стиральной доской все время, и тогда будет незачем хранить тебя для номера.
Хозяин рывком задернул полог, а девушка долго не могла успокоить тревожно забившееся сердце.[/i]
* * *
Сквозь дрему Валент прислушалась к окружающему миру, в последнее время она спала очень чутко и малейшее движение рядом с ней, даже возня обезьянки Кайли, заставляли тело машинально напрягаться в ожидании опасности, но на этот раз все было спокойно — это просто повозка остановилась, видимо они уже приехали в город. Немисс.
На него возлагались большие надежды: и у Панталика, и у Валент — у каждого свои.
Девушка ухмыльнулась, представив себе трясущиеся щеки хозяина, когда она… впрочем, не нужно торопить события — улыбка уступила место обычному хмурому выражению лица. Лучше не надеяться особо: судьба любит посмеяться над нами и поступает так, как мы не могли и представить. Ничего нельзя предугадать заранее. А обращаться с мольбой к Защитнику?..
Губы девушки снова искривила усмешка, на этот раз пренебрежительная: за столько лет рабства бог ни разу не помог ей, а ведь, первое время, сидя в клетке на цепи, она горячо молилась ему, просила помочь, умоляла, чтобы брат нашел ее и забрал домой; кажется, всем существом своим она возносилась в молитвах к единственной надежде, которая у нее осталась — богу-Защитнику. Сколько она ждала, сколько пролила бесполезных слез, напрягала глаза и уши: не покажется ли на дороге знакомая фигура, не раздастся ли возле фургона знакомый голос, но, видимо, богу было не до маленькой рабыни — ее молитвы до него не долетали, иначе Валент ничем не могла объяснить такое его равнодушие к своей печальной судьбе. С возрастом она поняла, что надеяться нужно только на себя, рассчитывать только на свои силы. Больше она не молилась. Никогда.
В сердце не осталось места для любви, там прочно обосновалась ненависть, пустила крепкие корни, давала все новые и новые всходы. Знал бы Панталик, сколько там ее — содрогнулся бы от страха!
* * *
Валент привычно влезла в эластичное трико, максимально закрывающее все открытые участки тела, натянула на голову короткий парик-каре — черная блестящая волна мягко легла на уши, оставляя шею свободной — тронула губы блестящей ярко-красной помадой, положила на веки темные тени и обернулась.
— Может, отстегнешь меня? Или боишься? — презрительно усмехалась девушка.
— Не дождешься, — буркнул хозяин. — Иди и смотри, без фокусов!
Длинная цепочка, намертво впаянная в широкий медный браслет на ноге, не мешала при выступлении, даже добавляла в образ изюминки. Панталик удерживал цепь в руке, при этом замирал в какой-нибудь живописной позе, с обезьянкой на плече и публика принимала его за ассистента гимнастки, который подстрахует ее в случае чего.
Сегодня Валент должна была усыпить бдительность хозяина. Все должно получиться, слишком долго она ждала этого момента, слишком терпеливо тренировалась, слишком много груза принимала на мышцы при растяжке — в ногах должно появится достаточно силы, чтобы сделать один единственный рывок.
Толпа поможет ей скрыться, затеряться среди большого скопления народа легко, недаром Валент потихоньку, исподволь намекала Панталику, что нет смысла работать в мелких поселениях и захолустных городишках, где народ обнищал до такой степени, что сам готов сплясать перед тобой, лишь бы заработать мелкую монету. Она ворчала, как бы себе под нос, но, волей-неволей, хозяин прислушивался к ее шепоту, а потом принял «собственное» решение ехать в Немисс — большой торговый город.
Для представления он выбрал рыночную площадь — именно то, что нужно было Валент. Внутри она ликовала и изо всех сил старалась не отразить эмоции в глазах — подозрительный хозяин тут же заметит. Девушка скрывала волнение, пряча его в нахмуренных бровях, язвительных репликах в адрес хозяина, в слишком ярко накрашенных губах, в тщательно расправленном трико.
Панталик собирал зрителей к фургончику.
— Спешите! Только сегодня! Одно представление! В вашем славном городе девочка-змея, прекрасная Зурлия! Не пропустите! Больше вы нигде такого не увидите! Торопитесь к нам!
В ярких лучах вечернего солнца блестящая ткань трико Валент мерцала и переливалась, словно змеиная чешуя — толпа восхищенно гудела, как растревоженный пчелиный рой.
Девушка не торопилась, медленно и плавно выполняла элементы номера, заводя публику загадочными улыбками, манящими взглядами: зрителей нужно было разогреть, как следует, чтобы в восторге орали и топали ногами, отвлекали Панталика.
Оставалось выбрать удобный момент, дернуть цепь, вырвать ее из рук хозяина и смешаться с людьми, а там — он никогда не поймает ее, не догонит! Она станет свободна! Немисс огромный город: спрятаться — раз плюнуть!
Валент широко улыбнулась, играя с публикой, развела в воздухе глубокий шпагат и накрутила на левую ногу цепь, заставляя ее сверкнуть богатым желтым цветом.
