Аромат русалки

"АРОМАТ РУСАЛКИ"
(новелла)

                                                                                                                     благодарю Сергея Соловья за сюжет новеллы


   Каждое лето работники нашей фермы бесплатно ездят на море, и оплачивает это удовольствие совхоз. И хоть ехать к тому морю не меньше двух часов, да еще и в удушающем знойном автобусе марки "ЛАЗ", да еще и в тесноте, - никто до сих пор от поездки не отказывался, - разве что по очень важным домашним делам, таких вот, как свадьба или похороны. По-видимому, если бы в ночь перед поездкой загорелся дом, то и это бы не отбило охоту ехать, пускай бы лишь погасить пламя: если бы не успевали, то, наверное бы, обратились к соседям: "Догасите-ка, пожалуйста, дом, а я побежала на автобус!". И если уже едут, то едут всей семьей (вместе с когортой родственников разной степени дальности): даром, что другие пять или двенадцать членов семьи к ферме имеют очень отдаленное отношение, а то и совсем не имеют. Но разве это так важно?

   Вот и сегодня, в шесть часов утра, все желающие скупаться в море уже ожидают наготове в привычном месте: на автобусной остановке. Через некоторое время подъезжает автобус и начинается каждый раз одно и то же: все бегут за автобусом, который еще не остановился, и бросаются к еще закрытым дверям с намерением успеть занять наилучшие места, - иначе тем, кто зазевается, останутся места на полу.
   
   Ты был не настолько нахальным, чтобы быть в числе первых, но и не настолько учтивым, чтобы пропускать вперёд всех желающих. Ты просто подошел к толпе возле дверей тогда, когда автобус окончательно остановился, а дальше человеческий поток напористых тел сам затолкал тебя вовнутрь. Ты шел вдоль салона, ища глазами свободное место, и так дошел вплоть до конца, и там, словно удачу, нашел более-менее приличное, хоть и не самое удобное место: на заднем сидении. А это значит, что работающий за спинкой сиденья мотор шансы замерзнуть сведет к нулю. 
   
   Бросив сумку с пищей под ноги, ты плюхнулся на сидение и увидел, что за тобой шла тетя Оля, а за ней - ее юная красавица дочь. А впрочем, разве девушки в семнадцать лет бывают некрасавицами?

   Ты сел посреди, а тетя Оля - ближе к правому окну, поэтому для девушки осталось единственное место: между вами. Ты почувствовал, как ее горячее бедро примостилось рядом с твоим, и немного удивился, что оно такое горячее, невзирая на утреннюю прохладу... И плечо, и бок... Ты не осмелился взглянуть, так же ли пылает и ее лицо, чтобы окончательно сделать вывод, но иначе все равно быть не могло: она спешила, и, наверняка, что и бежала. 

   Глядя на округлые девичьи колени, ты пытался вспомнить имя этой девочки, что сидела, взволнованно оглядываясь вокруг, словно танцовщица после выступления, ожидающая объявление оценок. Почему-то именно с этой минуты она запала тебе в глаза, хотя вы оба живете давно в этом селе, и село - небольшое, так что быстренько можно перебрать в уме всех девушек, живущих в нем. Но как зовут эту - почему-то не припоминалось. Вырисовывался лишь неясный образ, репутация загадочной, таинственной, неприступной, словно королева, которая сама себе на уме; тихой, и в то же время сильной, молчаливой, и в то же время живой... Каким-то образом ей удавалось жить незаметно все эти годы, и только сейчас ты заметил ее, и то только потому, что вы сидели рядом, прижатые друг к другу на этом пятиместном сидении, где с комфортом уже разместилось семеро человек - вместе с вами, - не учитывая двух детей, и девочки-подростка, что поусаживались на колени своим мамам... Все эти мысли быстро пролетели в твоей голове, когда ты созерцал, как, между тем, продолжали пробираться и располагаться всяческие тети Вали и бабы Кати, дяди Саши и деды Пети, молодежь - девушки и ребята, разнокалиберная детвора.... Ты смотрел на них, пытаясь по памяти найти ту тонюсеньку ниточку, которая связывала их с фермой, предоставляя им право на бесплатный проезд к морю, - и находил: через дядину куму, через тетиного свата, через седьмую воду на киселе... Но, слава Богу, из-за таких пустяков никто между собою не ссорился, потому что почти каждый был тем же грешен.

