четыре кресла с подушками. В комнате было два окна, их украшали приспущенные бежевые жалюзи из китайской соломки. В простенке между окнами расположился зеркальный ореховый трельяж. На нем красовался оригинальный светильник — шар из оранжевого матового оргстекла. Когда я вечером впервые зажгла его в комнате, тетя Наташа воскликнула:
— Ни дать ни взять — красная луна!
Со светильником прекрасно гармонировали обтекаемые формы и бордовый цвет небольшого телевизора новейшей модели «Шилялис». Он стоял возле окна на изящной этажерке. На ее нижней полочке нашел себе место портативный кассетный магнитофон «Электроника». Его, как и «Шилялис», подарила мне тетя Наташа, только намного раньше. В зеркалах трельяжа отражались навесные книжные полки на стенах, тахта с золотистым покрывалом, высокий коричневый шкаф для одежды…
Я подняла голову. Отец повесил книжные полки так, как я попросила: в шахматном порядке. Над ними стену украшал большой сюрреалистический рисунок, сделанный мною собственноручно. Лилии на длинных изогнутых стеблях тянулись к потолку полураспустившимися крупными бутонами. Нарисованы они были так, что цветоложе каждого из них походило на основание ладони, а лепестки цветов — на длинные, тонкие, чуть раздвинутые пальцы. Женские руки-цветы простираются к небу…
Для того чтобы это изобразить, мне пришлось взять у Ирки Цветковой несколько уроков графики. Она предлагала:
— Давай я нарисую! Такой шикарный замысел!
Но я хотела сделать все сама. И у меня получилось!
Меня вывел из задумчивости голос отца:
— Молодец, Оля! Красиво, уютно! Справилась на «отлично»!
— Спасибо мамане… — улыбнулась я.
— Ну что, теперь новоселье будешь с друзьями справлять?
Новоселье?.. Это была отличная идея! Как она мне в голову не пришла!
— Точно! — У меня загорелись глаза. — Позову Ирку Цветкову и Мишку Ефремова!
Отец, в отличие от мамы, знал, с кем я дружу в классе. Он интересовался жизнью дочери, а я охотно рассказывала ему о себе. Во всяком случае, о своей учебе в школе. Про наши с Мишкой похождения в баре я, конечно, умалчивала.
— Алису еще пригласи, — посоветовал отец. — Она очень любопытствует. По лицу видно. Просто спрашивать не решается.
Я симпатизировала Алисе. Эта приветливая девушка с тонкими чертами лица неизменно смотрела на мир удивленно-восторженными глазами. Она училась заочно в Литературном институте, писала стихи, пела под гитару. У нее было много друзей. Все они любили поэзию, театр, серьезное кино. Собирались у Алисы и спорили об искусстве, обсуждали новинки литературы, премьерные спектакли и кинофильмы. Тогда в стране был расцвет популярности авторской песни. Из комнаты соседки частенько раздавались голоса классиков жанра. Конечно, не реальные, а в магнитофонной записи. Звучали песни Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Юрия Визбора, Сергея Никитина, Александра Городницкого…
Мы с Алисой легко нашли общий язык и вполне могли бы стать друзьями. Но соседка была на несколько лет старше меня, и наши интересы во многом разнились. С другой стороны, ей мешала элементарная осторожность. Многие из авторских песен, которые слушала девушка, были тогда под запретом. Да и разговоры, что вели друзья Алисы, наверняка выходили за рамки дозволенного властями. Может быть, поэтому она избегала сближения со мной. Все-таки я была дочерью полковника МВД…
Через несколько лет я, студентка института иностранных языков имени Мориса Тореза, стану в компании Алисы своей. Ведь мой внутренний статус изменится, круг интересов станет шире. Да и соседка отбросит свою осторожность. За годы проживания с нашей семьей в одной квартире поймет: опасаться ей нечего. Стукачей в семье Платоновых нет.
— Алису? — переспросила я. — Конечно, приглашу!
Мне хотелось видеть ее среди своих гостей. И еще — услышать ее мнение о моей дизайнерской работе.
