами. Залила приготовленную смесь яйцами, взбитыми с молоком, и посыпала мелко нарубленной зеленью. Семейный завтрак был готов! 
Саша с Отари уплетали омлет за обе щеки.
Через час брат зашел ко мне в комнату. Мы с Отари собирались на прогулку, визит был некстати. Но я ничего не сказала: Саша был чем-то сильно расстроен.
— Оля, а где моя колбаса? Ну, та, что в холодильнике лежала? — нервно поправляя на носу очки, спросил он.
— Так мы съели ее! — ничего не подозревая, ответила я. — На завтрак! Я ее с яйцами зажарила, не видел что ли? Она же у тебя сколько времени на полке валялась! А тут пригодилась!
Саша засопел, насупился, снял очки и уперся взглядом в пол.
— Я очень прошу тебя, — менторским тоном начал он, — больше так никогда не делать! На моей полке лежат только мои продукты. И только я могу ими распоряжаться!
В его голосе звучали стальные нотки. Я не верила своим ушам. Давать такую отповедь за кусок замыленной колбасы?! Да он что — с ума сошел?!
— Подожди, ты же сам только что яичницу ел! — возмутилась я. 
— Мы с отцом раз и навсегда условились… — не слушал брат. И продолжал говорить: речь он подготовил длинную. Ее смысл ускользал от меня, от напора безумных слов зашумело в голове. Не знаю почему, я сбросила только что надетые туфли на шпильках и стояла, переминаясь с ноги на ногу. Отари глядел на меня с испугом.
— Таким образом, никто в семье не может распоряжаться тем, что является моей собственностью… — доносилось до меня. Я рассеянно потянулась к тумбе трельяжа и взяла с нее длинную пилку для ногтей. Отари подошел и мягко отобрал ее.
— Расходы, которые я несу на… — не унимался брат.
И тут я, наконец, дала волю своему гневу.
— Расходы?! Ах ты, юрист недоделанный! — уперла я руки в бока и подступила к нему. — Собственность у тебя? А чью собственность ты каждый день жрал, не помнишь? Чье шампанское вчера пил?!
Отари сзади обнял меня за плечи:
— Оля, не надо…
Но успокоить меня уже было трудно.
— А кто расходы нес на то, чтобы ты здесь шашлык вином запивал? — Я ткнула пальцем в Отари и обличающе выкрикнула: — Он! А какие это расходы, прикидывал?! Или ты все-таки взыщешь с него за колбасу?
Брат надел очки, как бы укрываясь за ними от моего бешенства. И все-таки не хотел сдаваться:
— Здесь вопрос принципа! Я…
— Да пошел ты! — в сердцах выкрикнула я. — Вся цена твоим принципам — кусок тухлятины! Вот ее ты всегда и будешь иметь на столе! Всю жизнь! Ешь теперь один в своей комнате! А к нам не суйся! И готовить тебе я больше не буду!
Отари вступился за Сашу:
— Оля! Так нельзя!
Я развернулась к нему и хотела выпалить: «Если хочешь, сам его корми!» — но опомнилась. Не могла я сказать таких слов Отари. Наши отношения исключали подобное обращение друг к другу. Я прижалась к нему и бросила брату:
— Иди отсюда!
Саша удалился с каменным выражением лица. Кажется, он так ничего и не понял.
После этой мелкой ссоры начались крупные неприятности. На следующий день неожиданно вернулись с дачи родители. Оказалось, отца срочно вызвали на работу, а мама не захотела оставаться в загородном доме одна. Неделя августовской свободы помахала нам с Отари ручкой… Но это было еще полбеды. Настоящая беда случилась вечером.
Поначалу все шло хорошо. Отец с мамой нисколько не обеспокоились, когда я представила им Отари. Они видели его на моем новоселье и подумали, что новый знакомый дочери пришел к ней в гости. Оля — человек общительный, понравился ей красивый