   Когда посадка закончилась и автобус двинулся, и каждый, наконец, поусаживал своих детей, родителей, невесток, зятьев, сестер, братьев, кумовьев, сватов и самих себя, и характерная шумиха писклявых и громогласных женщин и мужчин приутих, когда всякие сумки, пакеты и узлы были разложены, а матерные слова - выражены, наступило относительное затишье... Но так длилось недолго: через некоторое время начали сыпаться незлые подзуживания и ехидные замечания, хохот и анекдоты. Постепенно болтовни становилось все больше, круг слушателей дробился, голоса утихали и сливались в единый шум....
 
   Потянулась длинная степная дорога. В салоне автобуса быстро становилось знойно и удушливо, а спинка заднего сидения, как и прогнозировалось, старательно подогревалась мотором. Все быстро вспотели, и даже приоткрытые окна и люки помогали мало: все равно было жарко. Однообразный степной пейзаж развлекал мало, но куда-то направлять свой взгляд было нужно. 

   Невидящими глазами ты смотрел то на крестьян, то за окно, поглощённый своими мыслями. А осознание, что ты до сих пор не вспомнил имени девочки, которая втихаря сидела рядом, - принципиально не давало покоя. Что-то вертелось в голове, а на память не шло. Ты начинал злиться. 
   
   Вспомнил ее фамилию, вспомнил, как кто-то когда-то назвал ее "малой"... Хотя нет, "малой" была названа ее меньшая сестра, а о ней сказали "старшая". "Старшая малая"! А, точнее, "Коломийчиха старшая малая". Пф-ф! Как-то безлико звучит, отчужденно. В тот вечер, когда среди ребят вспомнилось о ней, ты впервые задумался: "Интересно, чем она живет? Чем развлекается?" Правда, тут же забыл о ней, с интересом слушая новую шутку, - аж доныне. И опять спросил себя. "Но, и действительно, чем она живет? Ведь в соку уже, - пора бы и ребятами интересоваться! Неужели она ни о чем не мечтает?.."

   Так как же ее имя? Ты чувствовал раздражение от собственного бессилия перед таким пустяком, и хотелось отбросить от себя эту навязчивую мысль, но она почему-то снова и снова возвращалась. Ты пробовал, перебирая в памяти все женские имена, примерять их к ней, но скоро обнаружил, что все они одинаково ей к лицу. А в голове продолжало что-то вертеться. Что-то будто мягкое и коротенькое.... Мгновенно вспомнилось, что ее имя имело в себе букву "эл", или, возможно, "эн", или "эм"...
"Что-то такое. А чур ему! Вот прицепилось!"

   И зачем ему далось оно? Не одинаково ли, как ее зовут?
Но вот неожиданно появилась уверенность, что ее имя таки на "Л", и звучит как-то мягко, как "Ль".
"Может, Люда? или Лена? или Ляля?.. Нет, не то... Может, Лиля?.. Л-и-л-я... что-то близко. Лия? Хм... Л-и-я... что-то похоже. Но не то!"
Нет, не вспоминалось.

   А девушка сидела рядом, так близко, и ее горячее тело возбуждало. И тут ты вспомнил: "Лина!"
Она сидела, немного подавшись корпусом вперед, и краем глаза ты видел, как ее лицо неспешно поворачивалось то налево, то направо, глядя за окно. Что там можно такое интересное высмотреть за окном, где лишь степь да степь?

   Она ни с кем не разговаривала, и за два часа из ее уст не выхватилось ни словца, ни звука, ни вздоха. И даже когда начали подъезжать к морю, и все поприпадали к окнам, взволнованно комментируя, она продолжала хранить покой, - и только блеск глаз, который ты уловил краем своего зрения, разоблачал ее усталость и жажду конца путешествия....