Я тут же позвонила Ирке и Мишке, зашла к Алисе. Все с радостью приняли мое приглашение. Празднование новоселья было назначено в ближайший выходной. Я стала думать, чем буду потчевать гостей. Так, салат оливье, Алиса или Ирка помогут приготовить… Чай и торт... Ну, и шампанское, конечно! Праздник же!
На следующий день мне позвонил Мишка.
— Слушай, Оль, — неуверенно начал он, — там у тебя в компании, получается, три девушки будут?
— Ну да.
— А я один…
Это простое и короткое замечание он сделал с идиотской значительностью. Мне стало весело.
— Очень точное наблюдение, Ефремов! Молодец! — похвалила я приятеля. — И что?
— Нехорошо это…
Тьфу ты!.. Или он строил из себя дурака, или в дурака превратился! И в том, и в другом случае ему что-то было нужно. Я засмеялась:
— Ефремов! С тобой не соскучишься! Когда это ты девушек боялся?! Ты чего от меня хочешь?
— Ладно, — перестал мямлить Мишка. — Можно мне со знакомым прийти?
Дело-то, оказывается, и выеденного яйца не стоило! А он так долго к нему подводил! Я Мишку не узнавала.
— Да приходите, конечно! Какие проблемы! А кто он — твой знакомый?
Мишка снова замялся.
— Ну, он врач, друг отца… Грузин, из Тбилиси. На курсы переквалификации в Москву приехал.
— Так сколько же ему лет?
— Около тридцати.
Все понятно, подумала я. Взрослый дядя, командированный, да еще грузин. Оторвался от семьи, хочет провести время в Москве с толком: познакомиться с девушками, погулять в компаниях. Вот и попросил сына своего друга обеспечить ему веселое пребывание в столице!
— Ты бы лучше его в валютный бар сводил, — съязвила я.
— В бар он и без меня может сходить, — недовольным голосом сказал Мишка. — Он в московских гостях побывать хочет.
Затея отцовского друга была Мишке явно не по душе. Не хотел он его ко мне приводить. И в то же время вел разговор так, будто ему обязательно нужно исполнить желание своего знакомого.
Странно все это, подумала я. Но не захотела ломать голову над Мишкиным ребусом. Знай я правду, незваный гость из Тбилиси никогда не ступил бы на порог моего дома.
И не случилось бы этой Любви…
— Ладно! Приводи своего грузина! Как его, кстати, зовут?
— Отари.
***
В моей комнате громко играла музыка. Ирка Цветкова, как только пришла, сразу же бросилась к магнитофону и поставила кассету своего любимого ABBA. Теперь же она носилась из комнаты в кухню и обратно: накрывала на стол. Мишка со своим знакомым должны были скоро подойти. Мы с Алисой на кухне завершали приготовление салата и бутербродов с дефицитным финским сервелатом. Палку импортной сухой колбасы отец выделил мне из праздничного продуктового набора, что принес с работы. Его он получил давно, ко Дню Победы. Все другие продукты из набора уже были съедены. А вот сервелат отец почему-то припас. Как будто знал, что у дочери будет праздник…
Алиса делилась впечатлениями от осмотра моей комнаты:
— Оля, у тебя развитое чувство прекрасного! Ты обставила комнату с большим вкусом! А твой рисунок на стене…
— Я бы в нем кое-что изменила! Надо было наброски мне показать! — возникла за спиной Ирка. — Ну, закончили? Давайте тарелки!
Мы поставили приготовленные закуски на стол, и тут раздался звонок в дверь. Я вышла встречать гостей. На пороге стоял радостно ухмыляющийся Мишка Ефремов. Он держал в охапке два больших, туго набитых бумажных пакета. Из одного чуть ли не вываливались на пол крупные красные яблоки и оранжевые мандарины. Из другого торчали желтые гроздья бананов и длинные бордовые свечи чурчхелы. Вместе с ними в пакете теснились упакованные в целлофан стрелки маринованного чеснока и пучки соленой черемши.
