За широкой улыбкой

губы, - пока ты вновь не передумала…
 
 
Глава 16. Пробуждение
 
***
Утро было сказочным.
И пусть за окном - очередная слякоть, небо затянуто серыми тучами, и даже моросит мелкий дождь, казалось, будто в мире взорвалось нечто прекрасное, озарив собой всё вокруг.
Провернуться в Гришиных объятиях и коротко, украдкой поцеловать в кончик носа.
Дрогнул, вмиг распахнул веки. Улыбнулся.
- Выспалась, что ли? - шумно вздохнул и лениво потянулся.
- Кушать будешь?
 
***
Ему кофе, мне – чай. Ему – пельмени. Мне – конфеты.
Идеальный завтрак. Пристыжено прячу взгляд. Краснею, вспоминая вчерашнее.
- Что? – заметил, смеется.
Пытаюсь выкрутиться, отвлечь другой темой:
- Хорошо, что только суббота.
Ржет с набитым ртом Григорий:
- А у вас там что, еще и выходные есть?
- Ха-ха, - паясничаю.
Прожевывает.
- Сколько не замечал, ваш Фирсов там сутками сидит. Зачем ему вообще квартира? Жил бы там. А то зря только на бензин деньги тратит.
Скривилась я недовольно, что он задевает моих.
- А он и жил бы, если бы не семья, - рычу.
- Семья? У него еще есть и семья? – язвит, неприкрыто улыбаясь.
- А то ты не знал! – сплевываю саркастично.
- Надо оно мне?! То ли Балашова…
Вздергиваю бровями. Но тут же хватаюсь за давно интересующее:
- Так что… реально в моем деле половины страниц нет? Ничего об Евсееве?
Вытянулось его лицо от удивления на мгновение:
- Реально, - проглотил остатки пищи и новый пельмешек затолкал в рот. Попытка говорить: – Чего б я тебе врал?
Пожимаю плечами.
- Но как-то странно...
Обмер:
- Что странного? – ухмыляется. – Мыли дело.
- Мыли?
- Да, - цыкнул зубом. – Был план – следы убирали. Не думаю, что ваши хотели это просто так спустить ему с рук. Особенно после того, как дали только десятку.
И вновь пожимаю плечами. Пристыжено опускаю очи. Молчу.
- Слушай, - вдруг шумно, тяжело вздохнул Еремов, отчего предчувствие тут же ужалило меня, заставляя поежиться. Мигом выстреливаю взором ему в лицо.
А вот он не смотрит - взгляд около. Тугие мысли, рачительно подбирая слова:
- Возвращаясь к вчерашней теме… - тихо пробормотал, с опаской.
Жуткая пауза, отчего я уже не выдерживаю. Рявкаю:
- И?
Несмело подводит взор. Глаза в глаза:
- Только… не вздумай обижаться. Пойми правильно.
Похолодело все внутри меня, перехватило дыхание.
- Говори…
- То… твое состояние, - почесал лоб, нервически коротко рассмеялся. – Хотела ли бы ты что-то изменить? Если дело только в деньгах, то я оплачу всё. Без всяких обязательств после.
Обмерла я, пришпиленная прозрением.
Вмиг на глаза проступили слезы.
Ах, вот оно как, да?
Наступило отрезвляющее утро – и теперь уже не так и плевать на тот мой ужас, мой «изъян».
Действительно. Чего это я? Идиотка!
- Том, чего ты молчишь? – не выдерживает напряженной тишины Гриша. Задумчиво: – Слушай… - испуганный взгляд на меня, словно что-то учуял. Резво вскочил со стула. – Ты что, плачешь?
Попытка обнять – отворачиваюсь, вырываюсь. Бросаюсь в коридор.
Слышу гневное вдогонку:
- Да ма** тв** же! Балашова! Сколько еще можно?
Резвые, уверенные, стремительные шаги ко мне ближе.
Силой выдирает из рук шапку, не давая ее надеть.
- Да всё с тобой ясно! – рычу обижено.
Плевать на шапку – живо хватаю обувь и начинаю пялить на себя.
Вдруг хватает за ботинок – отчего тут же пошатнулась и грохнулась на пол.
Стянул обратно с меня и швырнул со всей дури в другой конец коридора. Пытаюсь встать на карачки, выровняться, как внезапно хватает за плечи, заставляя замереть лицом к лицу.
- ОСТЫНЬ! – гневно крикнул на меня и встряхнул, приводя в чувства. Взгляды схлестнулись. -  Что опять, б****, не так?! Что опять в твоем маргарине там случилось? Что?
Нервически сглатываю слюну, непроизвольно уже начиная дрожать от страха, хотя все еще пытаюсь не подавать вида:
- Да все понятно! Мерзость – она и есть мерзость.
Шумный вздох – и вдруг резко отстранился, расселся на полу, опершись спиной на стену.
- Приехали...
Провел рукой  по лицу, снимая напряжение.
Сижу и я рядом, боюсь пошевелиться. Шмыгаю носом, проглатываю слезы.
Звонкий, глубокий вдох (его). Тягучая пауза.
Взор на меня:
- А то, что вчера было… то уже не показатель? Да? – наконец-то находит силы на слова.
Взволновано сглатываю слюну. Прячу глаза.
- ЧТО? Чего молчишь?! – не выдерживает.
Передернуло от его крика. Несмело, едва слышно, шепотом:
- Ну да. Спьяну и показатель …
Застыл, окаменел, огорошенный.
- Ох, ё* тв** ж мать! – нервически рассмеялся. Повесил голову.
Жуткие, долгие мгновения рассуждений.
И вдруг иронически:
- Нет, Балашова… Ты точно е****тая, - перевел взор на меня. Ухмыльнулся: – Но я справлюсь.
Вмиг рывок, движение - кинулся ко мне. Попытка (моя) отстраниться, спрятаться от него, да только обреченно влипла спиною в дверь. Сижу, застывшая в страхе.
На расстоянии вдоха.
Коварная улыбка выползла на его уста:
- Только потом не сопротивляться.
Молниеносно срывается на ноги и подхватывает меня себе на руки.
- Гриш, не надо, - испуганно шепчу.
Шаги в спальню. Повалил на кровать. Силится стащить с меня штаны.
- ГРИШ, ПРОШУ! - отдергиваю его руки, сопротивляюсь (хотя вяло, неуверенно).
- О да, хорошая моя. Меня это уже заводит.
Содрать свитер, футболку.
- Еремов!
Прибил за руки к постели.
- Что Еремов? – улыбается. – Все вопросы к Балашовой. Это у нее там какие-то… прибабахи.
Расстегнуть бюстгальтер, оголяя грудь.
Рдею, прячу стыдливо взгляд. Страшно даже взглянуть ему в лицо, завидев реакцию.
День. Треклятый день – даже нет лампочки, чтоб ее разгромить, скрывая свой страх и позор. Скрывая… уродство.
Но вдруг впился жарким, неистовым поцелуем в шею. Откровенно провел языком по коже и тут же витиеватой дорожкой побрел к потаенным местам. Дерзко, грубо сжал руками голую, возбужденную грудь, требовательно пропуская ее между пальцев – голодно, хищно облизал и до сладкой боли сжал губами, зубами, одну за другой, отчего бесстыдно застонала я, захлебываясь страстью. И вновь долгий, смелый путь – уже к низу живота… Дрогнула под ним невольно, желая сбежать, но удержал, сверху учтиво прибивая всем своим телом. Приспустил кружева, оголяя запретное. Заживо сгораю от трепета. Задыхаюсь. Нежные, ласковые поцелуи вдоль линии приличия, наворачивая дикие волны вожделения, жажды, заставляя внутри пробудиться демонов; закипеть, забурлить кровь. Бешено запульсировало желание, предательски воззвав к жесткому, повелительному, неуклонному властвованию надо мной.  
- Гриш, не надо… - отчаянно зашептала, робея, краснея; забилась под ним, словно испуганная, раненная птица.
Только подразни зверя - вмиг стянул с меня полностью белье и скользнул ладонями между бедер, напористо разводя их в стороны. Слабовольно поддаюсь натиску – нетерпеливо впивается наглым, властным поцелуем в отвоеванные места, а затем уверенно, чувственно, скользя языком, стал пробираться все выше и выше, все дальше и дальше, пока и вовсе не достиг цели. Отчаянный, сумасбродный, пронзительный крик мой раздался на всю квартиру, оповещая о полной капитуляции завоеванной, порабощенной жертвы, отдающейся ему сполна.
 
 
Глава 17. Дела
 
***
Проснулись от того, что в дверь кто-то постучал, заколотил нещадно.
Мигом подорвались, расселись мы на месте. Хмурится, кривится недовольно мой Еремов, с трудом приходя в себя после бурных суток. Замотал головой, прогоняя дурман.
Резвое движение - вскочил с кровати. Дерганые, топорные, раздраженные попытки отыскать одежду, пистолет. Беглый взгляд на меня:
- Что бы там не было - не выходи. Если что - через балкон на крышу и в соседний подъезд.
Обомлела я, ошарашено выпучив глаза. И звука нет сил выдавить...
 