   И вот, наконец, приехали.
Бросив сумку под куст какого-то сорняка, ты, выпрыгнув из футболки и шорт, побежал к морю, чтобы первым нырнуть в его прохладные волны. Бр-р-р!! Ух!!
- Ух-ха-а-а!!! - закричал ты от восторга.

   Поныряв немного, ты обернулся, чтобы взглянуть на берег, как и другие будут входить в воду. Некоторые парни уже успели последовать твоему примеру; девушки и те, кто постарше, заходили медленно, вобрав голову в плечи, а большая часть предпочитала наблюдать за ними, оставаясь на песке. Бабки, как и ежегодно, к воде приближаться даже и не собирались: они приезжали сюда ради морского воздуха. 
 
   Ты поискал глазами Лину. Вон она, на берегу, вместе с матерью, стелют покрывало. Ее синее платьице с маленькими белыми ромашками, которые издалека казались горошинками, очень ладно сидело на фигурке. Легонький ветерок заметно шевелил подол, рывками поднимая воланы. Ты обернулся как раз вовремя: плавно повернувшись, она постояла немного против солнца, подставив лучам улыбающееся личико, а затем, став коленями на покрывало, освободилась от платья, сняв его через голову... И ты обратил внимание, как просто и грациозно она это сделала, и как непринужденно прогнулась при этом ее спина...

   Дальше ты не стал смотреть, а, упав на воду спиной, перевернулся вьюном раз, другой, - и поплыл на спине, наслаждаясь запахом морской воды, ее мягкостью, и еще чем-то, - непостижимым, но приятным.... По-видимому, это ощущение невесомости, ощущения полета, и ощущения покоя и восторга...

   Ты плавал, пока не удовлетворил первую жажду. Потом вышел. А когда выходил, в какой-то миг стрельнул глазами туда, где расположилась Лина со своей матерью. Лина лежала на животе и похоже, читала. Ее длинные темные волосы были мокрыми. Значит, она уже успела искупаться.

   Найдя куст, где оставил свои вещи, ты вынул на свет Божий большое пляжное полотенце, обтерся им наскоро и, простелив его на теплом песке, сел. Поискав глазами, хотел снова взглянуть на Лину, но она исчезла, осталась лишь ее мать. Ты глянул в сторону моря и как раз успел увидеть, как девушка небрежно входила в море. Она казалась какой-то задумчивой, или, скорее, замечтавшейся - так, во всяком случае, казалось, когда ты смотрел на нее со спины: ее посадка головы, ее движения... Мгновенно она, будто стряхнув с себя мечтательность, игриво побежала, умышленно поднимая брызги воды, пока не стало силы бежать, и, направившись вперед, прыгнула, словно дельфин, и поплыла....
Улыбнувшись сам себе, ты откинулся на спину и закрыл глаза, греясь под лучами солнца.

  - Эй, Серёжка! - вдруг позвал женский голос. Ты узнал его и сразу понял, что голос этот зовет тебя. Подняв голову, ты расклеил глаза и взглянул в ту сторону, откуда звали.
  - Серый, иди к нам! - позвал Сашка, ее муж, твой товарищ и одногодок. 
   Улыбнувшись, ты с готовностью подхватился и двинулся к ним. С этой секунды Лина перестала для тебя существовать. Покамест.


   Лишь на мгновение ты вспомнил о ней, когда во время обеда ненароком поднял голову и увидел ее. Она проходила мимо и ты увидел, какая красивая у нее улыбка. Но она улыбалась не тебе. И даже не кому-то другому. И не потому, что ее что-то рассмешило. Это была блуждающая улыбка, которая гармонировала с замечтавшимся взглядом, обращённым куда-то в даль. Она просто радовалась жизни, наслаждаясь мигом, в котором находилась. И именно эта внутренняя улыбка делала ее особенно привлекательной и неземной в то же время. Это виденье, это откровение было лишь мгновение, но оно было будто вспышка, врезавшись в память, словно фотография, которую ты будешь вытаскивать из фотоальбома своей