Я сразу поняла, что все это изобилие — не Мишкиных рук дело. Мой школьный приятель явился бы на вечеринку к однокласснице налегке, с пустыми руками. А вот тот грузин, который напросился с ним в гости, подумалось мне, позволить себе такого не мог. И поскупиться на угощенье — тоже. Я была наслышана о широте и щедрости кавказской души.
Но где же он?.. Гостя рядом с Мишкой я не видела.
— Платонова, принимай подарки! — закричал Ефремов. — С новосельем! Отари, покажись!
Из-за стены вышагнул и встал в дверях высокий худощавый мужчина. В руках он держал великолепный букет алых роз, бутылку шампанского и плетеную корзинку со свежей клубникой. А под мышкой сжимал огромную коробку шоколадных конфет.
Я была приятно удивлена. Да он подготовился так, будто на свадьбу шел!
То почтение, которое оказывал гость незнакомой хозяйке незнакомого дома, вызывало уважение. Если это в традициях грузинского народа, то они мне определенно нравились!
Мужчина смущенно улыбнулся и тихо сказал с легким грузинским акцентом:
— Здравствуй, Оля! Я Отари. Поздравляю тебя!
И протянул мне розы.
Представление о грузинах у меня было тогда поверхностное и противоречивое. Оно складывалось из впечатлений от комедийных фильмов с участием Вахтанга Кикабидзе и общения с грузинскими продавцами на Палашевском рынке. Герои Кикабидзе внушали мне, что грузины — простые, сердечные и очень наивные, вплоть до дурости, люди. А на рынке я видела неопрятных, гортанно-крикливых и лукавых торгашей. Их наглые обращения «Слюшай, дарагая!» и «Красавица, пастой!» вызывали у меня тревожную брезгливость. А еще я помнила, что они били маленькую Ляльку с Лисы — за то, что она воровала у них орехи…
Отари не походил ни на одного грузина, что я видела в кино или в жизни. Он был стильно и опрятно одет: элегантная черная рубашка, модные вельветовые джинсы, до блеска начищенные мужские туфли. Он был красив. Чистый лоб, выразительные карие глаза, спокойный взгляд из-под длинных ресниц, мягкая улыбка, мужественный подбородок с глубокой ямочкой… В коротких черных волосах этого молодого мужчины поблескивала ранняя седина. Почему?..
Я смотрела на него и вдыхала запах подаренных им роз. Мной овладело странное чувство… Это было нечто вроде абсолютного душевного равновесия, блаженного покоя. Как будто я долго где-то бродила, что-то искала, не зная точно, в чем лежит моя забота, и вот… Я нашла место, в котором душа мгновенно раскрылась навстречу солнцу и стала свободной. Счастливой… За спиной звучала песня АВВА «Boom-a-boomerang»: «Love is always around and you can look for it anywhere…» («Любовь всегда вокруг нас, и ты сможешь найти ее где угодно…») Отари перестал улыбаться, его взгляд изменился: я утонула в глубине его глаз. Сердце занялось нежной тоской…
Я замерла. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я не знала, что думать.
Знала только моя душа.
Отари вытянул ту самую карту любви…
— Эй, Платонова! — донесся откуда-то издалека голос Мишки Ефремова. — Ты чего? Скажи, куда все это сваливать! — Он указал вытянутым подбородком на пакеты у себя в руках. — А то ведь уроню!
Я опустила глаза, еще раз вдохнула нежный аромат роз и сказала ровным голосом:
— Миша, проходи в комнату и поставь пакеты на тахту.
Мне нужно было время, чтобы прийти в себя.
На Отари я теперь смотреть боялась. Отвернулась и тихо позвала:
— Пойдем!
Это вышло само собой — обратиться к нему на «ты». Он был намного старше меня. Мы только-только познакомились, не стали даже приятелями. Он не сказал мне и десятка слов. Этот мужчина меня совсем не знал, и я не имела представления, из какой жизни он шагнул в мой мир. Но все это не имело значения.
Только «ты». Только ты… Ты для меня создан.
В моей комнате знаменитая четверка