На ходу надел на себя брюки.
В коридор. К двери.
 
Щелчки: предохранителя, замка...
- Борян, ты че, б***ь, е**нулся? Х** творишь?!
- Дело срочное.
- А телефон?
- Какой, б***ь?! Тот, что разъе**шили? - рявкнул.
- Проходи...
Стукнула дверь (судя по всему, кухни). Звук притих...
 
Мат. Жесткий, отборный... едва ли прерывающийся на человеческую, "обыденную" речь...
Каждый гатил, не стыдясь и не сдерживаясь. В какой-то момент раздался грохот... и отчетливый крик Еремова - опять безумствует.
Пытаюсь не слушать. Пытаюсь пропускать всё мимо, дабы если что - в качестве свидетеля и слова из меня нельзя было выудить.
Закрыть уши руками... и ждать. Нервически покачиваться вперед-назад, отсчитывая секунды. Слезы, жалкие, гадкие, трусливые, скатывались по щекам... признавая мою слабость, немощность... и бесполезность...
И снова грохот... и снова мат, казалось, просто заживо вынимая из меня душу, стегая плетью холода по коже - погоняя по жилам страх, животный, дикий, отчаянный... куда неистовее, нежели даже когда мысли заходят о Евсееве.
Жизнь, свобода, безопасность, покой Еремова сейчас были куда важнее для меня, чем что-либо еще в этой жизни. Гриша вдохнул в меня жизнь, стал моей опорой, и без него я теперь - полный ноль: рассыплюсь, растаю, исчезну...
 
Еще минуты, еще безумие - и вдруг хлопнула дверь, щелчки замка. Резко всё стихло. До жути, до дрожи, до ужаса...
Мигом срываюсь с места - в коридор. Испугала Еремова - вздрогнул, обернувшись.
Молчит, взгляд отрешенный, лихорадочно пляшущий по сторонам.
- Что случилось? - тихо, неуверенно, дрожащим голосом, шепчу я.
Звонко вздохнул.
Глаза в глаза. Скривился:
- Ничего...
Прожевал эмоции, матерные слова.
Еще миг замешательства и, нервически сглотнув слюну, подался к гардеробу. Постучал по карманам совей куртки, нырнул в один из них: тотчас достал пачку сигарет, зажигалку.
И вновь шумный вздох, шаги в спальню.
Несмело провожу взглядом.
Грубые, аляповатые движения - застыл на балконе, в холоде, плотно закрыв за собой стеклянно-белое полотно.
Не решаюсь пойти следом.
Лишь к кровати шаги.
Присесть на край. Стереть с лица остатки слабости, привести себя в приличный вид - и, делая глубокие, жестким надрывом, вдохи, вытеснить из себя мерзкое малодушие.
Хватит трусости! ...ХВАТИТ!
Еще минуты - и наконец-то грохот, стук - отрылась дверь.
Движение ко мне ближе. Присел рядом. Взор пред собой. Безмолвствует.
 
И что теперь?
Робко поворачиваюсь к нему. Коротко, украдкой целую в плечо.
Невольно вздрогнул:
- Зай, не сейчас... - немного качнулся в сторону, но не отодвинулся.
- Я могу чем-то помочь? - несмело, взволнованно, вкрадчиво, заглядывая ему в очи. Доля секунды, дабы осознать услышанное - и тотчас обрушивает на меня взгляд. Пристальный, изучающий... Внезапно хмыкнул, рассмеялся.
Живо закинул мне на плечи руку и прижал к себе. Висок к виску...
- Балашова, ты моя Балашова... - сдавленный, тревожный вздох. Секунды - и вновь обернулся: - Давай спать?
Игнорирую. Впервые... смелая и решительная.
Обняла, ухватила, утопила его лицо в своих ладонях. Глаза в глаза. С вызовом, с мольбою, с заговором...
(обмер, удивленный)
- Гриш... - нервно сглотнула слюну, - не знаю, что у тебя там произошло... Но мы справимся. ...и я тебя не подведу.
Удивленно вздернул бровями.
Долгая, жгучая минута... рассуждений, сомнений, выводов - и наконец-то на его устах проступила улыбка. Сначала добрая, нежная, чистая, но еще миг - и враз всем этим завладело коварство... Угрожающий взгляд. Напористое движение - повалил меня на кровать, прибив собой сверху. Жадный, властный поцелуй в губы, шею, нарочно грубо, причиняя сладкую боль...
Неуверенно шепчу, пытаясь не уступать сему дерзкому настроению:
- А как же спать? -