Вот он — решительный момент! Если упустит его — сгниет в своей клетке, уж Панталик постарается, он ненавидит ее, но пока она работает номер расстаться с ней не может, она — его денежный источник.
Девушка напрягла ногу…
— Эй, крошка, чего застыла?! Сделай еще так же ногами!
В нос Валент ударил резкий запах мужского пота, наполненный незнакомыми мускусными оттенками. Организм определил его, как опасный. Девушка смешалась, дернула ногой и уронила с нее цепь, мало того, она чуть не потеряла равновесие, чуть не упала, но в последний момент смогла изящно опустить тело на ковер, перетекла в следующую позицию.
Мужчина пах диким животным и Валент (а может, Клесс) сразу определила степень агрессии — он хотел обладать, кусать за шею, драть когтями и густой, слегка кислый запах окутывал, накрывал подушкой, сковывал движения, и вся кожа девушки пощипывала от него.
— Пусть проползет! — заорал кто-то рядом с источником опасного запаха.
— Нет! Пусть повертит ногами!
— А ты видал, как она ползет по-змеиному?! Вот и заткни чавкальник!
— Эх, я бы с такой поползал бы рядышком!
— Гы-гы-гы!
— Го-го-го!
Валент скомкала номер, она задыхалась, в ушах звенело, лицо горело. Мускус лез в ноздри, клубился в самой глубине ее сознания, как раз там, где затаилась Клесс — тварь, из-за которой рухнула жизнь.
«А ведь, она самка, — мелькнуло в голове. — Это она привлекла их! Наверное, она выделяет какие-нибудь особые вещества для этого. Она сорвала мне побег!»
От вспыхнувшей ненависти девушка едва не потеряла самообладание и снова замерла.
— Двигайся, сука! Еще давай! Хочешь денег?! Крути своим тощим задом!
Разнузданная толпа вопила в трех шагах от нее, угрожая заставить работать по-своему. Валент растерянно покосилась на Панталика, который тоже беспокойно дергался и дергал цепочку. На плече верещала обезьянка. Цепь дернулась еще раз — хозяин велел продолжать представление.
— Почтеннейшая и великодушная публика! — Панталик поднял руки вверх, успокаивая злобные крики. — Специально для вас, по вашим убедительным просьбам, Зурлия, необыкновенная девочка-змея повторит свой номер! Только для вас! Наслаждайтесь зрелищем, почтенные господа!
Панталика бесцеремонно и насмешливо перебили:
— Как ты сказал?! Девочка-змея? Девочка?! А неплохо бы проверить!
Валент торопилась выполнить все элементы своего выступления в который раз. Теперь она не улыбалась и не пыталась заигрывать с толпой: сама того не желая, она раздразнила гусей — уйти бы живой отсюда.
Девушка задыхалась от мускусной вони: смрад наползал на нее, словно туман, заполняя нос, глаза, тело. Скорей бы уйти в фургон и отдышаться. Но толпа ревела, требуя продолжения и по неписанным законам комедианты обязаны были выполнять требования зрителей, иначе пойдет дурная слава по всем большим городам и их нигде не будут пускать.
Крутанув в очередной раз короткое сальто, Валент тяжело отдышалась. Она устала, а их и не думали отпускать.
— А ну еще перевернись!
На ковер упала монетка, медный полудрахм.
— Эй, старик, твою девку я покупаю!
Панталик разволновался: мало того, что никто не бросил ни единой монеты за выступление, так еще и отнимут Зурлию! На что покупать новую рабыню? Ее еще найти надо будет, такую же гибкую, еще тренировать неизвестно сколько времени, кормить! Медный полудрахм! Даже не серебряный. Да на него свинью не купишь, не то, что рабыню! Это грабеж! Избавиться от Зурлии он собирался не раньше, чем через год.
— Почтенный господин, — поклонился Панталик. — К великому моему сожалению я вынужден отказаться от Ваших денег. Это моя дочь, я не могу ее продать. Прошу меня простить.
Руку с цепочкой он завел за спину и делал знаки Валент, чтобы уходила в фургон. В этот раз девушка послушалась беспрекословно своего хозяина, она уже испугалась, что он отдаст ее на потеху толпе. Тогда до утра ей не дожить, несмотря ни на какую городскую стражу. Уволокут в какое-нибудь укромное место, где не найдет ни один стражник.
Через несколько минут Панталик торопливо взобрался на край повозки и хлестнул лошадь, торопясь уехать скорей, пока охрана наводили порядок на рыночной площади. Остановил повозку только, когда стены Немисса остались далеко позади. Только тогда он нашел место для стоянки и тщательно запер клетку. Девушка была смертельно уставшая физически и сломлена морально — надежды на
не-очень. (хотя, должно быть, именно так должен выглядеть средневековый отец). Чуть не сожрали, но решили продать. В рабстве - тоже не курорт. Теперь еще и изнасиловать собираются. Может пора уже выпускать "собачонку, а"?!
это что за слово? Откуда? Жаргонизмы всегда должны соответствовать эпохе!) что-нибудь снова, уж он найдет способ заставить себе подчиняться! (Всё предложение тоже представляет собой некий штамп, по формуле: если Икс будет себя плохо вести, я его накажу!)
